Виктор зажег неяркий свет на кухне, включил какую-то ненавязчивую, приятную музыку, предложил поужинать. Я отказалась, хотя понимала, что он голоден, но при мне постесняется есть. Однако ошиблась. Виктор спокойно достал какой-то лоток из морозилки и засунул в микроволновку.

— Ничего особенного, но все-таки отведайте.

Я решительно отказалась, а он взялся за вилку, чтобы поужинать без сотрапезника, пока я разглядываю книги на полках в коридорчике. Потом, как и следовало по сценарию, появилось вино, тонкие бокалы, свечи. Надо отдать должное Виктору, он соблазнял умело. Уже через каких-то полчаса мы, оказавшись в комнате с тяжелыми драпировками на окнах и напольными светильниками, планомерно приближались к большой кровати, устроенной в глубокой нише. Я нарочно много пила, и даже опьянела слегка, что редко со мной случалось. Все шло как надо. Виктор был настойчив, и вот мы уже лежали почти без преград между нами. Он целовал меня, а я силилась вообразить на его месте тебя…

Мой хороший, я знаю, это стыдно. Да и не вышло у меня ничего. В самый ответственный момент я с силой оттолкнула разгоряченного мужчину и вскочила с кровати. Собирая одежду и роняя слезы стыда, я глупо бормотала извинения. Не помню, отвечал ли мне что-нибудь Виктор, но я не хотела бы оказаться на его месте в этот момент. Кое-как заколов волосы и набросив пальто, я выскочила на улицу. Пробежала между домами на большую магистраль и подняла руку. В лицо дул отвратительный сырой ветер с дождем, под ногами что-то хлюпало. В душе было омерзение к себе, чувство гадливости, нечистоты.

Дома я первым делом залезла в душ. Долго стояла под горячей водой и терла себя мочалкой с душистым гелем. После забралась в постель и думала о тебе, плакала, слушая твои песни из последнего альбома. Господь сжалился надо мной. Он послал мне сон о тебе. Ты приснился мне веселый, близкий. Совсем родной. Ты отправлялся куда-то на Восток, а я просила взять меня с собой. Ты будто бы отвечал:

— Зачем? Там жара, мухи. Тебе будет тяжело.

А я обижалась:

— Опять ты не берешь меня с собой!

Помнишь, когда ты собирался на Тибет, я сказала, что мне это уже снилось. Сон сбылся…

Когда утром другого дня зазвонил телефон, я не спешила брать трубку. Однако звонок не умолкал, и я не вынесла.

— Ты что, спишь до сих пор? — спросила Катя. Я и не сомневалась, что это она с проверкой.

— Нет, была в душе, — зачем-то солгала я.

— Ну как? — прямо в лоб спросила подруга.

— Фильм потрясающий! Жаль, что вы не пошли, — изобразила я дурочку.

— Знаю, видела. Я не о том спрашиваю, ты же понимаешь, — не купилась на мою хитрость Катя.

— О чем? — попыталась я еще немного оттянуть объяснение.

— Ты была у Виктора?

— Была, — после некоторой паузы ответила я.

Катя молчала, ожидая продолжения. Не дождавшись, подала голос:

— И?..

Кажется, она наконец поняла, что дошла до границы, за которую заходить по меньшей мере бестактно. Чтобы не мучить подругу, я ответила честно:

— Кать, я не смогла. Убежала.

— Что так? — холодно спросила подруга. — Не понравился? Мне казалось, он в твоем вкусе.

— Дело вовсе не в нем, дело во мне. — Я все же начала оправдываться, хотя твердо решила этого не допускать.

— А еще точнее, в твоей мании, — безжалостно дополнила она. — Тебе лечиться надо, мать.

— Наверное, — жалко пробормотала я. — Как, скажи?

— Мне показалось, я нашла верный способ. Но сама видишь… — Катя не желала входить в мое положение. Она продолжила еще более жестко: — Сейчас такое время, что человек с неудачной судьбой, неуспешный, кажется подозрительным. С такими не делают дела, таких сторонятся. И это правильно. Каждый заслуживает своей судьбы. Если ты не способен устроить свою жизнь, то какой из тебя руководитель или партнер? Как неприлично в наше время иметь плохие зубы и скверно одеваться, так же неприлично быть несчастным, одиноким. Человек сам виноват в своей судьбе, поверь мне. И ты — наглядный тому пример.

Я слушала и не верила своим ушам. Обида захлестывала меня, но я почему-то не прерывала подругу.

— С тобой становится скучно. Ты неинтересна, понимаешь? — продолжала добивать меня Катя. — Все живут худо-бедно в одном мире, а ты — в своем. Туда нет доступа никому, да ты и не пускаешь. Кому это может быть интересно, кроме тебя? Все живут, а ты не живешь, и говорить с тобой не о чем. Так что извини, но ты сама виновата во всем.

— Да, — ответила я сухо. — Ты права. Тебе не стоит тратить на меня время. Пока.

Я положила трубку и расплакалась. Да, Катя тысячу раз права. Я не живу, я никому не интересна только потому, что сама так захотела. Признаюсь, не в первый уже раз мелькнула в моей голове мысль об уходе из жизни. Останавливало только, что, пока ты живешь на земле, есть смысл и в моей жизни. Где-то глубоко все-таки теплилась нелепая, ничем не обоснованная, — безумная надежда. Теперь же я вновь ощутила, что все бессмысленно. Грех, что говорить, страшный грех, помышлять о смерти, но я подошла к самому краю. Еще добавилась Катина жестокость… Да, пора было с этим покончить!

Весь день я слушала твои песни, смотрела все видеозаписи, какие у меня были собраны. Читала вырезки из журналов, интервью и репортажи. В свое время много писали о твоей романтической семейной истории. О том, как ты завоевывал свою будущую жену, известную актрису, как два года приучал к мысли, что она достанется только тебе. Имели место и лазанья на балконы во втором этаже, и море цветов, которыми ты заваливал Наташу, и песни, которые посвящались ей, и признание в любви на всю страну с экрана телевизора, и множество других безумств. Это все было красиво и так похоже на тебя. И не имело ни малейшего отношения ко мне. Это было в другом измерении, на другой планете… А я нарушаю две из десяти заповедей, возжелав чужого мужа и творя кумира.

Твой официальный сайт в Интернете теперь был изучен мной до йот, все записи в гостевой книге, все новости были прочитаны неоднократно, все пополнения жадно отслеживались. Да, я, наверное, и впрямь походила на маньяка в своей безумной любви. И вот в сей трагический для меня момент страшного решения я открыла твой сайт и посмотрела новости. Невольно вздрогнула, когда прочла, что именно сегодня ты поешь в ночном клубе «Держава» в девять вечера. Искушение казалось мне не по силам. Пойти, в последний раз послушать тебя и потом…

Я снова вздрогнула, только теперь от телефонного звонка. Это был Гошка. Веришь или нет, но он, который не звонил мне едва ли не месяц, рискнул объявиться, чтобы пригласить меня на твой концерт в «Державе»! Судьба нарочно испытывала меня и вела к пропасти.

— Я уже взял билеты, так что назад дороги нет! — безапелляционно сообщил мой юный друг.

Я собрала в кулак всю свою волю, все свое мужество и твердо ответила:

— Нет, Гош, я не пойду.

Он даже на миг умолк, потом пробормотал:

— Но завтра же у тебя выходной…

— Ты прекрасно знаешь, что я не хожу на клубные концерты, — жестко напомнила я, чтобы не длить диалог.

Гошка вновь пробормотал нечто невразумительное и бросил трубку. Сердце мое сжалось: мне не хотелось обижать парнишку, он хороший. И он ни в чем не виноват. Я механически мыла посуду, пылесосила, закладывала в машину белье. Даже что-то приготовила из еды совершенно на автомате. И не зря. Внезапно явился Гошка. Так сказать, во плоти.

— Я не пойду! — сразу же выпалила я, силясь не разреветься.

Гошка принюхался и спросил:

— А пожрать в этом доме дают? С утра только хачапури зажевал.

Что делать, я принялась кормить голодного журналиста. Пока он ел, я еще раз впала в искушение. Увидеть тебя сегодня! Да не на огромной сцене, издалека, а совсем рядом. Как в первый раз… Если бы Гошка взялся меня уговаривать, то, возможно, достиг бы цели. Однако мой гость насытился, поделился новостями и — ни слова о концерте! Так тому и быть, подумала я.

Гошка достал билет и положил на стол.

— Зачем это? — хмуро спросила я.

— Концерт в десять; если надумаешь, приезжай.

— Отдай кому-нибудь еще. Неужели не найдешь, с кем пойти? — Я хотела окончательно сжечь мосты.

Гошка натянул косуху и тяжко вздохнул:

— Похоже, один буду оттягиваться.

Он постоял еще, умоляюще взирая на меня и ожидая чего-то. Я вытолкала парня в коридор и захлопнула дверь. Билет так и остался лежать на столе.

Что я пережила в следующие три часа, не могу тебе передать. Рука не поднялась выбросить билет, поэтому я немыслимо терзалась, пока оставалась возможность застать хотя бы финал концерта. Поминутно меняя свое решение, я извелась вконец. Открыв аптечку в ванной, где хранились всякие таблетки, я замерла. Прости меня, я говорила уже, что ходила по самому краю. И в тот момент была близка к самоубийству, как никогда.

Пока я бессмысленно взирала на лекарства, в голове сам собой созрел план. Я поеду сейчас туда, в клуб, подойду к тебе после концерта… И что дальше? Что скажу тебе? Что не могу больше жить так, что умираю без тебя? Но при чем тут ты и твоя семья? Это мне лечиться надо. Я захлопнула аптечку и вернулась в комнату.

Мысли неслись, а руки тем временем совали в волосы шпильки, подкрашивали ресницы, губы, перебирали кофточки и юбки в платяном шкафу. Очередь дошла до черного длинного пальто. Я подумала машинально, что на улице мокрый снег, каша, непременно заляпаю полы пальто. Потом усмехнулась: какая ерунда лезет в голову, когда стоишь над бездной!

Я не знаю, сколько ушло времени на сборы, на часы не смотрела. Вышла из дома, прошла к Садовому кольцу, подняла руку. Тут только увидела на столбе часы, которые показывали двенадцать ночи. «Не поздно ли ехать?» — мелькнуло в голове. Однако рядом уже тормознул частник.

— Вам куда? — высунулся в окошко молодой парень.

— Клуб «Держава» знаете?

— Садитесь.

Я забралась на заднее сиденье и погрузилась в невеселые мысли. Водитель поглядывал на меня в зеркало. Ему явно хотелось поговорить.

— Что-то вы поздно. Веселиться едете? Почему одна?

Я пожала плечами: говорить совсем не хотелось. Водитель оставил попытку растормошить меня, только поглядывал в зеркало время от времени. Однако когда уже подъезжали, он не выдержал и спросил:

— А что там сегодня, в клубе?

— Красков выступает, — нехотя ответила я.

— Мм… — уважительно промычал водитель и притормозил у тротуара, напротив клуба, сияющего разноцветными огнями.

Я расплатилась и вышла. Машина уехала, а я все стояла, тряслась и никак не могла решиться и войти. Охранник уже подозрительно поглядывал в мою сторону, и мне казалось, что он читает мои мысли. Нет, нет! Я не стану уподобляться юным фанаткам, поджидающим кумира после концерта. Надо немедленно бежать отсюда. Я не заметила, как быстро зашагала вдоль Садового. Боль души была непереносима, потому я все прибавляла шаг. Не знаю, в какой момент сошла с тротуара и оказалась на обочине, по-ночному свободной от машин. «Броситься сейчас под машину, и — все!» Это думала не я, а боль во мне. И тело ей подчинилось. Подобно сомнамбуле я замерла, развернулась назад и ступила навстречу несущемуся на большой скорости автомобилю…

Что было потом? Машина чудом успела затормозить, я инстинктивно схватилась за капот, чтобы не упасть.

— Мне только наезда еще не хватало! — услышала я встревоженный голос, и передо мной возник… ты.

Вот тут я стала медленно оседать на мокрый и грязный асфальт.

— Ну-ну! — сказал ты, подхватывая меня. — Вам плохо? Вызвать «скорую»?

И стал осматривать меня на предмет травмы, а я мотала головой и не могла ни слова выговорить. Ты подвел меня к передней дверце машины, усадил на сиденье, затем сам занял водительское место. Я закрыла глаза. Ты испугался.

— Все, вызываю «скорую»! — И схватился за мобильник.

— Не надо, все в порядке, — смогла я наконец выдавить.

— Да? — недоверчиво покосился ты, убирая телефон.

Мы помолчали, приходя в себя.

— По-моему, надо выпить, — сказал ты и повернул ключ зажигания. — Тут есть место одно…

Я не смела возразить. Мы молча ехали куда-то, петляли переулками, пока не остановились возле небольшого подвальчика со светящимися окнами. Никакой вывески я не увидела. Ты запер машину и кивнул:

— Идем.

Мы спустились в подвальчик, который оказался весьма уютным крохотным ресторанчиком, оформленным в авангардистском стиле.

— Коля, привет! — встретил нас огромный волосатый человек в косухе и бандане. — Рад тебя видеть.

Вы обнялись. Как я узнала впоследствии, это был Вова, твой бывший гитарист. Бородач проводил нас до одного из пяти столиков за небольшой перегородкой, помог мне снять запачканное пальто и повесил его на какой-то металлический штырь, заменяющий, вешалку. Ты был в легкой куртке и не стал ее снимать.