— Сколько ему лет? — спросила я тихо.

— Семьдесят два, — вздохнул ты.

Я знала, что одну из лучших своих баллад ты посвятил отцу, но не стала говорить об этом.

Мы еще пошептались, а потом принялись опять целоваться, весело и дурачась, и все это привело к новой волне желания. Но теперь я уже ничего не боялась, ласкала тебя, как только в мечтах было возможно. Ты чутко отвечал на все мои движения и порывы, а я, замирая и теряя власть над собой, успела подумать: «Нет, так не бывает! Это мне снится!»

Только под утро ты уснул, утомленный, но счастливый (помнишь, ты мне шептал: «Какой я счастливый с тобой!»?). Я прижималась щекой к твоей обнаженной груди и чувствовала блаженную пустоту и невесомость, будто нахожусь где-то между мирами. Это и не явь, но и не сон, какая-то фантастическая греза. Не было сил оторваться от тебя, расплести наши руки и ноги. Мне казалось, если я не буду слышать твоего дыхания, впитывать запах твоего тела, то тут же умру. И в этот момент в моей памяти всплыли слова: «…будут два одной плотью, так что они уже не двое, но одна плоть» и поразили вновь своей истинностью…

В полусне я слышала звонки твоего телефона. Ты осторожно высвободился из моих объятий и вышел, захватив телефон и одежду. Я снова уснула, а когда смогла не только глаза разлепить, но и подняться с подушки, было два часа дня. Я вскочила с кровати, почувствовав тревогу. Накинув на голое тело халатик, бросилась на кухню. Там было пусто, только чашка из-под кофе на столе. Метнулась в ванную — там тоже никого. Твоей куртки на вешалке в прихожей я не нашла. Ты ушел… Ушел, ничего не сказав, не оставив записки, не позвонив.

Я вспомнила, что телефон мой отключен с вечера, и воткнула штекер в розетку. Уходя в душ, я взяла трубку с собой — вдруг ты позвонишь… Почему, почему ты ушел сегодня, оставив меня одну? Как я буду теперь? Да, ты часто повторял: «Верь мне и жди».

Это не просто красивые слова, это жизненное руководство. Я соглашалась с тобой, но почему теперь веду себя как Хари из фильма «Солярис», когда она еще не очеловечилась. Я не могу без тебя!

Конечно, у меня сохранилась твоя визитка с номерами и в любой момент я могла позвонить, но почему-то не делала этого. Чутье подсказывало мне, что не надо звонить, ты не любишь… И потом, если ты не ответишь, я буду думать, что не захотел говорить именно со мной, ведь номер на дисплее определится. В общем, все сложно с телефоном. Я предпочитала всегда ждать, когда ты сам вспомнишь обо мне.

Телефон зазвонил, едва я вышла из душа и взялась за щетку для волос. Я схватила трубку, уронив при этом деревянную щетку.

— Привет. — Это Катя. — Я выезжаю, до встречи.

— Хорошо, — машинально ответила я, не понимая, о чем она говорит.

Ах да! Мы же договорились встретиться сегодня в четыре на нашем месте! Вернее, Катя дала команду. И Шурка туда придет. Что ж, это лучше, чем ждать твоего звонка и сходить с ума в пустой квартире.

Я поспешно приводила себя в порядок, наводила красоту, одевалась. Конечно, опаздывала, но ничего, девчонки подождут. Вспомнила, что не дала тебе ключи от квартиры. Как быть? И решила дверь не запирать. А код домофона ты знаешь.

Долго ждала троллейбуса, приехала в наше любимое кафе на Гоголевском бульваре с опозданием на двадцать пять минут. Катя выразительно посмотрела на часы. Они уже выпили по чашке кофе и съели по пирожному. Я заказала зеленый чай в белом чайнике и большой кусок торта, внезапно ощутив зверский голод. Шурка убежала курить, а когда она вернулась, Катя спросила меня в лоб:

— Так что ты там о замужестве говорила? Это шутка?

По дороге к месту встречи я продумала тактику разговора и свои ответы. Я не могу им лгать, но и не хочу их терять. Поэтому решила рассказать по возможности правду.

— Нет, не шутка. — И я показала обручальное кольцо, на которое они почему-то не обратили внимания. Или делали вид, что не видели.

— Когда же ты успела? — сдержанно спросила Катя, а Шурка только ахала и разглядывала кольцо.

— Вчера.

— И кто он? — не церемонясь, била в цель Катя.

— Красков.

Мои девушки умолкли, ожидая конца шутки.

— А если серьезно? — не выдержала Катя.

— Это серьезно.

— Ну хватит, мы оценили твой юмор. Так кто же он?

Мне стало тоскливо. Это был первый признак надвигающегося одиночества. Я уже стояла на границе моего и твоего мира, теряя понимание подруг.

— Девочки, послушайте меня. Я не свихнулась от своей мании, я не шучу и не разыгрываю вас. Я действительно вышла замуж за Краскова. Вчера мы обвенчались и расписались. Случилось чудо. Я вымолила его у небес…

По их лицам я видела, что они не знают, как воспринимать мои слова.

— Докажи! — потребовала, как всегда самая разумная из нас, Катя.

Я достала паспорт, который мне предстояло поменять в связи с новой фамилией, и показала штамп. Немая сцена. Я чуть не расплакалась — так мне было грустно от происходящего.

— А где он? — глупо спросила Шурка.

— Наверное, работает…

— Нет, пока не увижу вас вместе, не поверю, — пробормотала Катя.

Я пожала плечами, чувствуя, как между нами неотвратимо вырастает стена.

— Ну, расскажи же! — с энтузиазмом воскликнула Шурка, но и в энтузиазме ее слышалась фальшь.

— Как-нибудь потом, это долго.

Больше всего я боялась вопросов: где мы будем жить, планируем ли детей, будем ли принимать гостей (в частности их, моих подруг). Если бы я знала это сама! Я ничего не знала про завтрашний день. Предваряя все вопросы и видя разочарование на лицах подруг, я проговорила с чувством:

— Девочки! Я сама еще не пришла в себя. Все так неожиданно. Я его очень люблю, очень… И мне трудно пока говорить об этом.

Так что веселья у нас не получилось. Исчезла непринужденность и некоторая холостяцкая безбашенность, свойственная нашим прежним посиделкам. Мы обсудили фильмы, книги, телепередачи, повспоминали молодость и, как всегда, в очередной раз пообещав себе, что будем чаще встречаться, разбежались.

Я приехала домой и с трепетом открыла дверь в квартиру. Что бы я ни отдала в тот момент, чтобы увидеть тебя дома! Но, увы, все оставалось на своих местах, как было, когда я второпях убежала, и тишина. Мне показались бессмысленными и этот день, прожитый без тебя, и этот вечер, который предстояло провести в одиночестве. И я не знала, где ты и с кем.

Решив, что здоровее будет не ужинать вообще, я включила телевизор и бездумно уставилась на экран. Телефон молчал. Следовало пораньше лечь: завтра на работу. Обычно я с вечера готовила одежду на утро, гладила, подшивала, развешивала на плечиках. Теперь мне было безразлично, в чем я пойду. В какой-то призрачной надежде я не стала закрывать входную дверь на замок. Утомленная бессмысленным мельканием кадров, я задремала.

— Хельга, где ужин? Я голодный, как стая волков! — услышала я над ухом.

Не веря своему счастью, подпрыгнула и повисла у тебя на шее. Ты был еще в куртке, источал запах мороза и кожи. Я целовала твои губы, холодные щеки, руки.

— Не увиливай, — пошутил ты, высвобождаясь из моих объятий. — Есть хочу.

Я понеслась на кухню, сооружать тебе ужин. Взглянула на часы, висевшие на стене. Они показывали два ночи. Взялась размораживать мясо, но ты остановил меня:

— Что-нибудь попроще — валюсь с ног.

— Но не пельмени же?

— Пусть пельмени.

Я растерялась, но, пошарив в холодильнике, нашла еще свежие овощи и приготовила к пельменям вполне сносный салат. Умывшись, ты вышел к столу и положил передо мной какую-то коробочку.

— Это тебе. Мобильный телефон. Сегодня полдня пытался дозвониться сюда, все без толку. Теперь у тебя, как у людей, будет своя связь. Чтобы я не волновался.

Пока я накрывала на стол, ты вставил в аппарат симкарту и батарейку, показал полифонию, чтобы я выбрала звонок. Среди них оказалась мелодия твоей песни.

— Я ставлю тебе эту, чтобы знала, кто звонит. Остальные выбери сама. Могут быть разные мелодии, если хочешь, — объяснял ты.

Я хотела сказать, что больше никаких не нужно: кто мне еще будет звонить?

— И не забывай заряжать батарейку.

Ты поужинал и стал клевать носом. Я понеслась стелить постель. У тебя не было сил даже принять душ. Я смотрела, как ты раздеваешься, и не чувствовала никакой неловкости. Мне всегда нравилось смотреть на тебя, во что бы ты ни был одет или раздет вовсе. Ты не изменился за эти пять лет, что мы живем вместе, — кажется, время отступает перед тобой. Только кое-где в волосах пробивается седина. Шея стройная, как и прежде, фигура крепкая, без субтильности и рыхлости. Никаких признаков старения или дряблости.

Мне всегда нравилось, как ты одеваешься. Без богемной вычурности, просто, но стильно. Твоя слабость — хорошая обувь. Вот тут ты разборчив и не жалеешь денег.

— Обувь должна быть удобной и натуральной, — говоришь ты всякий раз, когда выкапываешь откуда-то невероятные ботинки из крокодиловой кожи или грубые мокасины из сыромятины.

Концертные костюмы — это отдельная история. Здесь ты используешь выдумку и фантазию. Мне приходилось помогать тебе в осуществлении одной идеи — подборке деталей, подгонке под нужный размер, поиске необходимых аксессуаров. Однако в последнее время ты выходишь на сцену в том, в чем ходишь в обычной жизни…

Итак, ты разделся и лег, не приглашая меня. Мне ведь предстояло вымыть посуду, навести порядок на кухне. Покуда ты не уснул, я решилась спросить:

— Завтра ты рано встаешь?

Ты открыл усталые глаза и, немного подумав, ответил:

— Часов в десять, не позже. Разбуди, если не встану.

— Я уйду на работу в девять, — сказала я, садясь возле тебя.

Ты нахмурился слегка:

— Подай заявление и возвращайся.

— Но… — хотела возразить я, однако тотчас умолкла.

Ты улыбнулся и, протянув руку, погладил меня по щеке:

— Кто же будет кормить меня завтраком по утрам?

Все сомнения рассеялись мгновенно. Я завела будильник на восемь часов, спать оставалось совсем немного. Когда я убралась на кухне и вернулась в комнату, ты уже мирно почивал при свете торшера. Я долго смотрела на тебя, как ты дышишь, как по-детски расслабил губы, как вздрагивают иногда твои веки, как тени падают на темные, небритые щеки. Мне было сладко и больно сознавать, что ты — мой… Мой супруг пред Богом. Я желала бы прилепиться к тебе навечно, чтобы только смерть разлучила нас… Прости меня, любимый, я не оправдала твоих ожиданий…

На работе меня встретили с тортом и шампанским. Я никак не ожидала торжественности и почувствовала укор совести. Это я должна была устроить праздничный стол и угостить коллег. Так у нас было принято в дни рождений. К чаю позвали Олега Сергеевича, он принес коробку бельгийского шоколада.

Пока народ суетился, доставая чашки и разрезая торт, Олег спросил вполголоса:

— Дождалась своего?

— Дождалась! — счастливо улыбнулась я и поцеловала обручальное кольцо.

Разлив шампанское по чашкам, Олег Сергеевич произнес краткую, но вразумительную речь:

— Каждый из нас мечтает о счастье. У человека одна жизнь, ее нельзя отредактировать и переписать. А мы торопимся, в спешке часто делаем ошибки и платим за них. Не слушая голоса судьбы, идем на поводу у страстей и в зрелости, оглядываясь назад, чувствуем себя банкротами. Прекрасная дама — виновница нашего торжества — ждала своего рыцаря, не растрачивая себя и не хватаясь за что попало. И это произошло. И пусть ожидание было долгим, сопряженным порой с отчаянием и усталостью, но оно дало свой результат. За тебя, Оленька, за твое семейное счастье, за осуществление мечты!

Дамы загалдели, высказывая пожелания, целуя меня и пожимая руки. Я была растрогана до слез. И сейчас я должна сказать, что уйду от них…

Когда волна восторга немного схлынула, Лариса подсела ко мне:

— Где вы будете жить? Ты к нему переедешь, или у него ничего нет? Ты познакомишь нас?

Я отодвинула ее и обратилась к публике:

— Дорогие коллеги, я хочу выпить за вас!

Олег разлил шампанское по капельке в каждую чашку.

— Спасибо вам, вы — часть моей жизни, — говорила я, волнуясь. — И тем не менее я ухожу от вас. Сегодня я напишу заявление об уходе.

Все умолкли в растерянности. Мария Александровна неодобрительно качала головой. Лариса вертела пальцем у виска.

— Ну что ж, — сказала Аня Михайлова, — должно быть, супруг состоятельный, обеспечит тебя.

Олег Сергеевич попросил меня в свой кабинет и вышел. Когда я явилась, он усадил меня на стул, сам сел в офисное кресло.

— Чудишь, старушка? Зачем тебе уходить? Нужен отпуск для медового месяца, отпущу. Зачем горячку пороть?