Хоук вспомнил о Доре и ответил со вздохом:

— Полагаю, что да.

— Но есть среди них и другие. Ласковые, как весенний дождь, сильные, как вода, бегущая по камням. Такая вода, бывает, уносит камень, да-да, уносит, но как бы с нежностью. Камень и не замечает, что с ним случилось. Не думает об этом.

— Я не камень, — проговорил Хоук. Он взглянул вверх, на небо, такое синее, что глазам было больно; опустив глаза, огляделся: на деревьях поодаль от стены сидели вороны, много воронов. — Я мужчина.

Торголд снова усмехнулся. Ответ ему, видимо, понравился. Он подобрел.

— Ленточки для волос — вот что она любит.

— Что?

— Ленточки для ее волос. Она их очень любит. Какого угодно цвета, это ей все равно. С детских лет любила ленточки для волос. — Торголд повернулся лицом к Хоуку, который продолжал смотреть па собеседника с удивлением. — Она держит их в маленькой шкатулке, свернутыми, как цветы.

— Ты считаешь, мне стоит купить ленточек для волос?

— Не повредит.

— А как насчет драгоценных камней, мехов, шелков?

— Ленточки для волос.

— Хорошая лошадь, роскошные занавеси в ее комнату, редкие благовония?

— Ленточки для волос.

— Зеркало из далекой Аравии, шкатулки кедрового дерева, полные пряностей, арфа со струнами из волос единорога?

— Ленточки для волос. И на вашем месте я бы забыл и думать о единороге. Его нельзя поймать.

Хоук хотел удержаться от улыбки, но не смог.

— Ты хочешь сказать, что, когда я совсем состарюсь, я все равно стану покупать ленточки для волос?

— Станете, если будете удачливы, милорд. Вы удачливы? Ведь не пустой дар фортуны сидит на таких широких плечах?

— Будь я проклят, если мне это известно. В самом деле, как знать? У него в жизни были и удачи, и беды. Эссекс его детства был куда более опасным и неспокойным местом, чем теперь. Ни один разумный человек не ждет от жизни сплошных удач. Его мать умерла слишком рано, оставив о себе нежные воспоминания, почти неуловимые, порой вызывающие тоску. Тоску эту восполняли странные вещи: обрывок песни, веяние аромата, звук голоса, почти, но не до конца знакомого. Он привык к этому. И по контрасту едва мог вспомнить себялюбивую, бездумную девушку, которая погибла по собственной вине из-за глупого несчастного случая вскоре после их вступления в брак. Погибла сама и унесла с собой их не рожденного ребенка. Хоук примирился с условиями существования в этом мире и был этому рад, но время от времени спрашивал себя: можно ли еще на что-то надеяться, на что-то не открытое и не испытанное?

Прозвучал сигнальный рог, предупреждая, что к замку приближаются всадники. Хозяин Хоукфорта поспешил подняться на арку и посмотрел за пределы города. Он углядел флаг королевской конюшни, трепещущий над группой примерно из двенадцати всадников.

Глава 3

Они были похожи на капризных детей: ни с того ни с сего заливались громким смехом, кривлялись, вели себя вызывающе и требовали исполнения всех своих прихотей. Глядя на то, как эти люди, только что приехавшие из Винчестера, где находился королевский двор, трещат как сороки, разговаривая с ее дорогим братом, Дора насмешливо улыбалась. Совершенно пустоголовые, все до одного. Они воображали себя весьма важными и значительными особами, но даже не могли определить, кто здесь, в Хоукфортс, действительно важная и значительная особа. И Хоук был худшим из них. Злая судьба посылала им таких вот потомков. Он тяготился ее пребыванием под его крышей, потому что принял ее по обязанности, из чувства долга. Дора это понимала и ненавидела брата за это. Но он шел своим путем и смахивал ее в сторону легко, как муху, едва замечая, что она существует. Но она все изменит! Да, раз и навсегда, только надо остерегаться ошибок.

Дора отвернулась от мужчин, сидевших за высоким столом, но даже исходивший от них запах донимал се. Пахло кожей, шерстью, потом и еще чем-то, присущим только мужчинам. Чувства Доры были в смятении. На минуту она подумала, что ей станет дурно, что ее вытошнит на глазах у всех.

Бледная рука отца Элберта накрыла ее ладонь, и это вернуло Доре твердость духа.

— Успокойтесь, миледи.

Голос у священника был низкий, шелестящий и необычайно утешительный. Дора посмотрела на узкое лицо, освещаемое угольно-черными глазами, и шумная суета в зале словно куда-то отступила. Дора медленно вздохнула, окончательно прогоняя овладевшую ею слабость.

— Как я презираю их, — пробормотала она как можно тише.

Любой сторонний наблюдатель, глядя на них, подумал бы, что священник беседует с благочестивой женщиной, которая держится с подобающим смирением. Только и всего.

— Как вам угодно, леди, но время покаяния близится и они ответят за все свои преступления.

— Они не расплатятся в должной мере, это невозможно. Дора снова бросила взгляд на Хоука — огромного, мускулистого, вопиюще мужественного, настолько, что это внушало ей необъяснимое беспокойство. Ее покойный неоплаканный супруг был человеком слабым и слишком глупым, чтобы поступать так, как она велела. Неспособным захватить власть, в результате перешедшую к Альфреду. Полным неудачником, который вместо того, чтобы сделать свою супругу королевой, как ей подобало по рождению, посмел умереть. Теперь она живет на чужих хлебах и мечтает о мести. Мечты, которым не суждено сбыться в ближайшем будущем.

Дора уже однажды потерпела неудачу, когда эта корова Кимбра, которую превозносили за красоту, вопреки всем козням, имевшим целью ее погибель, стала любимой и лелеемой новобрачной Норвежского Волка. При одном воспоминании об этом у Доры участилось дыхание. На этот раз она не потерпит неудачу! Нежеланная невеста Хоука, дочь викингов, может явиться сюда в любой день. Внушить брату отвращение к будущей супруге и к миру, который она представляет, доставит Доре больше радости, чем что бы то ни было в ее горькой и полной ненависти жизни. Женщина скользнула взглядом по столу, за которым Хоук беседовал с лордами из Винчестера. Лютое, темное чувство омерзения поднялось в ней. Как страстно она ждет его гибели, как глубоко станет наслаждаться ею!

Покалывание поднявшихся волосков на затылке отвлекло Хоука от разговора. Он слегка повернул голову, не лишая собеседника своего внимания, но тем не менее пытаясь найти источник неприятного ощущения. Хоук давно усвоил, насколько глупо пренебрегать инстинктом опасности. Но какая опасность может угрожать ему в собственном доме, среди своих людей? Он знал всех мужчин, приехавших сюда от королевского двора, он сражался вместе с ними, делил вес невзгоды и надежды, он доверял им. То был цвет поблей, наиболее преданных Альфреду, люди, возродившие Англию, и Хоук гордился, что входит в их число. Что касается остальных…

Его взгляд остановился на Доре — на секунду, не больше, потому что Хоук не любил вспоминать о ней. Точно так же он едва ли секунду уделил священнику, суровому отцу Элберту. Хоук давно уже подумывал заменить этого парня, но все как-то руки не доходили. Оставались еще случайные гости — проезжие купцы; одних он узнавал, других нет. Ну и, разумеется, слуги его отсутствующей невесты, троица, примостившаяся за самым дальним столом. Он дал себе слово не смотреть на девушку, но посмотрел и, как ни странно, успокоился. Хоук словно оказался в лесистой горной долине. Он почти слышал, как падают с замшелых камней капли воды. И таким ясным было это ощущение, что ему пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения. Он нахмурил брови, рассерженный своей неуместной чувствительностью, и перенес внимание на спутников девушки. Женщина в черном деловито очищала от мяса небольшую кучку костей на своей деревянной тарелке. Нынче подавали голубей, и Хоук решил, что женщине достался один из них. Торголд, сидя с ней рядом, большими глотками поглощал эль. Заметив, что Хоук смотрит на него, он поднял повыше кружку в знак приветствия. Девушка обратила на это внимание и повернула голову в том же направлении. Их глаза встретились, и Хоук увидел, в самом деле увидел, несмотря на большое расстояние, что щеки у девушки вспыхнули ярким румянцем. Она быстро отвернулась, но лорда охватил такой острый приступ желания, что у него прервалось дыхание. Это потрясло его. Нет, он не был похотливым юнцом, падким на милые глазки и очаровательную фигурку. Он был волевым и сдержанным мужчиной. А сейчас вдруг почувствовал, что годы куда-то ушли и он не более чем неискушенный мальчишка, впервые столкнувшийся с загадочными велениями плоти.

Чепуха! Полная нелепица! Просто помешательство! Потому что девушка — он напомнил себе это чуть ли не в сотый раз — всего лишь служанка его невесты. Будь его ожидаемая супруга самой изысканной женщиной на свете, подобное безумное поведение может превратить се во вторую Дору. Мысль о том, что он окажется связанным нерасторжимыми узами с назойливой, нудной женщиной, имеющей право претендовать на его время и внимание, наполнила душу Хоука страхом. Надо что-то предпринять. Может, он убедит леди Кристу отослать ее слуг на родину? Он в состоянии обеспечить ее любым количеством слуг, но вполне вероятно, что она предпочтет оставить при себе людей близких. Таким образом, их брак начнется с того, что Хоук огорчит свою супругу, сделает ее грустной и одинокой ради того, чтобы она не донимала его своей ревностью и злостью. Любопытно, сколько ленточек для волос понадобится приобрести во имя примирения?..

Он чем-то раздосадован, подумала Криста, пытаясь угадать причину. Гадала она и о том странном взгляде, который Хоук бросил на нее. Взгляд этот обдал ее теплом и одновременно вызвал дрожь во всем теле. Как необычно, что кто-то может привести ее в подобное состояние. И как радостно возбуждает то, что таким свойством обладает ее будущий муж. Она чувствовала себя так, словно плывет по быстрой воде, полная воодушевления и одновременно спокойная. Это не имеет смысла, она противоречит себе. И он тоже противоречит ей, вынуждая переживать весь этот душевный сумбур. Хоук смотрел на нее на берегу, в зале… и в ее снах. Она-то думала держаться от него подальше. Теперь Криста не была уверена, что это удастся, и как она в таком случае станет объяснять свой поступок? Посмеется над ним как над шуткой? Или признается в своих страхах, надеясь, что Хоук поймет и все простит? И то и другое ей не по душе, но ничего иного попросту не придумаешь. В конце концов, если он полюбит ее, это не будет иметь значения.

Он желал ее, Криста понимала это незнакомым доселе внутренним чувством. Но желание еще не любовь. Это она тоже понимала. Как построить мост через пропасть?.. Криста перебирала еду у себя на тарелке, но аппетита у нее не было. Рейвен была слишком занята вторым голубем, чтобы заметить это, но Торголд уловил возбуждение хозяйки. Он бросил девушке сочувственный взгляд…

Криста спала на удивление крепко и гораздо дольше, чем привыкла. Разбудили ее крики восторга, доносящиеся со двора совсем рядом с домом. Обнаружив, к своему полному удовольствию, что в спальнях пусто, Криста встала, быстро оделась и вышла во двор, к свету и теплу погожего дня. Почти сразу она заметила Эдит, которая верховодила разношерстной детской компанией. Девчушка тоже ее увидела и широко улыбнулась:

— Дора снова уехала на рынок. Один поваренок слышал, как она говорила, что вернется не раньше ужина.

Криста улыбнулась в ответ и, не подумав, спросила:

— Что же мы будем делать?

Искорка удивления в серых глазах Эдит дала понять Кристе, что она сделала ложный шаг. Как это глупо с ее стороны: взрослые не должны участвовать в детских шалостях. Но ее собственное детство было лишено таких вот общих игр, и Криста по-настоящему жалела об этом.

— Я хотела спросить, чем вы собираетесь заняться… Эдит по-прежнему смотрела на нее.

— Пока не знаем. — Девочка немного помолчала. — Но ты можешь пойти с нами, если хочешь.

— Я бы не хотела вам мешать.

— Вчера ты не мешала. — Эдит пошла прочь, бросив через плечо: — Идем.

Криста двинулась за девочкой к толпе ребятишек, которые после первого удивления приняли ее приход с благожелательностью детей, чистых сердцем. Поначалу они побежали на речку ловить лягушек. Потом устроили состязание пойманных квакушек по прыжкам. Его выиграл застенчивый мальчуган — он так и вспыхнул от радости, когда Эдит объявила его лягушку победительницей. После этого собирали ягоды и съедобные травы, валялись на лужайке и поедали все это. Стало жарко, и ребята полезли в речку, плескались в свое удовольствие и добрались до морского берега, где набрали множество съедобных моллюсков и мидий. С этим грузом вернулись по домам и отдали добычу матерям, принявшим ее с большой радостью. Женщины бросали любопытные взгляды на Кристу, но ни о чем не спрашивали. Собственно говоря, со дня приезда в Хоукфорт ей никто не задавал вопросов, кроме хозяина замка. Криста не могла понять: то ли ее попросту не замечали, поскольку она была служанкой и к тому же чужеземкой, то ли это было проявлением вежливости со стороны людей, по натуре склонных уважать личную жизнь других. Каков бы ни был ответ, девушка заметила, что родители снисходительны и добры к своим детям и рады тому, что им выпал день отдыха.