— Мы надеемся, что нет. Врачи говорят, что со временем она придет в норму, — объяснила Стиви. От свято верила, что память вернется к Кэрол гораздо скорее, чем предполагали французские медики. Oснования для такой уверенности ей давала сам Кэрол, которая часами напрягала свой измученный мозг, пытая и, вспомнить какие-то подробности из своего прошлого, позабытые или, может быть, неизвестные тем, кто рассказывал ей о ее жизни, после того как она вышла из комы. К сожалению, пока у Кэрол мало что получалось. Ее память не смогли подхлестнуть даже семейные фотоальбомы, которые по просьбе Джейсона прислала из Нью-Йорка его секретарша. Фотографии были прекрасные, выразительные, но Кэрол смотрела на них совершенно равнодушно, и было очевидно, что никаких воспоминаний они в ней не пробуждают. Порой она могла даже назвать имена тех, кто был запечатлен на снимках, но не потому, что действительно их вспомнила, а потому, что сопоставила изображения с полученными от близких сведениями. И все же Стиви не расставалась с надеждой, ожидая перемен к лучшему.

В отличие от нее, врачи были несколько более сдержаны в своих прогнозах, но, как и сказала Стиви в разговоре с Майклом, тоже не теряли «разумного оптимизма». И лечащий врач Кэрол, и специалист-невролог, и нейрохирург продолжали утверждать, что процесс выздоровления идет совершенно нормально, и именно поэтому быстрых результатов ожидать не стоит. Не исключено было, что какие-то фрагменты памяти не вернутся никогда — подобные последствия сильного сотрясения мозга и комы встречались в клинической практике достаточно часто, однако никто из них уже не творил, что Кэрол навсегда останется инвалидом. Другой вопрос, на который врачи отвечали менее уверенно, заключался в том, сможет ли она когда-нибудь вернуться в кино. Ослабление памяти, неуверенность и легкая раскоординированность движений, травма конечностей, потеря способности концентрировать внимание на длительный срок — все это могло проявиться даже спустя значительное время после выздоровления и помешать Кэрол сниматься. Стиви, однако, считала, что все обойдется: в конце концов, Кэрол была еще совсем не старой, и ее довольно крепкий по любым стандартам организм должен был справиться с проблемами.

Все это Стиви передала Майклу, и все же никакие слова не могли подготовить его к тому, что Кэрол действительно его не узнает. Подсознательно он все же рассчитывал хоть на какую-то реакцию с ее стороны, однако, когда Майкл вошел в палату, Кэрол лишь повернулась в его сторону и окинула удивленным взглядом. Ей было интересно, кто еще к ней пожаловал, но и только. Стиви, не ожидавшая, что Майкл приедет так скоро, не успела ее подготовить, и лицо Кэрол не отразило никаких признаков того, что человек, который в течение тридцати двух лет оставался ее наставником и добрым другом, был ей хотя бы смутно знаком.

Впрочем, неловкое молчание длилось недолго. Стиви, которая, к счастью, была в это время в палате, сразу заметила потрясенное выражение на лице Майкла и поспешила в нескольких словах представить его Кэрол. Ее вмешательство несколько смягчило драматизм ситуации, и все же Майкл, наклонившись, чтобы обнять Кэрол, едва не разрыдался.

— Слава богу! — несколько раз повторил он, не в силах справиться с волнением и не выпуская Кэрол из своих медвежьих объятий. Лишь несколько секунд спустя он немного успокоился и отступил на полшага назад.

— Значит, ты и есть Майкл? — переспросила Кэрол таким тоном, словно видела его впервые. — Как стран но… Я тебя совершенно не помню, хотя Стиви много мне о тебя рассказывала. Ты… ты был очень добр ко мне и помог стать знаменитой актрисой. — В ее голосе прозвучали признательные нотки, хотя о том, что сделал для нее Аппельзон, она узнала из вторых рук.

— Детка моя! — полувздохнул-полувсхлипнул Майкл. — Если бы ты знала, как я тебя люблю! Никого ближе тебя у меня нет и не было. — Он сумел справиться с подступившим к горлу рыданием, а Кэрол улыбнулась.

— Стиви говорит — ты меня «открыл», — сказала она. — Словно я — новая страна, неизвестный науке цветок или птица.

— Трудно было тебя не «открыть»! Ты была такая красивая, что никакие цветы не шли с тобой ни в какое сравнение, — горячо перебил ее Майкл. — Впрочем, ты и сейчас красавица, — добавил он, с размаху опускаясь на пластиковый стул для посетителей. Стиви осталась стоять, поскольку, кроме винтового табурета медсестры, в палате других мест для сидения не было. Кэрол специально попросила ее не уходить: даже сейчас, утратив память о том, кем была и что делала для нее Стиви, она во всем полагалась на нее. В обществе этой высокой черноволосой женщины Кэрол чувствовала себя в полной безопасности.

— Ты просто потрясающая, Кэрол, — повторил Майкл. — У тебя с самого начала был врожденный кинематографический дар, поэтому за три с лишним десятилетия ты снялась во множестве фильмов, которыми я горжусь и как твой агент, и как продюсер. Выше нос, детка. Как только ты поправишься, мы с тобой сделаем не одну сногсшибательную ленту. Глядишь, еще одного «Оскара» отхватим на старости лет!

Говоря так, Майкл нисколько не преувеличивал. Он занимался кино пятьдесят лет — столько, сколько Кэрол прожила на свете, и до сих пор оставался уважаемым и, главное, действующим продюсером.

— Ты только постарайся поскорее поправиться и вернуться в Лос-Анджелес, — добавил он. — Я уже договорился: в клинике «Синайские кедры» тебя будут ждать лучшие американские специалисты по проблемам памяти!

Французские врачи уже порекомендовали Стиви, к каким специалистам в США следует обратиться Кэрол, но Майкл предпочитал лично контролировать ситуацию. Кроме того, ему очень хотелось быть полезным.

— Ну-с, с чего мы начнем? — спросил он, вопросительно глядя на Кэрол. Ему не терпелось как можно скорее начать действовать, чтобы помочь ей вспомнить как можно больше. В отличие от Стиви и Джейсона, Майкл Аппельзон многое знал и о ее первых годах в Голливуде, и даже о детстве и юности. Стиви уже говорила об этом Кэрол и сейчас повторила снова, так как ей показалось — ее хозяйка не совсем понимает, чего хочет от нее Майкл.

.— Расскажи, как мы встретились, — попросила Кэрол.

— Я приехал в Новый Орлеан по делам, а ты продала мне тюбик зубной пасты, когда моя вся вышла, — сказал Майкл. — Как сейчас помню: ты работала в аптеке прямо напротив гостиницы, в которой я остановился. Та кой красивой девушки, как ты, я в жизни не встречал, а ведь к тому времени я многое повидал, и меня трудно было удивить, — добавил он с широкой улыбкой.

И надо, сказать откровенно — с тех пор ты почти не из менялась, а если и изменилась, то в лучшую сторону.

Кэрол действительно выглядела неплохо, несмотря на свое состояние и годы. Она, правда, похудела и была бледной оттого, что давно не бывала на свежем воздухе, но эти худоба и бледность только придавали ее лицу еще большую выразительность и одухотворенность. Единственное, что немного ее портило и о чем Аппельзон не решился заговорить, был свежий шрам на скуле, резко выделявшийся на белой, гладкой коже. Кэрол, впрочем, уже видела его — как-то раз она с помощью Стиви доковыляла до ванной и взглянула на себя в зеркало. Сначала темно-красная полоса на щеке неприятно поразила и далее напугала ее, но потом Кэрол решила, что это пустяк. Главное, она жива, а за это стоило заплатить такую цену, как небольшой шрам. Кроме того, собственная память казалась ей на данный момент гораздо важнее безупречной внешности.

— Ну так вот… — продолжал тем временем Аппельзон. — Увидев тебя, я без раздумий пригласил тебя в Голливуд на кинопробы, но ты, гм-м… отказалась, причем не особенно стесняясь в выражениях. Потом ты призналась, что приняла меня за сутенера. Это меня-то, а?! — И Аппельзон, забывшись, загрохотал так, что медсестра за пластиковой занавеской вздрогнула и выронила журнал, который читала. Кэрол тоже улыбнулась — к этому времени ее словарный запас почти полностью восстановился, и она знала, что такое «сутенер». — В конце концов мне все же удалось убедить тебя, Но я заговорил с тобой с самыми лучшими намерениями, — добавил Майкл, отсмеявшись, — и ты рассказала мне кое-что о себе. Я узнал, что в Новый Орлеан ты приехала из штата Миссисипи, где жила на ферме с отцом. Несколько месяцев назад он умер, ты продала ферму и жила на вырученные деньги. Денег было немного, но ты все равно не позволила мне оплатить твой проезд до Лос-Анджелеса. Ты сказала, что не хочешь быть мне «обя-яза-анной». Должен сказать, что в те времена у тебя был очаровательный южный акцент, который мне очень нравился, но он, к сожалению, мог помешать тебе сниматься, поэтому от него пришлось избавиться. Кэрол кивнула. То же самое говорил ей и Джейсон. Когда они познакомились, Кэрол все еще растягивала слова, но сейчас она говорила совершенно правильно. Южный говорок возвращался к ней, только когда этого требовала роль, чего, впрочем, не случалось уже довольно давно.

— В конце концов я тебя уломал, — с гордостью сообщил Аппельзон. — Ты приехала в Лос-Анджелес на кинопробу, которая оказалась совершенно фантастической. С этого дня и началась твоя карьера в кино…

— А что было со мной до этого? — перебила Кэрол. Она помнила, что Майкл знает ее дольше, чем кто бы то ни было, и хотела расспросить его о своем детстве. Кроме него, только Джейсон мог бы сообщить ей несколько эпизодов, которые он сам знал только с ее собственных слов.

— Ну, всего даже я не знаю, — честно ответил Майкл. — Когда ты была совсем юной, ты много рассказывала мне о своем отце. Судя по всему, он был порядочным и добрым человеком, и тебе нравилось жить с ним на ферме. Вы жили в каком-то маленьком городке около Билокси.

Стоило ему произнести это название, как в голове Кэрол как будто что-то щелкнуло. Она еще не успела ничего осознать, а ее губы уже произнесли имя:

— Конвей! Его звали Конвей!

Стиви вздрогнула и с изумлением уставилась на Кэрол, но и сама Кэрол, похоже, была потрясена не-меньше.

— Точно так, — подтвердил Аппельзон, довольно крякнув. — Мистер Конвей Барбер. Он разводил коров и свиней, вы, кажется, еще держали кур и кроликов…

— А еще у нас была лама, — перебила Кэрол. — Настоящая живая лама! — Она осеклась, почувствовав, как горло ее перехватило от волнения. Это было первое, что она припомнила самостоятельно.

— Да, кажется, ты упоминала о ламе, — проговорил Майкл, бросая многозначительный взгляд на Стиви, но та как зачарованная следила за своей подругой, совершенно захваченная происходившим на ее глазах чудом. Похоже, старый Майкл Аппельзон сумел приоткрыть для Кэрол дверцу, которую до него не мог отворить никто.

— Это была моя лама! — проговорила Кэрол звонким и чистым, как у девочки, голосом. — Папа подарил мне ее на день рождения. Он говорил, что она очень на меня похожа, потому что у нас обеих большие глаза, пушистые ресницы и длинная шея. — Кэрол хихикнула. — А еще папа сказал, что мы очень смешные, и если поставить нас рядом…

Теперь она говорила так, словно слышала голос давно умершего отца, и Майкл только кивал, боясь неосторожным словом прервать этот поток воспоминаний. И он, и Стиви понимали, что память Кэрол наконец-то проснулась. Должно быть, ей и нужно было вернуться к детству — к самому началу, — чтобы барьер у нее в мозгу рухнул под напором более ранних воспоминаний, глубоких ассоциаций и образов.

— …Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, — продолжала Кэрол, устремив взгляд в пространство. — Я ее совсем не помню, но знаю, что она была очень красивой, потому что у нас на пианино стояла ее фотография. На ней мама сидела на веранде и держала меня на руках. Ее звали Джейн. Папа говорил, я очень на нее похожа. — Глаза Кэрол наполнились слезами, и она смахнула их нетерпеливым жестом. — Еще у меня была бабушка Рут, это мамина мама. Она пекла замечательные печенья, булочки и пирожки. Она умерла, когда мне было десять.

— Этого я не знал, — негромко сказал Майкл, но Кэрол как будто не слышала его, едва успевая описывать встающие перед ее мысленным взором картины далекого прошлого.

— Бабушка тоже была очень красивая. Я помню, когда она возила меня в школу, многие принимали ее за мою маму. Наверное, это потому, что папа был намного старше мамы. Он погиб, когда я училась в последнем классе, незадолго до выпуска. Его грузовичок опрокинулся в кювет и взорвался — что-то там было неисправно. После похорон соседи и друзья отца посоветовали мне продать ферму и переехать в город, и я… — Кэрол вдруг запнулась. — Дальше не помню, — призналась она внезапно севшим голосом.

— Ты перебралась в Новый Орлеан и познакомилась со мной, — напомнил Майкл, но Кэрол помотала головой. Ей не нужны были подсказки — она хотела вспомнить все сама, но, увы, дальше продвинуться ей не удалось. Как она ни билась, ничего, кроме воспоминаний детства и ранней юности, Кэрол припомнить не могла. Между тем достигнутый ею результат был впечатляющим — за короткое время она оживила в памяти значительный и важный фрагмент прошлого, а лица матери и бабушки до сих пор стояли у нее перед глазами.