— А эти веды, почему про них ничего не известно науке? — спросила я Мирослава.

— Наука о многом умалчивает, — уклончиво ответил он, а я сделала свой вывод.

Наверное, это все же мистификация. Красивая сказка в стиле фэнтези. Я ведь училась в университете на русском отделении, знала бы. Однако не стала расстраивать Мирослава: сам во всем разберется.

Он с увлечением продолжал рассказывать о магических способностях ариев, пришедших из космоса с девятым (божественным) духовным уровнем, но утратившим его в результате насильственного крещения. Вернуться к прежнему уровню невозможно, но нужно стремиться к духовному совершенствованию в гармонии с природой. У древних славян-ариев была уникальная образная руническая письменность, которая тоже давно утрачена. Мирослав рисовал на песке солярные и рунические знаки, объяснял их значение, а я узнавала те узоры, которые вышивала тебе по твоим рисункам на сценическом костюме. Мне снова сделалось тревожно: опять повеяло духом сектантства.

Впрочем, я зря боялась. Ты всегда был человеком с независимым образом мыслей и твердо стоял на ногах. Ты мог увлекаться чрезвычайно, доходить до самой сути, чтобы потом перейти к другому предмету и так же изучить его до йот. Что же тогда привело тебя в «Святояр»? Ответ на поверхности: она.

— Мне нужно в Колоколушу, — сказала я, обрывая беднягу Мирослава на полуслове.

Он поднялся с песка (мы сидели на берегу озера, в сторонке от лагеря), отряхнулся и сказал:

— Я провожу вас.

Я хотела отказаться от этой чести, но посмотрела на него, красивого, солнечного, светлого, и — промолчала. До сих пор не понимаю, что заставило этого юного ария-полубога возиться со мной, незнакомой, далеко не юной женщиной. Наверное, то же, что и Гошку… Не знаю. Вербовать меня он явно не собирался.

Не озаботившись прикрыть рубахой загорелый торс, Мирослав вывел меня к широкой проселочной дороге. Она ничем не напоминала узенькую тропку в лесу, по которой я шла в лагерь.

— Дорога вполне проезжая, но я не вижу машин, — высказала я свои соображения вслух.

— Правилами запрещено приезжать сюда на машинах, — ответил Мирослав.

Логично. Какое же единение с природой, если будут шуметь и дымить искусственные механизмы?

— Ну да, назад, в пещеры, — пробормотала я.

— Это не так, — серьезно возразил Мирослав. — Вы верите в прогресс?

— Не знаю, — честно ответила я. — Больше нет, чем да.

— Вот видите.

— А что такое джамбеи? — спросила я, вспомнив объявление на стенде.

— Маленькие африканские барабаны.

— А как сюда попали африканские барабаны? — удивилась я.

Мирослав сорвал два стебля зеленого иван-чая, чтобы отмахиваться от комаров, один протянул мне.

— У нас приветствуются любые этнические инструменты, будь то варган или жалейка.

Он рассказал о том, что в лагере постоянно звучит музыка. Я смогу наглядно убедиться в этом вечером, когда зажгут костры. И на фестиваль привозят самые редкие, необычные инструменты.

Так, переговариваясь, мы дошли до Колоколуши, которая оказалась большим селом со школой, гостиницей и даже супермаркетом, больше похожим на сельпо. На полуголого Мирослава никто не обращал внимания, и я поняла, что народ здесь привычный ко всякому. Юноша привел меня к деревянной гостинице:

— Вам сюда?

Я кивнула и в ожидании посмотрела на него. Мирослав помялся некоторое время. Чего он ждал? Что я позову его к себе? Знал бы он…

— Увидимся! — помогла ему я.

— На концерте?

— Я приду еще в лагерь. Мне интересно.

— Приходите к обеду! — Мирослав махнул рукой и отправился назад, помахивая веточкой иван-чая.

Фу-у! Стоять под окнами гостиницы, в которой, возможно, сейчас находишься ты, — это крайняя неосторожность! Да еще с молодым парнем!

— Вы с фестиваля? — раздалось рядом, и я увидела женщину среднего возраста — скорее всего администратора гостиницы. — А ваши все уехали на раскоп.

— Какой раскоп? — спросила я, чтобы только сказать что-нибудь.

— Да у нас тут копают, древнее поселение, что ли. Вы из какого номера?

— Я не в гостинице остановилась, — смешалась я, а женщина понимающе кивнула:

— В «Святояре», значит. — И без всякого перехода: — Хотите чаю? Я заварила только что хороший, меня ваши угостили.

Я согласилась вопреки желанию. Раз уж играть в Следопыта, то до конца. От администраторши я могла узнать что-нибудь важное.

— Меня зовут Ириной, — представилась она, когда мы уселись в ее небольшой комнатке за казенным столом.

Ирина достала симпатичные, вполне домашнего вида чашки, разлила чай. Я отвыкла от черного чая, но пила с забытым удовольствием. Ирина с любопытством разглядывала меня, угощая печеньем и конфетами.

— Вы знаете, у нас разный народ бывает: приезжают в «Святояр», на фестиваль. Много всякого повидали. Но вот такие знаменитости, как Красков, не часто бывают. Ой, он мне так нравится! Я когда его вижу, в улыбке расплываюсь и как дура смотрю и насмотреться не могу. Как он поет! Я вообще-то люблю народные песни, душевные, «Золотое кольцо», например. Но Краскова обожаю!

Я слушала, поддакивала, улыбалась в ответ, пока она не спросила:

— Не знаете, он женат? Я спрашиваю у всех, никто толком ничего не говорит. Вроде женат был на актрисе, этой, как ее… Не важно. Так женат?

— Женат, — ответила я, но не стала распространяться.

Ирина подвинулась поближе:

— Тут он с девушкой из ансамбля «Коловрат» чаще всего ходит. Вот я и подумала: не с ней ли он теперь живет?

Я собралась с силами и изобразила безразличие. Пожала плечами:

— Не знаю, не интересуюсь.

— А что, они неплохо смотрятся, — рассуждала безжалостная Ирина. — Как вам кажется?

Я опять пожала плечами.

Вот и услышала что хотела. Меня будто иглой пронзила боль. Девушка из ансамбля «Коловрат» — это она! Это она крадет у меня тебя! Могу ли я соперничать с девушкой? Мне тридцать восемь лет…

Тут Ирину отвлекли постояльцы, и я под этим предлогом сбежала, поблагодарив ее за чай. Куда же мне теперь идти? Что делать дальше? Мир потемнел, сердце разрывалось от боли. Но опять — как живуч человек! — в глубине души трепетал последний отголосок надежды. А что, если они просто сдружились на почве этнической музыки? И нет никакого обмана, измены? Я знаю, что в ревности человек становится сумасшедшим и все видится ему в другом свете. Надо знать точно, надо увидеть… Что увидеть? Сам факт измены? Постоять со свечой? Ужас, что мне приходит в голову.

Так думала я, несясь куда-то по селу и привлекая к себе внимание. Нет, раз уж я приехала, чтобы увидеть ее, значит, увижу. Я остановилась на краю села, неожиданно наткнувшись на полукруглую сцену, сколоченную из досок. Какие-то люди копошились возле нее, тянули шнуры, кабели, устанавливали стойку микрофона. Рядом стояли автобусы, служившие, видимо, гримерками и костюмерными. Поодаль толпились зеваки. Я не знала, который час, — этот день мне казался бесконечным. Но, судя по приготовлениям, скоро ожидался концерт. И тут я увидела тебя.

Ты выглядел весьма эффектно: в черной майке с бисерным кругом на груди (как я исколола пальцы, пока вышивала его!), в индийском платке, повязанном назад, как бандана, в черных кожаных штанах и мокасинах. Невероятно помолодевший, красивый, мужественный, ты стоял у автобуса и разговаривал с какими-то людьми. Все это я наблюдала из кустов, куда нырнула инстинктивно. Было чувство, будто подглядываю в замочную скважину. Скверно. Из чувства неловкости я собралась было уйти, но тут в дверях автобуса показалась девушка в русском костюме, и я застыла на месте. Девушка подала тебе руку, сказала что-то с улыбкой. Ты улыбнулся в ответ и кивнул.

О Да, твоя лесная нимфа была чудо как хороша! Густые русые волосы сплетены в косу, на лице сквозь красивый загар проглядывал здоровый румянец, глаза ясные, большие. Стройная, но не худая, все при ней. Плавной грацией, ясными глазами она напомнила мне Настю. Ты всегда любил красивых женщин…

Господи, помоги! Передо мной все расплылось, я не понимала, что происходит, но на миг утратила способность видеть и понимать. Это было похоже на обморок. Не хватало еще свалиться здесь замертво. Хорошо, если найдут, а если нет? В любом случае ты не должен был знать, что я здесь и слежу за тобой. И еще… Вы были такие беззаботные и счастливые! Мне казалось, я чувствую исходящие от вас флюиды. Вам никто не был нужен, а уж я-то и подавно здесь лишняя.

От невыносимой душевной боли я перегнулась пополам. Только бы меня не увидели! Ты взял за руку свою нимфу и повел куда-то за автобусы. Там зарычал мотор, и немного погодя выехала машина отечественного производства. За рулем сидел ты, а рядом — она. Вы уезжали куда-то в сторону гостиницы. Из открытого окна до меня долетели твои слова:

— Обед… концерт…

Машина скрылась из виду, и я побрела куда глаза глядят. Они никуда не глядели, и скоро я уперлась в дерево. Ткнулась лицом в жесткую кору и заплакала. Что мне делать теперь? Я видела ее. Ехать домой? А где мой дом? У меня нет мужа, а значит, нет дома. Она отняла…

Я забралась куда-то в глубь леса, не боясь заблудиться. Сколько проплутала по лесу, не знаю. Кажется, часа два, не меньше. И что удивительно, не заблудилась. Верно, включились защитные силы организма и действовали независимо от меня. Интуитивно я вышла снова на прежнее место, к сцене. На поляне к тому времени уже собрался народ, на сцене плясал и пел русский хор. Я поискала себе место среди сидящих на траве людей, поближе к выступающим. Однако ближе подобраться не удавалось, так как первые «ряды», как и положено, занимали VIP-зрители — участники фестиваля. Обойдя толпу по флангу, я решительно сунулась в первые ряды. Терять мне было нечего. Чтобы не быть узнанной тобой, я завесила лицо волосами. Соседи немного потеснились, освобождая мне место, и я слилась с публикой. Узнать меня в толпе ты уже не сможешь.

Русский хор сменился другим этническим коллективом. Артисты были причудливо наряжены в шкуры и хвосты, прически их тоже напоминали о доисторических временах. Да и танцы вполне соответствовали. Впрочем, пещерные люди изрядно завели публику своей животной энергией, многие повскакивали и запрыгали в первобытном восторге. После них выходили похожие как близнецы группы с барабанами всех сортов и в костюмах неведомых народностей, плясали шаманские пляски и завывали. Я с нетерпением ждала твоего появления на сцене. Однако она вышла раньше.

Объявили группу «Коловрат», у меня подпрыгнуло сердце. Музыканты заняли свои места, подключили инструменты (все струнные были с электрическим звучанием). Запел рожок. К нему прибавились какие-то дудки, флейта, шаманские барабаны (я подумала почему-то, что это и есть джам-беи), и на сцену выплыла она. Да, у твоей нимфы голос был сильный и звонкий. Даже грохнувшие электрогитары и ударные не перекрыли его звучание. Она пела как птица, легко, свободно, весело. В этот миг я понимала тебя, твое увлечение. В нее нельзя было не влюбиться…

«Коловрат» исполнил несколько песен под бешеные аплодисменты и восторженный свист. Где ты? — подумала я. Любуешься ею из своего уголка или готовишься к выступлению? Я посмотрела по сторонам и увидела тебя. Непонятно, почему раньше не заметила. Ты сидел прямо напротив сцены и не отрывал глаз от нее. Какой это был взгляд! На меня ты так никогда не смотрел. Этого взгляда было достаточно, чтобы понять все, но вы ничего не боялись…

«Коловрат» завершил свою программу, ты вскочил с места и поднес солистке неведомо откуда взявшийся букет роскошных цветов. Она ласково смотрела на тебя и улыбалась. Какая мука наблюдать это! Я кусала губы, чтобы не стонать. Что ж, сама обрекла себя на нечеловеческую пытку.

Твое выступление завершало концерт. На сцену поднялись незнакомые музыканты и проверили инструменты, микрофон: ты не терпел плохого звука. Твое место перед сценой заняла она.

Я следила за вами, как дотошный сыщик, уже не задумываясь о том, что подглядываю в замочную скважину. В этом было что-то отчаянное, последнее. Ты пел замечательно, вдохновенно, но меня поразило не это. Я услышала новую песню. Песню, в которой жил пленительный образ своенравной, соблазнительной юной красавицы. И пел ты для нее. Принимая шквал аплодисментов, ты подошел к самому краю сцены и сделал едва уловимый жест. Жест, который — я уверена — никто, кроме нас троих, не заметил: движение бедрами вперед, адресованное ей. Я невольно залилась краской стыда. За тебя и за себя.

Тебя долго не отпускали со сцены, требовали петь еще и еще, выкрикивали названия известных песен, пока ты не пообещал выступить завтра, перед закрытием фестиваля. Зрители стали разбредаться. Большая часть публики направилась к лесу. Ты, кажется, скрылся в автобусе. Где же она?