— Оль, зайди в верстку, тебя просили. Оля! О чем думаешь?

— О замужестве, — вздохнула я.

Все повернули головы в мою сторону (мы помещались в двух небольших комнатках, где столы с компьютерами стояли впритык, а подоконники и шкафы были завалены книгами). Лариса, казалось, подпрыгнула на месте от любопытства.

— Неужели решила-таки спуститься на грешную землю? — весело поддела меня Мария Александровна. — И кто же он?

Поверишь ли, мне так захотелось все рассказать этим не очень близким мне людям! Я знаю, между собой они частенько обсуждали мое стародевичество, гадали, есть ли у меня любовник, расспрашивали Олега. Бывало, задавали неожиданные вопросы, желая проникнуть в мою личную жизнь. И теперь я их основательно заинтриговала. Однако, прекрасно понимая, что не имею права говорить о тебе, чтобы не навредить, я солгала:

— Бывший однокурсник.

Кого может заинтересовать бывший однокурсник? Однако вопросы посыпались как из рога изобилия.

— Чем занимается?

— Богат?

— Был женат?

— Разведен?

— Квартира есть?

— Машина?

— Дети?

И уже в конце:

— Как зовут?

Я ответила только на последний вопрос:

— Николай, — и звучание твоего имени пробудило во мне прежний трепет.

Я вспомнила, как спала, положив голову тебе на грудь, и твое дыхание укачивало меня как волны. Наверное, выражение моего лица в тот момент было весьма красноречиво, потому что Лариса перепрыгнула со своего стула на стул, стоявший возле меня, и, приблизив лицо, громким шепотом спросила:

— Ты уже спала с ним? Как он? Теперь такие мужики пошли…

— Восхитительно! — честно ответила я.

Да, верно, я выглядела неприлично довольной, иначе почему Лариса так позавидовала? А на ее лице читалась неприкрытая зависть.

— Ну так про нас не забудь. Ждем приглашений на свадьбу! — наставляла Аня Михайлова, оторвавшись от компьютера.

Я пожалела, что проговорилась. Как теперь избежать поздравлений, а то, чего доброго, и подарков? И как не ответить приглашением?

— Свадьбы не будет, — охладила я публику. — Просто распишемся, и все.

— Это вы зря, — покачала головой Мария Александровна. — Сколько раз замечала: если не по обряду — долго не живут вместе!

— Да нет же, наоборот! — возразила наша корректорша Ирина Петровна. — Стоит убухать кругленькую сумму в роскошную свадьбу, месяц — и, глядишь, разлетелись!

Тут поднялся спор, и внимание аудитории с моей персоны переключилось на животрепещущие вопросы. Я сделала вид, что работаю. Уткнулась в компьютер, открыла твой официальный сайт, чтобы взглянуть хотя бы на фотографию. Забывшись, долго созерцала твою обаятельную улыбку.

— Славный мужик! — раздалось у меня над ухом. — Поет чудесно, красивый, в свои сорок пять выглядит потрясающе. Как он мне нравится!

Это Аня потянулась за чайником, стоявшим на подоконнике, и загляделась в мой компьютер. Я почувствовала себя Штирлицем на грани провала. Хуже всего, однако, было то, что мое сообщение вызвало жадный интерес у Ларисы. Она подкараулила меня в курилке, когда я пошла в туалет, и набросилась с вопросом:

— Ну расскажи же, как у вас все?

— Что все? — не поняла я, погруженная в свои мысли.

— Он был женат или ждал тебя? — приготовилась Лариса к долгой беседе.

— Был, — невольно ответила я, отмахиваясь от дыма ее сигареты:

— Развелся или только обещает? Не верь, пока сама не увидишь в паспорте штамп!

— Развелся, — уныло ответила я и сделала движение к кабинкам.

— Штамп видела? — хищно поинтересовалась Лариса, хватая меня за рукав кофточки.

— Нет. — Я выдернула рукав.

— Проверь обязательно!

— Проверю, конечно, — пообещала я и скрылась за спасительной дверцей.

Язык мой — враг мой. Не так уж много и говорю, но если заговорю!.. Ты часто упрекаешь меня за это.

Зачем я только сболтнула о замужестве? Более того, когда вышла, я еще сообщила ожидающей меня Ларисе:

— Наверное, придется уйти с работы…

— Да ну! — опешила сотрудница. — Зачем?

Действительно, зачем?

И уже вечером, ужиная в одиночестве, я снова пережила сомнения. Милый мой, я обещала рассказать все, чтобы ты понял, почему я так поступаю. Да, я металась и терзалась, ища объяснения твоему предложению. Почему я? Ведь ты меня не любишь, не любишь… Да захоти ты, самые лучшие, самые юные, самые красивые, самые талантливые будут у твоих ног! И потом, зачем эта секретность? Ты не желаешь вводить меня в свой круг, знакомить с друзьями? Ты стыдишься меня? Тогда тем более: зачем?!

К ночи я уверилась, что это дурная шутка судьбы, временное помутнение рассудка и я — лишь случайная жертва… Мне стало так горько, что я проплакала полночи. Утром, совершенно обессиленная, я приняла решение отказать тебе…

А днем мне на работу позвонил Гошка и напросился на ужин. Я рисковала: что, как тебе придет в голову заглянуть к «невесте» до венчания? Но Гошка был необыкновенно настроен, с грустью вспоминал нашу давешнюю прогулку. Я неуверенно произнесла:

— Ну заходи, только ненадолго, ладно?

Весь день я пребывала в рассеянности, чем заслужила двусмысленные шуточки сотрудниц. А я думала, как позвоню тебе и откажусь от венчания. Какими словами? Как объясню? Мне так был нужен совет человека понимающего и участливого! Но, кроме тебя, его некому было дать, такой парадокс…

Гошка и впрямь переменился с той прогулки. Он будто повзрослел в одночасье. Притих, посерьезнел. Даже ел не так жадно, как обычно. Я тоже была не столь гостеприимна, как прежде. Думала о своем, налила гостю кофе вместо чая и придвинула пепельницу, хотя он бросил курить.

— Твои личные дела в порядке? — поинтересовался Гошка без тени насмешки.

— Да что ты! — махнула я рукой и чуть не заплакала.

Он не стал вдаваться в подробности, видя мою нестойкость. Пока я мыла посуду, Гошка ушел в комнату и подозрительно притих. Затем явился с растерянностью на лице:

— Оль, а где диски Краскова, я ни одного не нашел?

Я воровато опустила глаза.

— Ну, я… убрала их.

— Зачем?

— От девчонок. Они все меня пилят, что я зациклилась на Краскове. Вот, решила доставить им удовольствие. И портреты все убрала, как видишь.

Гошка в недоумении пожал плечами:

— Ну дай какой-нибудь альбомчик, я поставлю.

Я вытерла руки и полезла в свой тайник. Тут зазвонил городской телефон. Бросив все, я схватила трубку и съехала в кресло.

— Хельга, привет! — звонко раздалось из трубки. — Ты помнишь, что послезавтра суббота? Готовишься?

Гошка смотрел на меня с интересом, а я краснела, как девица на выданье. Промямлила в трубку:

— Да, конечно. Вы… ты приедешь?

— Нет, Хельга. Мы сейчас пишем, работы на сутки. Увидимся в субботу, хай?

— Хорошо.

Вот и отказала, вот и поговорили. Я ненавидела себя. Возможно, не будь здесь Гошки, я все же решилась бы на серьезный разговор. Однако ты так спешил, тебе вовсе не до меня было…

— Какой завтра день? — спросила я Гошку, который продолжал смотреть на меня с ревнивым интересом.

— Пятница.

— Как, уже? — оторопела я.

Казалось, назначенный срок не скоро и я успею все продумать и переменить. А ведь у меня даже платья подходящего нет! И головной убор нужен для венчания. Если это не фата, то что должно быть? Я и не заметила, что мысленно уже видела себя твоей невестой. Пересчитала наличность (конечно, мысленно, не на глазах же гостя это делать!), прикинула цены и что я могу купить на мои гроши. Я так погрузилась в себя, что не заметила, как Гошка вышел из комнаты, так и не поставив диск и не послушав твоих песен. Опомнилась, когда мой юный друг заглянул в комнату и сообщил:

— Я ушел.

— Постой! — виновато засуетилась я, выбегая в прихожую. — Ты не сердись, я расстроена слегка.

— Да уж… — пробормотал Гошка, поправляя мне выбившуюся прядь.

Глаза его были грустны, но я ничем не могла помочь. Сама запуталась, измучилась, нуждалась в помощи. Да, в любви все эгоисты… Гошка вздохнул и скрылся за дверью.

Пятница — короткий рабочий день. На всякий случай я перехватила денег у Марии Александровны и решила после работы пройтись по магазинам. Ты знаешь, для меня это всегда испытание, будь то продовольственные, тряпичные или хозяйственные магазины. Только в книжных я чувствую себя недурно, однако и там меня всегда угнетает несоответствие желаний и возможностей. Сколько всего издают сейчас! И все хочется. Даже теперь, когда я многое могу себе позволить, цены останавливают мой колоссальный аппетит. Теперь по магазинам ходит Лида, и даже если мне нужно выбрать что-то себе, я беру ее с собой, чтобы советоваться.

Я позвонила с работы Шурке, в школу. Ее долго искали, хотя занятия давно уже закончились.

— Шур, ты занята?

— Ой, сто лет не болтали! Давай вечерком созвонимся, ладно? У меня тут двоечники переписывают диктант. Еще надо проверить и оценки выставить…

Я набрала номер Катиного мобильника. Оказался отключенным. Попробовала звонить ей домой — тишина. Подумала, не попросить ли Ларису составить мне компанию для похода в магазин. Но тогда пришлось бы отвечать на ее нескромные вопросы. Нет, это выше моих сил. Отправилась одна, плохо представляя, что мне надо. Зайдя в торговый комплекс в Охотном ряду, побродила, удивляясь ценам. Скоро заболела голова, я стала задыхаться. Выбралась наверх, пошла по Тверской, понимая, что здесь мне и подавно не место.

И только дойдя до памятника Маяковскому и свернув на Садовую, я набрела на небольшой магазинчик, где нашла оригинальный костюм из светлого льна (хотелось все же светлого!). К костюмчику еще прилагался головной убор в виде аккуратной нитяной шапочки, украшенной льняными цветами. Цена, конечно, была для меня непосильной. Я отдала за костюм все, что у меня было, но того стоило! Приветливая девушка с бейджиком «Лена» проводила меня в примерочную кабинку, где я облачилась в стильные тряпочки и некоторое время изучала себя, чудесно изменившуюся. Спросила Лену:

— Как вы полагаете, в этом наряде можно выходить замуж?

Девушка если и удивилась вопросу, то не подала виду. Она улыбнулась и ответила:

— Вам идет, но я на вашем месте распустила бы волосы под шапочкой.

— Нельзя, я же в церковь иду.

— Тогда сделайте вот так.

Она уложила мои волосы в низкий узел, и шапочка легла идеально. Теперь стало очевидно, что костюм мне к лицу и к фигуре, и была в нем та степень торжественности, которая требовалась к случаю.

— Спасибо! — искренне поблагодарила я милую продавщицу.

Вернувшись домой, я и не помыслила об ужине. Чтобы назавтра лучше выглядеть, даже от зеленого чая отказалась. Приняла ванну с травами, вымыла со скрабом лицо и тело, ну и прочее. Весь вечер ждала почему-то, что ты позвонишь и еще раз напомнишь о завтрашнем событии, спросишь о готовности. Но никто не позвонил, даже Шурка, с которой мы уговорились поболтать. Я не знала, ставить ли мне будильник на семь часов. И конечно, поставила. «Что я делаю? Что я делаю?» — думала я, погружаясь в сон.

Ты приехал за мной в половине девятого, сославшись на пробки. Да, у нас в центре бывают пробки в это время, но сегодн суббота… Я готова была к восьми и все эти полчаса просидела, нарядная и в макияже, уставясь в одну точку. Когда последний проблеск надежды иссяк, ты позвонил в дверь.

— Ну что, страшно? — весело отреагировал ты на мою постную мину.

Я молча кивнула и прильнула к тебе в изнеможении. Ты бережно обнял меня и прошептал на ухо:

— Ничего не бойся, малыш. Я сам немного побаиваюсь. Ну так не к теще на блины едем.

Я все еще не верила в действительность происходящего. Однако мы сели в твою красивую машину и понеслись. Тогда я впервые познакомилась с твоей манерой вождения: не меньше ста, а на трассе и все двести километров в час. Но страшно не было: скорость почти не чувствовалась внутри машины. На удивление быстро мы выбрались на трассу, постояли только у Белорусского вокзала, и то чуть-чуть. Словом, никаких пробок не обнаружилось. Возможно, они рассосались уже…

Пока ехали по городу, ты был сосредоточен на дороге, а я решилась лишь спросить:

— Долго ехать?

— По трассе около часа, как повезет.

Я исподволь разглядывала тебя, страшно соскучившись. Ты был выбрит и свеж. Вел машину легко и свободно, что-то напевал себе под нос. Постепенно светлело, хотя небо, как всегда у нас в ноябре, было затянуто серой пеленой. Хотелось мороза, сверкающего снега, зимнего праздника. И вот наконец за пределами города показался чистый снег, и он засверкал в лучах восходящего солнца.