Было слышно, как хрустнула ветка.

— Что это? — испуганно спросила Дарья. — Нас подслушивают?

— Не беспокойся. Это какая-нибудь безвредная змея прошелестела в листьях.

— Да, это змея! Да, то, что ты слышал, — это змея! — крикнула в полный голос Любочка. — Но не безвредная. Это змея, которая тебя раздавит и уничтожит!

Она остановилась. Сорвался голос… Так сильно бушевали страсти в груди обманутой девушки. В темноте ночи глаза ее горели огнем. Испуганные Борис и Дарья вскочили на ноги.

— Спаси меня, — шептала Дарья, со страхом прижимаясь к Борису.

— Он тебя не спасет, подлая баба, — сказала Любочка, стоя перед ними как богиня правосудия. — Но не бойся. Я тебя слишком презираю, чтобы поднять на тебя руку… Он сам будет твоей Немезидой. Моя месть покарает только подлого изменщика.

Борис между тем пришел в себя. Он был в ярости. Женщина, которой он только что высказал свою любовь, была так презрительно третирована. Но он еще надеялся спасти положение и образумить Любочку.

— По какому праву вы, Любовь Степановна, осмеливаетесь говорить в таком тоне с госпожой Карповой? — напустился он на Любочку. — Быть может, этими бессмысленными обвинениями, которые компрометируют честь уважаемой женщины, вы вознаграждаете меня за гостеприимство, оказанное вам в течение двух лет? Я приказываю вам принести Дарье Алексеевне извинения за свое оскорбительное поведение… Впрочем, принимая во внимание то, что выпито много шампанского, забудем о случившемся, в том числе и о нанесенном мне оскорблении.

— К чему эта комедия, Борис Иванович, — отвечала Любочка с холодной иронией, не обращая внимания на его речь. — Называй меня Любочкой и обращайся на «ты», как вот уже много лет. А этой женщине следует узнать твою настоящую натуру. Так знай же, Дарья Алексеевна, что этот человек обманывает тебя, так как любви, в которой он тебя уверял, нет в нем уже давно. Мне он годы говорил о любви и эту любовь скрепил печатью преступления.

— Любочка, ты в своем уме? — вскричал Борис, отбросив притворство.

Испуганная Карцова шагнула назад, не зная, как понимать слова возмущенной девушки.

— Да, преступления, — повторила Любочка. — Все могла я вынести, пока верила в твою любовь, Борис, но ты обманул. Ты ведь не осмелишься отрицать то, что я сказала… Ведь я слышала своими ушами, как ты вынес мне смертный приговор. С потерей веры в тебя, в твою любовь мое существование превратилось в ничто. Отныне моя жизнь теряет смысл. Я презираю ее.

Она остановилась. Никто не решился нарушить тишину.

— Но я не погибну одна, — стремительно продолжала она. — Ты, Борис, погибнешь вместе со мной, так как твоей любви я не пожелаю ни одной другой женщине. А Вера сейчас узнает правду!

Последняя фраза привела Беклешова в ярость, которую он до сих пор с трудом сдерживал. Как бешеный он кинулся на нее, железными пальцами сжал ее руку и закричал истошно:

— Как ты смеешь грозить мне? Да я растопчу тебя, как ядовитую змею, какая ты и есть на самом деле!

— Отпусти меня, Борис, — потребовала она спокойно, не обращая внимания на боль. — Ты же не можешь убить меня при свидетеле. Я приняла и не отменю свое решение.

— Ну и говори себе, дура, — сказал Борис, сильно толкнув Любочку. — Тебе не поверит ни один разумный человек.

— Мне поверят, Борис Иванович.

Это последнее, что сказала Любочка перед тем, как ушла. Как только шаги ее затихли, Беклешов повернулся к госпоже Карповой, которая, обессилев, прислонилась к дереву.

— Что все это значит, Борис? — спросила она с дрожью в голосе. — Я не поняла ни слова из этого ужасного разговора. Я как будто во сне. Что должно произойти? Что Любочка собирается сделать?

— Не бойся, моя любовь. Любочка просто не в себе. Выпила слишком много вина. Я ее знаю хорошо, она не так уж опасна… Но вернемся к гостям, а то заметят наше отсутствие.

Несмотря на свои слова, Борис не был так уж уверен в Любочке. Поэтому он считал самым разумным понаблюдать за ней. Когда он увидел Веру среди танцующих, а Любочки рядом с ней не оказалось, он почти успокоился. Если у Любочки будет время подумать, то, как он полагал, она ограничится только угрозами.

После сцены в лесу у него пропала охота продолжать развлечения. Да и пароход прибыл, чтобы отвезти гостей назад в Ярославль. Борис подал знак к отъезду. В момент отплытия он увидел Любочку. Она была очень бледна, а в остальном ничем не бросалась в глаза. Возвращение протекало спокойно. Гости, прощаясь, благодарили губернатора, который с Верой и Любочкой молча вернулся домой. Никто из них к разговору не был расположен.

Глава двадцать пятая

Вера уже давно привыкла читать или писать, как только оставалась одна. Для этих занятий она старалась освободить от общественных обязанностей хотя бы позднее время. В этот вечер более чем когда-либо она хотела отдаться воспоминаниям. Целый день провести среди людей и непрерывно слушать более или менее банальные речи — от всего этого она очень устала.

Окончив вечерний туалет, она вернулась в будуар. Небольшая лампа около дивана была зажжена, а вся остальная комната тонула в полумраке. Это было ей по душе. Когда глаза отрывались от книги, ей не хотелось видеть ничего лишнего. Ничего, что отвлекало бы от череды воспоминаний. Она села на диван и взяла в руки том пушкинских стихотворений. В поэзии этого божественного поэта она искала утешение от прозы прожитого дня. Вечерний покой, окружавший Веру, был ей бесконечно дорог, ни один звук не нарушал его. Как долго читала Вера, этого она сама не знала. В той заоблачной выси, куда увлек ее поэт, время не существовало…

Но вот раздался легкий стук в дверь. Чтение так увлекло ее, что она не обратила на него внимания. Она продолжала читать, когда стук повторился сильнее. Нет, это не кажется ей, стучат на самом деле. Она прислушалась, но лишь на мгновение. Потом сказала громко:

— Кто там? Войдите.

Она испугалась своего собственного голоса, таким чужим и странным он показался ей в тишине комнаты. Дверь открывалась медленно, будто кто-то, пугаясь, не решался ее открыть. В дверях стояло белое привидение. Сердце Веры колотилось, мороз прошел по коже. Преодолевая страх, она еще раз спросила дрожащим голосом:

— Кто там?

— Это я, Вера, — прозвучал ответ.

— Это ты, Любочка? Так входи. Что случилось? Тебе что-нибудь нужно?

Вера поднялась и пошла Любочке навстречу.

— Мне нужно твое прощение, если только ты можешь меня простить! — воскликнула Любочка и упала к ногам Веры.

— Любочка, что с тобой? В своем ли ты уме? За что я должна простить тебя?

Испуганная внезапным появлением, Вера спрашивала быстро, не прерываясь. Она думала, что перед ней душевнобольная. Сопротивляясь, Любочка дала себя поднять и проводить до дивана. Но она не хотела сидеть вместе с Верой, опустилась рядом на пол и лицом, мокрым от слез, уткнулась в Верин подол.

Этот шаг покаяния Любочка совершила после тяжелой борьбы с собой. В тот момент, когда у нее не осталось больше сомнений, когда истинная природа Бориса предстала в своей отвратительной наготе и у нее открылись глаза, ее любовь умерла. Пробудилась совесть, и обманутая Любочка, как в зеркале, увидела всю мерзость совершенных ею поступков. Желание мести Борису, которое еще несколько часов назад неодолимо овладело ее сердцем, сменилось чувством раскаяния и подавленности. Похоронить в себе это сознание вины она была не в силах. Она должна была вымолить прощение у той, перед которой была так виновата. Только у нее Любочка могла получить отпущение грехов. Еще долго она не решалась поднять голову и взглянуть Вере в глаза.

— Успокойся, Любочка, и скажи мне, в чем дело. Я не понимаю причины твоего странного поведения.

— Я виновата перед тобой, Вера. Тяжелая вина лежит на мне, и ее сознание разрывает мне сердце. Простишь ли ты меня? Скажи хотя бы, что я могу надеяться на прощение.

— Ты ведь знаешь, что осуждать и приговаривать — не наше дело на этой грешной земле. В моих силах только успокоить твою совесть, и это я твердо обещаю. А прощает только Бог.

— Твои слова облегчают мне исповедь. Ты услышишь всю правду, Вера. Чтобы ее вынести, собери свои силы и призови на помощь все свое мужество.

И Любочка, по-прежнему стоя на коленях, рассказала Вере о своем романе. О том, как полюбила Бориса с первого взгляда, о том как на маскарадном балу он уверил ее в своей любви и вовлек ее, как свою помощницу, в заговор с целью сорвать помолвку Веры и Владимира. О том, как Борис распространял компрометирующие Владимира сообщения и сделал так, что эта клевета дошла до Веры. О том, как перехватывались и скрывались от Веры письма Владимира, где он беспрестанно просил о прощении за несправедливое подозрение, которое он высказал Вере в минуту отчаяния. И, наконец, о том, как Василий, слуга Бориса, подделал по его заданию письмо Владимира, в котором он будто бы отказался от Веры…

— Бедный Владимир, — тихо сказала Вера, — как могла я поступить так несправедливо и поверить в измену твоей любви?

Она в первый раз прервала Любочку, которую слушала, охваченная ужасом. В этот вечер ей хотелось мечтать о прошлом, но мечты обернулись страшной правдой о ее несчастье.

— Продолжай, Любочка, — сказала Вера, когда та замолчала. — Я хочу знать всю правду.

Любочка не забыла ни одного слова из того, что говорил Борис. Ничего не скрыла от Веры. Только о сцене на острове не рассказала. К чему говорить о Дарье? Ей не хотелось еще одной напрасной жертвы.

— Когда я убедилась, — закончила Любочка свой рассказ, — что Борис меня больше не любит, а я сомневаюсь, что он вообще меня любил, будто пелена спала с моих глаз. Меня словно светом озарило, и в этом свете я увидела весь ужас своего преступления. Ведь я навеки погубила счастье твоей жизни. Отчаяние чуть не довело меня до безумия. Я хотела покончить с собой. Но внутренний голос сказал: «Пойди и смиренно признайся ей в содеянном, покайся — только она смягчит твою боль». И я пришла к тебе, Вера… Ты выслушала меня. Каков будет твой приговор?

Спокойствие Веры постепенно сменилось растущим возбуждением и тревогой.

— Ты в неистовстве, Любочка. У тебя лихорадочный бред. Должна ли, могу ли я верить твоим словам? Ужасно допустить, что ты говоришь правду!

Ее загубленная любовь, ее будущее, так преступно принесенное в жертву, — все призрачно предстало перед ее мысленным взором.

— Твои слова — плод больного воображения или новая низость. Только я виновата во всем случившемся… Я сама сделала нас, Владимира и себя, несчастными… Нет, я не верю тебе!

— Ты мне не веришь? — вскричала Любочка, вскочив на ноги. — Но ты должна мне поверить — у меня доказательства. — Она бросилась из комнаты, и Вера не успела ее удержать.

Тех нескольких минут, что Вера осталась одна, ей хватило, чтобы успокоиться и прийти в себя. Когда Любочка вернулась, держа в руке пакет с письмами, она нашла Веру спокойной, примирившейся с судьбой. Не было и следа той бури, которая только что бушевала в ней.

— Ты обвинила меня во лжи, Вера? — сказала Любочка. — Прочти эти письма, и ты убедишься, что я, к сожалению, говорила правду.

Вера взяла протянутые ей письма. Пока она их читала, Любочка снова склонилась к ее ногам. Окончив читать эти ужасные письма, Вера бросила печальный взгляд на кающуюся грешницу и сказала:

— Мы обе достойны сожаления, Любочка.

— Можешь ли ты простить меня? — спросила Любочка с новым взрывом отчаяния.

Но прежде чем Вера ответила, дверь вдруг тихо отворилась и в комнату вошел Борис. Он услышал Любочкины шаги, когда она поспешила за письмами, и, подозревая назревающую катастрофу, пошел вслед за ней в комнату жены.

— Слишком поздно! — крикнула Любочка входящему Борису. — Она все знает!

С поднятыми кулаками Борис подскочил к ней.

— Не верь ей, Вера. Она лжет!

Вера поднялась при его появлении и сделала шаг навстречу. Переполненная яростью к злодею, она встала перед ним величественная и сильная.

— Не лги, Борис Иванович, — сказала она размеренно и строго. — Доказательство твоей вины я держу в руках.

— Невозможно! Доказательств нет… И Вера поднесла письма к его глазам.

— Узнаешь свой почерк?

— Проклятая!.. — крикнул он. — Это мои письма. Эта дура их не сожгла!

— В нее вселился добрый дух, чтобы сорвать с тебя маску и разоблачить как предателя. Ты сделал меня жертвой своих корыстных целей, ты жестоко и бессовестно погубил мою юность, счастье моей жизни. Я узнала твой порочный нрав слишком поздно, когда неумолимый рок уже приковал нас друг к другу. Людской суд не для тебя. Божий суд когда-нибудь пробудит твою совесть и искупит твою вину. А я буду постоянным напоминанием об этом высшем суде. А сейчас уходи!

И она повелительно указала на дверь. Необузданный характер Бориса уступил на мгновение столь сильному проявлению женского достоинства. Он ушел, не проронив ни слова.