– Четыре всадника, – мысли Нурбану путались. Видимо, она имела в виду кольцо, которое отдала Фейре, и четырех коней, которые увезли её с Фароса.

– Нет, нет, они не придут сюда, – постаралась успокоить её Фейра.

– Да, да… Я вижу их! Они несут Смерть! – глаза цвета моря уставились в пустоту.

– Нет, они не придут, – попыталась убедить её Фейра. – Я вижу отсюда до самого Пера, и там только несколько кораблей. В комнате никого нет, у дверей тоже.

– Они идут не ко мне, – возразила умирающая. – Они направляются в Венецию! Великая скорбь направляется в Венецию. Они несутся галопом по морю, по белым гребням волн, хотя только один из них белый, а остальные – другой масти.

Фейра снова взглянула на кольцо, на миниатюрную гравировку. Один из коней был белого цвета. «Только один из них белый, а остальные – другой масти». Возможно, госпожа вовсе не бредила.

– Что они означают? Что несут эти кони? – спросила Фейра.

«Иди и смотри, иди и смотри, иди и смотри».

– Я здесь, госпожа, – придвинулась к ней как можно ближе Фейра.

Внезапно Нурбану села на ложе и заговорила с такой силой, словно её тело не было охвачено смертельным ядом: «И когда Агнец снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри! Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий, елея же и вина не повреждай!».

– Так написано. Так написано в Книге, – прошептала она, опускаясь на подушки.

Фейра заволновалась. Она так ничего и не узнала. Валиде-султан бросала слова на ветер. Скоро она не сможет говорить и тратит последние минуты на воспоминания о вине и елее?

– В какой книге? – переспросила Фейра.

– Я не читала её много лет. Мне не позволяли. Книга, Книга Книг. Там написано о Великой скорби. Иди и смотри иди и смотри иди и смотри.

Ее взгляд снова застыл, и Фейра поняла, что время Валиде-султан на исходе.

– Что я могу сделать? – задала она другой вопрос.

– Тимурхан везет первого коня, вороного коня, на своем корабле. Отправляйся с ним, помешай ему. За ним по пятам следует рыжий конь. Когда придет третий конь, белый конь – победитель, Вениция погибнет. Тогда бледный конь воцарится над всеми землями; он страшнее всех, он внушает ужас всем людям.

– Кто такой бледный конь?

– Смерть, – слово госпожи эхом разнеслось по безмолвному двору, оно казалось последним. Но затем Валиде-султан повернула голову на подушках и посмотрела Фейре в глаза.

– Я умру? – спросила она своим обычным голосом.

– Да, – слова застряли у Фейры в горле, словно огромный холодный камень, мешавший ей говорить, но она никогда не лгала своей госпоже.

– Будет больно? – жалобно, со страхом спросила Валиде-султан, будто она была маленькой девочкой, а Фейра – её матерью.

Фейра вспомнила сокола, которого накормила спорами варфоломейского дерева, и о том, что стало с птицей через два-три часа после заражения. Она подумала, какой станет Нурбану через час и каково ей будет, когда яд превратит её внутренности в кашу, как было с соколом. Сердце её ныло от боли, и напоследок она решилась солгать своей матери:

– Нет. Вы ничего не почувствуете.

* * *

Прошел час, и Фейра была уверена, что её госпожа мертва.

Глаза Валиде-султан были открыты и остекленели, кожа покрылась черными крапинками, словно синяками. Фейра закрыла госпоже глаза, голубые, как море – это море и то море, которое баюкало Венецию, а затем на цыпочках вышла из комнаты.

Она понимала, что пора звать врача, и спотыкаясь, направилась ко двору Фонтана омовений. Последний раз, когда она была здесь, её мир зиждился на прочном основании. Теперь же будущее Фейры было неопределенным, и она обрела и потеряла мать всего за несколько часов.

Девушка послала одного из черных евнухов за врачом. Когда тот пришел, он выглядел не намного лучше её бедной госпожи. Он посерел и дрожал в своем накренившемся тюрбане.

– Вижу, вы уже знаете, Учитель, что я скажу, – поклонилась ему Фейра.

– Фейра, это я тебе должен сказать: твой отец в опасности. Не дай ему уплыть, – ответил Хаджи Муса, посмотрев на неё так, словно заглянул в пропасть.

– Мой отец? Но я пришла сказать вам…, – она помедлила, – моя госпожа, она скончалась. Вы не знали?

Но он как будто не слышал её.

– Я и так сказал тебе слишком много. Не дай ему уплыть. Он везет опасный груз. Это погубит его.

Фейра замерла.

– Его груз? Какой груз везет мой отец?

Утрата, растерянность, бесконечные намеки и угрозы терзали ей сердце.

– Расскажите мне все – сейчас же, – резко потребовала она.

Ее учитель и наставник, великий Хаджи Муса, весь сжался перед ней и попятился.

– Я и так уже сказал слишком много, – промолвил он, зажимая рот руками. – Ты сказала, твоя госпожа при смерти?

– Она уже скончалась.

Новость, казалось, совсем не заинтересовала его, словно это было что-то пустое.

– Тогда, Фейра, иди домой – прямо сейчас. Тебя не должно быть здесь, когда её обнаружат. И увези отца, не позволяй ему выйти в море.

– Подождите!

– Я и так сказал слишком много. Я могу лишиться головы даже за одно это. Если же скажу больше, мне точно не жить, – сказал врач, торопясь уйти.

Фейра посмотрела ему вслед и почувствовала, что больше никогда не увидит его.

* * *

Не зная, что делать, она прошла через тихие дворы к дворцовым воротам. Её мать велела ей отправляться с Тимурханом в плаванье, а наставник убеждал ни в коем случае не позволять отцу ехать. И они оба упоминали его груз. Нурбану назвала его вороным конем, а Хаджи Муса предупредил, что он погубит отца. Внезапно Фейра почувствовала себя совсем ещё юной. Ей хотелось только одного – залезть на колени к отцу, потянуть его за бороду, как она делала в детстве, обо всем ему рассказать и спросить, что им делать.

Проходя мимо покоев султана, она услышала раскаты его громового голоса. Фейра ускорила шаг, как будто сам Мурад мог выскочить из своих покоев и сразить её за то, что она позволила его матери умереть. Если бы она прислушалась получше, если бы не торопилась так сильно, то наверняка узнала другой мужской голос. Султан беседовал с её отцом.

Глава 4

Вернувшись из провинции Маниса, чтобы заявить свои права на трон, он приказал задушить пятерых младших братьев, которых его отец прижил с другими женами. Путь к престолу был свободен; и теперь, в девятнадцать лет, молодой и решительный, не встретивший никакого сопротивления, он был готов, наконец-то, исполнить желание всей своей жизни.