В свой номер он вернулся умиротворенным. Увидев, что бело-серое с черными печатями постельное белье заменено на по-домашнему цветное, тихо улыбнулся. Хотелось думать, что Елизавета сделала это просто от чистого сердца, чтобы доставить ему радость, а стодолларовая купюра здесь абсолютно не причем. Он мгновенно уснул, едва его голова коснулась подушки. И сон его был легок и светел.

Проснулся утром свежим, отдохнувшим, бодрым. Надо срочно лететь в Москву. Дела ждут. Космос космосом, а бизнес бизнесом. Когда вышел из номера и направился в конец коридора в сторону дежурной горничной, Елизавета, увидев его, сама вскочила с кресла в холле и, энергично работая бедрами, двинулась ему навстречу.

— Добренького вам утра! Как спалось, Вячеслав Вадимович?

— На Вашей цветной простынке спал, как на облаке, Лизонька! Спасибо за заботу.

— Приятному человеку приятно услужить, — кокетливо расплылась в улыбке горничная.

— К сожалению, Лиза, я сегодня должен вас покинуть. Не в службу, а в дружбу, окажите мне последнюю услугу. Узнайте, пожалуйста, будет ли сегодня в первой половине дня самолет на Москву из Омска, и если будет, то купите мне один билет на электричку, — он вложил в холеные наманикюренные пальцы, унизанные золотыми перстнями, купюры.

Елизавета искренне огорчилась. Ее щедро накрашенные глаза потухли. Видимо, не часто здесь появляются достойные клиенты

— А чего узнавать, я и так знаю, что сегодня в 11–30 есть самолет. У нас летают на Москву.

— Отлично! Не в службу, а в дружбу — один билет на электричку И возьми такси за мой счет, — Елизавета повернулась и уныло пошла от него.

— А когда вернешься с билетом, выпьем вместе кофейку с коньячком, — Елизаветина спина выпрямилась, бедра опять заколыхались в такт упругой походке.

— Летать, надо летать детям орлиного племени! Есть сила и воля у нас чтобы стать героями нашего времени! — в полный голос пел он, принимая прохладный душ. Сегодня он опять увидит ее. Наконец то! Сколько он не видел ее? Пять дней? А, кажется, что пять столетий.

Быстро сложил сумку. Сходил в магазин за коньяком, конфетами и фруктами. Раз обещал, негоже обманывать даму. Только вернулся, прилетела запыхавшаяся Елизавета. Вручила билет и сдачу. Сдачу он мягко вложил опять в ее пухлую ладонь: «Не обижате, Лизонька». Она моментально сгоняла за рюмками и тарелками. Он ловко открыл бутылку, распаковал коробку с конфетами. Присели рядышком на кровати, выпили по рюмке за знакомство. Потом еще и еще по одной. Он прикрыл оставшееся в бутылке пробкой:

— Это тебе на потом. Я больше не буду, мне скоро лететь.

Она вдруг всплакнула. Стала жаловаться на свою неудачливую жизнь в этой дыре.

— Ну-ну, — похлопал он успокаивающе по рыхлой спине, — все еще будет.

Она вдруг повернула к нему заплаканное некрасивое лицо с расплывшейся под глазами тушью и судорожно обхватила его.

— Ах, черт, только этого не хватало! — промелькнуло в голове, — сам виноват, зачем пригласил в номер.

Мельком глянул на часы на стене — больше четырех часов до отлета. Да ладно. Время еще есть. Он сегодня щедрый. Пусть будет у бабы праздник, чтобы было что потом вспоминать ей длинными зимними ночами…

……………….

И опять Москва. Прямо с аэропорта на такси поехал в офис. По пути позвонил Андрею, тот был на месте, ждал шефа.

— Василий час назад домой укатил, отсыпаться поехал. Мы тут с ним всю ночь документы лопатили, разные варианты прикидывали и проигрывали. Глянь еще раз сам, так сказать, свежим взглядом. Но по всему выходит, что контракт сулит колоссальные барыши. Я тут набросал пока на компе схему. Погляди, покумекай. А у меня котелок уже не варит, в башке туман, в ушах звон, а перед глазами мушки прыгают. Давай завтра с утра все втроем обсудим, так сказать, на трезвую голову.

— Вали, вали домой. Дрыхни. Ты мне завтра свежий, бодрый и умный нужен. А то глаза как у кролика.


Уже в дверях Андрей спросил:

— Ты куда ездил то? Исчез, ничего не говоря. Что за дела, шеф?

— Далеко, Андрюха. Как-нибудь расскажу. Только ездил не по делам фирмы, а по сердечным.

Андрей запнулся за порог.

— Шеф, что такое? Первый раз слышу от тебя подобную ахинею.

Вячеслав Вадимович махнул ему рукой и Андрей, усмехнувшись, закрыл за собой дверь.

Эх, Андрюха, друг мой ситный, кабы знать, что в нашей жизни ахинея, а что главное. Он набрал домашний номер, услышал Аленино нежное «алло», улыбнулся в трубку и положил ее на рычаг.

……………….

— Какие новости за день? — как-то вечером дежурно спросил экономку Вячеслав Вадимович, когда она в 20–00 часов по заведенной привычке вошла в его кабинет.

— Все в порядке. Никаких происшествий за день. Сергей утром пригнал из автосервиса ваш автомобиль, говорит, что профилактический осмотр произведен полностью. Все в порядке, что-то там подтянули, что-то смазали, это он вам лучше меня объяснит. Машину поставил в гараж. Были оплачены все счета за истекший месяц: за телефон, за коммунальные услуги, за газ, счет из строительной компании «Де Люкс», производившей утепление оранжереи месяц назад, а также счет из фитомагазина за заказанные по каталогу Львом Ароновичем растения для зимнего сада. В два часа дня был звонок из Санкт-Петербурга. Звонил ваш племянник Миша, сообщил, что он вышел ударником по итогам первой четверти, а по алгебре и геометрии у него выставлены пятерки. Потом позвал к телефону Алену, и они о чем-то весьма оживленно проболтали не менее часа. Собственно, все новости.

— Что ж. Хорошо. Как там Светин отец, все еще находится в больнице?

— Нет. Его уже выписали. Благодаря тем лекарствам, которые Вы достали, реабилитационный период прошел намного быстрее. Света теперь гораздо веселее выглядит, успокоилась за него.

— Как Вы думаете, Ирина Аркадьевна, может, стоит дать ей отпуск недели на две-три, чтобы она смогла поехать в Уфу, поухаживать за ним?

— Я и сама хотела Вам сказать об этом, Вячеслав Вадимович. Она стесняется Вас просить, но всей душой рвется домой.

— Это понятно. Пусть едет. И выдайте ей денег на поездку и расходы, с ней связанные. Как дела у Вероники?

— Да все хорошо, вроде. Сыновья учатся, с хозяйством справляются, они у нее самостоятельные. Хорошие парни.

— Как Ваши дочки, внуки?

— Все в порядке, спасибо.

— У Нины Петровны радикулит еще не прошел?

— Практически прошел. Ей Алена каждый день особый массаж делает и, судя по результату, он помогает.

— Как Алена? Полностью акклиматизировалась к московской жизни?

— Эта девушка, как кошка, мгновенно приспосабливается к любой ситуации. Вообще, надо сказать, что я очень довольна ею. Она молодец во всех отношениях — и работящая, и умница, и схватывает все на лету, и поладит с любым человеком. Очень легкий, солнечный характер.

— Молодой человек у нее еще не появился? — улыбнулся он, а сам похолодел в ожидании ответа.

— Да она практически из дома не отлучается. Разве только если я куда-нибудь ее с поручением отправлю. А в нашем доме из мужского населения — Сережа, да Лев Аронович. А у Сережи, как вы знаете, невеста уже есть и, по всему судя, дело идет к скорой свадьбе.

Он отпустил Ирину Аркадьевну домой. Открыл ящик стола, где хранил личные дела своих работников. Вот и дело Алены. Открыл его. Вот и она собственной персоной. Смотрит на него своими серыми глазищами.

— Ну, здравствуй, моя принцесса. Каково тебе живется, а? О чем ты мечтаешь? Вернее, о ком? О каком таком принце на белом коне грезишь? А, может, я и есть твой принц? Хм, принц… Скорее уж тогда король. Или лучше президент. Или премьер-министр. …Хрыч старый, вот я кто. Хотя… Разница в пятнадцать с половиной лет это такой пустяк в наше время, тем более, если разница в пользу мужчины.

Вспомнил слова экономки: «в нашем доме из мужского населения — Сережа, да Лев Аронович». А он, Вячеслав Вадимович, значит, не мужик? Так, непонятно кто неопределенного пола. И, похоже, Алена солидарна в этом вопросе с Ириной Аркадьевной. Он глубоко вздохнул, еще раз внимательно вгляделся в фотографию, погладил пальцем ее волосы, легонько провел ладонью по ее лицу. Ах, Алена, Аленочка, аленький цветочек. И что в тебе такого, что занозой застряла в его душе? Поднес фотографию к лицу, коснулся губами Алениных губ, и сам устыдился несусветной глупости своего поступка. Медленно закрыл папку и положил ее опять в стол.

…………………..

Он все больше ощущал в себе в последнее время потребность с кем-нибудь поговорить. Не о бизнесе, не о прогнозах на падение или рост доллара, не о возможных путях политического развития страны. Просто так, «за жисть». Как горячо спорили в студенческие годы на самые разнообразные темы, начиная с проблем ядерной физики и кончая «про любовь». Вдруг выяснил с горечью, что потрепаться просто так не с кем. Обсудить дела фирмы — пожалуйста, решать домашние вопросы — тоже, потрепаться о политике — бога ради, но поболтать «ни о чем» не с кем. Вот дожил!

Выудил со дна письменного стола старую потрепанную записную книжку, начал листать. Кто-то уехал жить за границу, кто-то так далеко двинул в политику, что стал за пределами досягаемости, кто-то, как и он, успешно занимался бизнесом, но по редким встречам с ними он понимал, что их теперь не интересовало ничего, кроме их дела да курса доллара. Вдруг наткнулся на домашний телефон Ильи Степанова. Как получилось, что со времени окончания университета они, такие неразлучные в былом друзья, ни разу не встретились? Илюха, вот кто его всегда понимал и поддерживал. Интересно, каков он сейчас? Все такой же худющий прыщавый переросток, сутулящийся, с длинными неловкими руками и ногами, двигающимися несогласованно между собой или импозантный холеный дядька, глава многочисленного семейства и очередной фирмы, которых сейчас в Москве, как комаров в лесу? Набрал его номер без малейшей надежды услышать в ответ глуховатое Илюшкино «алло, Степанов у аппарата». Столько лет прошло, целых полтора червонца, человек сто раз переехал, несколько раз поменял номер телефона. Да жив ли он вообще.

— Алло. Степанов у аппарата.

— Илюха, черт, живой?! Сто лет тебя не слыхал и не видал? Как ты, старик?

— Никак сам господин Фетисов собственной персоной? Чем обязан такой высокой чести? — в голосе явно сквозит радость, впрочем, никакого особенного удивления и потрясения не выказал, как будто не далее как неделю назад встречались.


— Щас как дам в лоб за господина, сразу перестанешь придуряться.

— Ты сначала дотянись до лба этого самого.

— В чем же дело? Назначай встречу.

— Да я-то не бизнессэр, в отличие от некоторых, я в любое время после восемнадцати часов.

— Тогда сегодня. В семь вечера в нашей кафешке. Ез?

— Ез-ез. ОБХСС. Лады, договорились, — на том конце провода отключились.

Глава 11

Илюха почти не изменился. Такой же неуклюжий, расческа, по всему видать, также нечасто гуляет по его лохматой шевелюре. Поменялись очки да костюм, впрочем, сильно не отличающиеся от своих предшественников. А вот улыбка та же самая — простецкая и добрейшая во всю физиономию.

— Ну, здорово, Славка, — он протянул ему свою узкую ладонь с длинными как у пианиста пальцами.

— Здорово, Илюха! Здорово, братан! — с чувством обнял он друга, хлопая по худой спине. — Сколько лет! Сколько зим!

По старой памяти заказали себе по двойной порции пельменей, их излюбленное в прошлом блюдо, по салатику и по сто пятьдесят граммов «Смирнофф».

— Я про тебя ничего и не слыхал с тех самых пор, как разбежались после института, — признался Вячеслав Вадимович после первой рюмки, — рассказывай: что ты, как ты.

— А вот я про тебя весьма наслышан от бывших однокашников. Говорят, прешь в гору, как танк. Скоро сам дедушка Рокфеллер тебе завидовать будет.

— Врут. То есть, преувеличивают. Но дела действительно идут нормально. Как говорится, на жизнь не жалуюсь. Есть свой дом на окраине столицы, есть несколько элитных квартир по стране, есть недвижимость и за бугром, есть приличные счета в разных банках, в том числе и в швейцарском. Владею собственной фирмой и являюсь совладельцем еще нескольких предприятий. Но главное, есть дело, которое я люблю и умею делать, которое приносит моральное и материальное удовлетворение, которым я могу гордиться, так как я сам сделал его с нуля, и оно приносит чистые деньги. А вот семьи у меня пока нет. То есть, была. Помнишь Майку с филфака? Длинноногая такая, рыжая, энергичная? Окрутила-таки она меня уже после получения диплома. Но стервой оказалась первостатейной. Два года мы с ней промучились и разбежались ко взаимному удовольствию. Причем, оставила меня практически голого, то есть буквально в одном костюме от нее ушел. Да плевать. Я рад был до смерти, что легко отделался, а то, что она у меня выцарапала, я через год с лихвой окупил. Но после нее у меня стойкий иммунитет к слабому полу выработался. Не то, чтобы я от них шарахаюсь, нет, дружу, очень даже дружу, но жениться по новой — упаси Бог. Ты-то как? Давай колись. Чистосердечное признание облегчает…