Стоит ли говорить, что почти весь концерт я слушала с мокрыми глазами. Твои лирические песни посвящались женщинам. Кто они, твои музы? Марина? Та женщина-режиссер? Верно уж не я. Своих следов я не находила в этих песнях. Да и что можно посвятить мне? Балладу о домохозяйке, искусно ваяющей борщ?

Вот и последняя песня. Тебе дружно подпевает весь зал. Ты убегаешь со сцены, а разгоряченная публика требует спеть на бис. Ты вновь появляешься и поешь одну из самых значительных своих баллад. Теперь уже действительно все. Я вижу, как ты устал. Твоя одежда промокла насквозь, хотя ты дважды за концерт менял костюмы. Голос охрип, ты едва держался на ногах. Мне хотелось поскорее оказаться рядом с тобой, оградить тебя от шума, суеты, от поклонников и всего прочего, но нас разделяла сцена.

Довольная публика постепенно расходилась, я же не знала, как мне быть. Где искать тебя? Или лучше подруг? Собиралась уже идти на поиски шубы, чтобы ехать домой, но тут из толпы вынырнул Миша.

— Прошу за мной! Сейчас поедем в студию, отметим.

— А Коля?

— Придется подождать. Вы с ним поедете?

— Да.

Миша провел меня в какое-то небольшое помещение возле гримерки, принес шубу, и я терпеливо ждала, когда ты выйдешь. Тебе несли цветы, в гримерку ломились безумного вида люди, но Миша оттеснял их с настойчивой вежливостью, граничащей с хамством:

— Простите, Николай устал, очень устал… Простите, я передам ему все, что пожелаете.

Постепенно он разогнал всех и с облегчением выдохнул:

— Уф! Теперь бы еще пройти сквозь строй, и можно расслабиться.

— Как это, сквозь строй? — спросила я.

— А вот там, на улице, толпа поклонников дожидается. — Миша ткнул куда-то в сторону выхода: — Девчонки и мальчишки в основном. С ними, конечно, проще, без церемоний. Но они и понаглее будут.

Ты наконец вышел в сопровождении ребят из группы. Вы были уставшие, но еще возбужденные. Обменивались замечаниями по поводу концерта, посмеивались над тем, что понятно было вам одним. Заметив меня, ты улыбнулся:

— Ну как, тебе понравилось?

— Да, очень, — серьезно ответила я. — Ты гений.

И я поцеловала тебя с благодарностью и восторгом.

— А? Слышали? — шутливо обратился ты к ребятам и обнял меня, увлекая к выходу.

— Красков! Красков! — обрушилось на нас, когда мы вышли.

Слава Богу, толпа поклонников держалась за турникетом, который выставили специально, чтобы оградить тебя. Восторженные девчонки и мальчишки тянули к тебе диски, журналы, билеты и просили автограф.

— Ручка есть? — спросил ты у меня.

Я достала из сумочки гелевую ручку. Хмурясь и сердясь, ты подписал несколько дисков и фотографий. В этот момент меня словно током дернуло: я наткнулась на кричащий взгляд больших серых глаз. Передо мной стоял Гошка. Он тоже держал в руке диск, но забыл про него, увидев меня и остолбенев. Я застонала и, не оглядываясь, поспешила к твоему «лексусу». Ты тоже не задержался, оставив ребят из группы принимать восхищение и стяжать лавры.

Забравшись в твою машину, мы медленно выехали из Кремля. Я никак не могла прийти в себя от неожиданной встречи. Ты, кажется, не заметил, что произошло за несколько секунд, пока раздавал автографы. Гошка появился как укор совести, как тень отца Гамлета. Меня трясло как в лихорадке. Теперь он все знает… Бедный мой Гошка! Я так виновата перед ним…

Всю дорогу мы молчали: я в своих покаянных мыслях, а ты от усталости. Ехать в студию, пить, веселиться совсем не хотелось. Будто прочитав мои мысли, ты сказал:

— Хорошо бы сейчас сразу домой, да?

— Давай поедем! — с готовностью согласилась я.

— Нельзя, ребята обидятся. Хочешь, отвезу тебя домой, а потом поеду в студию?

Я колебалась. Мне не хотелось оставаться одной. Но я предчувствовала, что, кроме мук ревности и усталости, вечеринка мне ничего не сулит.

— Ладно, поздно уже: мы далеко уехали, — сказала я нерешительно.

— Вернуться можно — дорога свободная.

Я пожала плечами:

— Ну, если ты настаиваешь…

Ты покосился на меня и хмыкнул, но поворачивать не стал.

В студии хозяйничали какие-то девицы — накрывали на стол, резали закуски и салаты. Они заверещали, когда ты появился на пороге, и немного притихли, завидев меня. Я тотчас пожалела, что приехала, но делать нечего. Даже взялась помогать с закусками, но ты махнул рукой:

— Брось, пусть девчонки возятся.

Ты сел на диванчик и закрыл глаза. Я не знала, куда себя девать. Народ постепенно съезжался, и я обрадовалась появлению Марины, как нерадивая школьница радуется звонку на перемену. Марина приветливо улыбнулась:

— Я полагала, вы домой уехали.

— Поздравляю вас, это был успех! — сказала я совершенно искренне.

— Но не мой, Николая.

— Ваш общий, — возразила я.

Тут Миша и молодой человек, который давеча стоял у сцены, внесли огромные охапки цветов.

— Коля, куда это? — спросил Миша, тяжело дыша.

Ты с трудом открыл глаза и слабо шевельнул пальцами:

— Раздай девчонкам.

Я с сожалением смотрела, как присутствующие женщины с энтузиазмом разбирают роскошные цветы. Марина выбрала чудесные розы и торжественно поднесла мне. Я жалко улыбнулась и поблагодарила. Себе она тоже выбрала неплохой букет, сунула в него нос и тотчас отдернула.

— Коля, это, кажется, тебе! — Скрипачка вынула из букета маленькую открытку и подала тебе.

Ты молча прочел содержание открытки, хмыкнул и порвал ее на кусочки.

— И что пишут? — поинтересовался Гера, но ты опять закрыл глаза и не ответил, только качнул головой.

Я тщательно изучила содержимое своего букета, но ничего постороннего не обнаружила.

Застолье началось, все пили, шутили, поздравляли тебя и себя, а я все не находила себе места: никак не могла забыть ту открытку. Говорить могла только с Мариной, поминутно ловила на себе любопытные взгляды суетящихся девиц.

— Кто они? — спросила у Марины, кивая в их сторону.

— Не знаю, — пожала плечами Марина. — То ли фанатки, то ли помощницы… Может, убирают здесь.

Я неприязненно разглядывала одну из девиц, длинноногую пышногрудую блондинку с длинными волосами. Марина поймала мой взгляд.

— У любого известного шоумена есть такое приданое — кордебалет, так сказать. Не обращайте внимания, они вам не опасны.

Ты действительно не замечал их, как не замечают официанток или другую прислугу. Приняв бокал и тарелку, только кивнул. Ребята произносили тосты за тебя и снова за тебя. Благодарили, говорили о твоем таланте, объяснялись тебе в любви. Потом ты поднялся и произнес свой тост:

— А я предлагаю выпить за наших близких, за тех, кто совершает подвиг, постоянно ожидая нас. Спасибо, родная. — И ты подошел ко мне и поцеловал на глазах у всех.

Гера тоже целовал свою жену, и кто-то еще из ребят. Я была взволнована до слез, но вдруг натолкнулась на осторожный, неодобрительный взгляд Марины. В голове моей забродили темные мысли, предположения, но не оформились до конца. Да что мне до Марины, когда я рядом с тобой, ты обнимаешь меня на глаза у всех и я таю от счастья. Пусть незаслуженно это, но я постараюсь быть такой, какой ты хочешь меня видеть…

В общем, все оказалось не так страшно. Нам даже позволили уехать пораньше — все видели, что ты едва держишься на ногах. За руль сел все тот же крепкий молодой человек. Я почти не пила во время застолья, не хотелось совершенно. Я уже говорила, что, когда ты был рядом, я теряла интерес к спиртному. Такой вот парадокс.

Дома ты принял душ, потом сразу же направился в спальню. Рухнул на постель, пробормотал:

— Малыш, разбуди завтра пораньше.

— Зачем? — удивилась я.

Мне казалось, после такого концерта как минимум неделя требуется для восстановления сил.

— Меня попросили летом организовать фестиваль фольклорной музыки. Надо будет до гастролей кое-какие дела провернуть.

Ты не дал себе отдыха даже перед долгим двухмесячным туром. Погрузился в новую деятельность.

К моему удивлению, она увлекла тебя основательно. Вернувшись из гастролей, после небольшого отдыха, ты целых две недели сидел в вологодских лесах, где проходил фестиваль фольклорной музыки. Если ты чем-то увлекался, то увлекался всерьез. Ты читал странные книжки по славянской мифологии, распечатки подозрительного свойства с маловразумительным текстом, слушал этническую музыку.

Ты так увлекся, что однажды я испугалась: а не попал ли ты в подобие секты? Для каких-нибудь сайентологов ты был бы лакомой добычей.

Конечно, я тоже пыталась в этом разобраться, но так и не разобралась. Как направление в музыке этника интересна, но читать всякие мистификации в духе фэнтези (а именно к ним сводятся, на мой взгляд, нынешние изыскания в области славянской мифологии) было выше моих сил. Опять мы не совпали. Возможно, если бы ты взял меня с собой на фестиваль, я что-нибудь и поняла, но ты не взял.


Так прошел еще один год нашего супружества. Для меня он был мало чем примечательным. Я молчала и ждала. Марина уезжала на полгода в Италию, там играла в оркестре русскую классику. У Насти родилась девочка. Подруги жили своей насыщенной жизнью, а я ждала. Ждала твоих звонков, ждала твоего возвращения с гастролей, потом с фестиваля, потом из путешествия. Ты возвращался, отлеживался, отсыпался и вновь устремлялся в большой мир. С новой программой ты объехал полстраны, другую половину планировал освоить на следующий год.

Однажды ты получил по электронной почте сообщение из Норвегии: у тебя родилась внучка.

— Да-а… — задумчиво разглядывал ты в компьютере фотографию младенца. — Вот я и стал дедом…

Я видела, что ты болезненно переживаешь переход в новый статус.

— Что тут такого? — силилась взбодрить тебя. — Многие гораздо раньше становятся бабушками и дедушками. Кого это сейчас пугает? Теперь бабушки и дедушки сами благополучно рожают в своем возрасте.

Ты посмотрел на меня отрешенным взглядом и ничего не сказал. Потом я поняла, что происходит с тобой. Ты всегда выглядел необыкновенно молодо, хотя ничего не делал для этого. Бывало, когда тебя упрекали за отход от рок-музыки, ты смеялся:

— Всему свое время.

Старички рокеры, поющие о том же, о чем пели двадцать — тридцать лет назад, вызывали у тебя сожаление. Это не про тебя.

Теперь ты глубоко задумался о возрасте. Что дальше? Эстрада безжалостна, она вышвыривает отработанный материал без всяких сантиментов. Да, всему свое время. Ты почувствовал, что твое время истекает. И вовсе не потому, что ты не востребован. Силы и ресурсы небесконечны. Здоровье не железное. Эстрада безжалостна к старости, тут не спасают никакие новомодные средства омоложения. И хотя тебе до старости было далеко, ты запаниковал. Время уходит, уходит, и это только первый звонок…

Мои увещевания ты оставил без внимания.

— Ты должен беречься, хоть немного, — говорила я. — Зачем столько работать?

— Я хочу построить дом для нас, — отвечал ты. — Мне нужно выпустить новый альбом. Деньги нужны.

— Здоровье дороже, — ворчала я, зная, что бесполезно.

Ты снова уехал, и все пошло по заведенному кругу. У тебя был изматывающий график гастролей и концертов, и дело вовсе не в деньгах. Ты спешил, тебя подгоняло время. Столько еще хотелось сделать. Ты просто кипел идеями! Постепенно ты стал бережнее расходовать силы, почти перестал пить, освоил дыхательные упражнения по системе йогов. Тебе нужны были физические силы, хорошее здоровье, чтобы исполнить все намеченное.

Я немного успокоилась и смирилась с постоянной разлукой. Пила только когда одиночество делалось вконец невыносимым. Я старела куда быстрее, чем ты, и приходила в отчаяние. С тоской думала о ребенке, но после рождения твоей внучки можно было похоронить последние надежды. И даже если бы решилась, то надо все-таки иметь возможность забеременеть. Я же видела тебя несколько раз в году, а уж о близости нашей и говорить нечего…

Нет, мне не на что было жаловаться. Ты по-прежнему был со мной нежен, добр, по-отечески насмешлив, но как мало этого! Просто по пальцам можно пересчитать наши ночи! Чаще бывало, что ты, вернувшись домой, валился от усталости и спал, спал. Я не решалась нарушить твой сон, берегла твой покой.

И вот однажды поняла, что уже несколько месяцев у нас не было близости, и встревожилась. Теперь-то я знаю, почему ты не нуждался в моей любви, а тогда подумала, что ты устаешь, изматываешься и сил ни на что нет. Берегла тебя.

А в твоей жизни появилась она.

Очередной Новый год мы встречали с гостями: ты пригласил ребят из группы с женами и подругами. Накануне ты настаивал ехать в студию и там отмечать праздник. Я наотрез отказалась, предложив компромиссный вариант: ребята приезжают к нам. Ты помолчал, подумал и согласился, но мне почудилось, что как-то поник, потускнел.