– Если бы она имела лицензию врача, – продолжил второй, – это, конечно, в корне меняло бы дело.

– Разумеется, – отозвался третий старец. – В таком случае вы могли бы потребовать от неё уплаты налога. И притом немалого – если она действительно продала столько лекарства, сколько вы говорите.

Валнетти заскрежетал зубами.

– Но если её снадобье вытеснит с рынка все остальные, вы тоже много потеряете!

Повисла мучительная тишина, прежде чем первый судья снова заговорил.

– Однако он прав.

Второй тяжело вздохнул.

– Что ж, Валнетти. Выясните, откуда эта женщина; если она связана с какой-либо больницей или практикующим врачом, то, вероятно, мы могли бы принудить её зарегистрировать эту… как вы сказали?

– «Териаку».

– «Териака». Странное название.

– Но как мне узнать, откуда она?

– Дорогой друг, это же Венеция, – ответил третий судья. – Пусть за ней проследят.

* * *

Когда час спустя Фейра покинула дом Палладио, она была в таком приподнятом настроении благодаря удачному дню и встрече со своим прежним хозяином, что не заметила следившую за ней темную фигуру.

Вспоминая разговор с архитектором, она улыбалась в темноте, покачивая головой. Он совсем не изменился и был настолько одержим своей церковью, подробно рассказывая ей о каждой балке и подпорке, что даже забыл спросить, зачем она вернулась в Венецию да ещё в таком наряде.

Однако он признался ей, что временами его мучает сердце. Она дала ему коры белой ивы, которую достала из своего пояса, а также флакончик «Териаки». Фейра проследила, чтобы он выпил лекарство до конца. Она оставила его в прекрасном расположении духа, и он настоятельно приглашал её как-нибудь приехать на стройку. Она улыбнулась, зная, что не сделает этого никогда. Она ни за что не войдет в христианскую церковь. После всей лжи, которую она наговорила за неделю, прикрываясь именем чуждого ей Бога, она страшилась ужасной мести, если дерзнёт переступить порог Его дома.

Идя во тьме по улице в направлении Фондамента Нуове, она услышала шаги, эхом вторящие её собственным, и улыбка исчезла с её лица. Она поправила лошадиную маску и натянула капюшон. Может, ей померещилось, но вот снова послышались шаги, замедляясь, ускоряясь и останавливаясь вслед за ней.

Она меняла направление, петляя по улочкам, чтобы оторваться от преследователя, но он не отставал. Она проклинала себя за то, что решила зайти к Палладио. Разволновавшись, она повернула не туда и оказалась в узком переулке, окруженном тёмными, пугающими домами. Высоко на стене она увидела изображение Богоматери с младенцем в свете пламени свечей, мигающем, словно огни маяка.

Взглянув на картину, она резко остановилась. С тех пор, как она попала в город, подобные изображения встречались ей почти на каждом углу. Но глаза этой Богоматери не были обращены на Сына, протягивающего ручки к её сияющему лицу: эта икона относилась к более раннему периоду. Здесь Мать и Сын, с абсолютно одинаковыми лицами, только разного размера, с золотыми нимбами вокруг головы, смотрели прямо на неё, словно обвиняли в том, что она использовала имя Бога, которому не поклонялась.

Близилось возмездие.

Преследователь уже догнал её.

В ужасе она, наконец, обернулась и увидела в конце переулка темную фигуру, высокую, как нависшее дерево, и безликую под черной накидкой.

Он подошел к ней медленно, уверенный, что она никуда не денется. Легкий порыв ветра приподнял его капюшон, и страх сдавил ей горло. Неужели Смерть, все ещё блуждающая по городским улицам, пришла собрать дань для Христианского Бога?

Человек подошёл ближе. «Фейра Адалет бинт Тимурхан Мурад, – произнёс он на её родном языке. – Я давно ищу тебя».

Он сбросил капюшон.

Это был Такат Тюран.

Глава 35

Слова повисли в воздухе, словно трупы на виселице.