Ей нравились романы. Она представляла себе, что мужчины и женщины, сидевшие вокруг нее за библиотечными столами, — герои этих книг. Счастливая и страстная жизнь — все это казалось таким естественным. Она читала Джейн Остин, Теккерея, Диккенса. На этих страницах униженные бедняки обретали в конце концов счастье.

Читала о достояниях человечества, о соборах и минаретах, о широких проспектах, о меняющемся и расширяющемся мире науки.

Когда ей исполнилось восемнадцать, ее взял на содержание женатый человек. Она была взрослой, а Алиса — еще ребенком. Кэтрин поселилась возле площади Риттен-хаус, в настоящих комнатах, на настоящей улице. О таких условиях она мечтала в гостиницах. Выучилась помимо секса доставлять удовольствие мужчине. Садилась к нему на колени, разговаривала, обрезала ему сигару. Поняла, что умна. Библиотека не прошла даром: она могла свободно обсуждать многие темы. Мужчинам это нравилось. Она походила на гейш, о которых читала в библиотеке, на куртизанок, на любовниц великих людей. Кэтрин прекрасно одевалась. Шила сама шелковые платья по выкройкам, взятым из журналов. Любовник покупал ей парижские наряды в дорогих магазинах на Броуд-стрит. Она развлекала его друзей, когда он устраивал вечера с картами: рассказывала занимательные истории, наливала вино, смеялась их грубоватым шуткам.

Ей казалось удивительным, насколько все просто. Он приходил вечером по воскресеньям и всегда приносил с собой какой-нибудь маленький подарок за то, что такая красивая молодая девушка позволяет ему к себе притрагиваться, класть руки на грудь. Затем он отправлялся к жене и детям, в другой дом, которого она никогда не видела.

У Алисы не было ни терпения, ни способностей к обучению. Она росла озлобленным ребенком, упрямым и эгоистичным, хотя для этого не было никакой причины. Все делалось для нее. У Кэтрин было полно свободного времени, она часами сидела с сестрой, помогая усвоить уроки. Алиса была очень чувствительной, но не имела ни интеллекта, ни здравого смысла. В конце концов она вовсе отказалась посещать школу. Она обожала красивые платья, ей нравилось щеголять в украшениях, которые покупал покровитель Кэтрин. Она любила его, солидного краснолицего дядюшку Скипа — так она его называла. Через год Кэтрин обнаружила их в постели. Алисе было двенадцать.

Для Кэтрин это не стало шоком. Она не удивилась тому, что дядюшка Скип купил обеих сестер, что ему хотелось наслаждаться ими обеими, но впала в неконтролируемый гнев. Она украла и продала все, что могла, из их красивых комнат. Затем они с Алисой сели на поезд и поехали в Нью-Йорк.

Это был новый город, огромный, исполненный возможностей. Чистый лист. Но там продолжилась та же история. Кэтрин шила, продавала себя и целыми днями проводила в библиотеке. Алиса выглядела, как маленькая принцесса, глотнувшая свободы. Ей нравилось, когда мужчины смотрели на нее, а она отворачивалась и презрительно смеялась.

Как-то Алиса сказала Кэтрин, что ненавидит ее, что всю свою жизнь просидела в тюрьме. Кэтрин не удивилась. Сестра пообещала ей, что как только найдет куда отправиться, то бросит ее и даже не обернется Кэтрин было двадцать два года, но чувствовала она себя так, словно прожила на планете не менее ста лет.

 Затем Алиса пропала. Кэтрин отыскала ее в Грамерси-парке. Пятнадцатилетняя девочка прогуливала маленькую белую собачку в компании мужчины лет сорока. Кэтрин опустила руки: она уже ничего не могла поделать.

Сейчас ей хотелось спасти сестру, которая стала такой же, как Кэтрин, даже хуже, потому что не имела для падения причин. Алиса занималась этим не из-за тяжкого положения, а по собственному желанию. Жаждала пустого внимания от глупых одиноких мужчин. Немыслимое дело!

Кэтрин перебралась из Нью-Йорка в Чикаго и много лет жила там, не получая никаких известий об Алисе.

Потом прочитала в газетах, что в Сент-Луисе состоится Всемирная выставка, и решила туда отправиться, поскольку там ожидалось много мужчин — рабочих из Италии и Германии. Они уехали от своих семей заработать деньги в Сент-Луисе. В сердце Кэтрин не осталось и следа доброты.

В Сент-Луисе она встретила Алису. Тихо к ней подошла.

— Алиса, сестренка. Что ты?..

Та обернулась. Удивление тотчас сменилось озлобленностью.

— То же, что и ты. Выставка. Мужчины. Деньги

Алиса рассмеялась.

— А как же Нью-Йорк? Грамерси-парк?

— Собака умерла. Уильям побил меня. Я уже давно здесь. Не помню сколько. Золотой Запад.

— Я…

И тут Алиса отвесила Кэтрин пощечину. Оставила след пятерни на ее щеке и, смеясь, побежала по улице.

Больше Кэтрин не видела сестру и не пыталась найти. Однако мысли о ней не давали покоя. Кэтрин размышляла, что у нее есть деньги, есть место, куда можно отвезти Алису. Она хотела спасти сестру. Это не было добротой, а лишь отчаянной потребностью создать порядок из хаоса прошлого. Алиса могла обрести уют в белом Висконсине. Ослепительно белый, чистый снег мог убрать из души озлобленность и жесткость.

«Дикая кошка» была плохим местом. Туда уходили, когда во все остальные места уже не пускали. Оно кишело крысами. Там были горы мусора, болезни. Место это находилось на пути к реке. Когда-то по той дороге возили грузы в город, но сейчас там стояли хибарки. Туда шли люди, у которых и хибарок-то не было, те, кто не мог спать в помещении. Эти люди слышали голоса. Они умирали.

Когда Кэтрин завернула за темный угол и ступила на грязную дорогу, она увидела детей и узнала в них себя. Это было ее детство, ее судьба, голод, страх и потери. Тогда у нее тоже не имелось пальто, и она дрожала от холода. У детей не было имен. Их никто не ждал, им некуда было деться. Их лица не излучали свет.

Алисы нигде не было.

Кто-то обмолвился, что встречал девушку, похожую на нее. Девушка ушла с лодочником. Еще один человек сообщил, что запомнил особу, которую тащили в больницу, а та отбивалась ногами и визжала. Возможно, ее собирались поместить в сумасшедший дом или в больницу. Кэтрин побывала во всех больницах. Никого. Когда человек опускается, на определенном уровне у него пропадает имя. Нет прошлого, нет друзей, нет особых примет. В «Дикой кошке» для Алисы наступил конец надеждам, конец всему, что придает смысл существованию человека.

Антонио сказал, что знает, где Алиса.

— Как ее найти, Тони? — спросила Кэтрин.

— Все меняется. Люди здесь постоянно переезжают, спят вповалку, бьют детей. Она среди них. Продолжай поиски. Мучай себя, если тебе это нравится.

— Сегодня вечером опять пойду. Буду ходить каждый вечер.

Он стоял перед ней голый. Закатные лучи солнца освещали его лопатки. Он мылся. Изящная одежда висела на стуле. Вдруг Тони отбросил полотенце, повернулся и произнес с внезапной усталой яростью:

— Тебе-то что до этого, Кэтрин? Потери неизбежны. Так бывает всегда. Люди теряют того, кого любят.

— Я беспокоюсь о ней.

— Ни о ком ты не беспокоишься. Просто хочешь получить назад то, что потеряла. Как зонтик, забытый в трамвае. Как медальон, оброненный на улице. Вот и все. Но она уже не вещь, которой ты когда-то лишилась. Она пустое место, ноль. У нее нет ни лица, ни имени.     Ей негде жить. Твоя жалкая попытка найти сестру ничто не изменит. Ты ведь по-прежнему хочешь убить моего отца, жить в его дворце вместе со мной и его деньгами.

Кэтрин смотрела на Тони. Изящная одежда. Чудесные волосы, руки, сжимающие серебряную щетку красивое лицо в треснувшем зеркале в серебряной оправе. Он был так груб с ней.

— Твоя жестокость потрясает. Алиса…

— Была очаровательной, забавной и свежей, не слишком умной, но могла сидеть на коленях, просто дожидаясь возбуждения мужчины. Даже тогда у нее не было ни капли души. И она умирает, потому что не такая хитрая, осторожная и умная, как старшая сестра, и хочет оставаться собой. Ты ее презираешь. Твое имя приводит ее в ярость. Думаешь, ее нет среди тех людей? Ты каждому пьянице говоришь свое имя, поэтому ее и не находишь. Не делай этого — и все получится. Туда есть только один вход и один выход, так что оставь ее в покое. Возвращайся в Висконсин. Забудь Алису. Сделай то, что обещала. Для этого ты и родилась.

Но Кэтрин не могла забыть сестру и в конце концов отыскала ее. Кэтрин стояла в своей новой шубе около стены и выла, точно ветер. Важная маленькая девочка взяла ее за руку и отвела в конец улицы.

Алиса под уличным фонарем обслуживала пьяного матроса. Была полночь, шел снег, спешащие мимо люди бросали на мостовую мелкие монеты. Когда Алиса закончила, то сплюнула на ботинки матросу, а тот отстранился, даже не застегнув штаны. Алиса подняла глаза, увидела сестру, спокойно нагнулась и начала собирать мелочь.

— Не желаю тебя видеть.

— Послушай, я увезу тебя в хорошее место.

— Не хочу слушать. Не хочу ничего знать.

— У меня есть деньги. У меня есть деньги для тебя.

Кэтрин полезла в сумочку.

— Мне они не нужны. Что я буду с ними делать?

— Я пришла за тобой. Пойдем туда, где ты живешь, и все обсудим.

Она посмотрела на ряд хибар и навесов. В темноте дрожали огоньки свечей.

— Которая твоя?

— Любая, где пусто. Мне неприятно тебя видеть — Алиса подсчитывала деньги — У тебя что, богатый мужчина?

— Да. Он богат.

— Сюда.

Алиса пригнулась и перешагнула порог пустой хибарки. Это были лишь доски, приколоченные к стене. Кэтрин тоже пригнулась и последовала за сестрой. Алиса порылась в кармане, вытащила дешевую свечку, украденную в церкви, и дрожащей рукой зажгла ее.

— Вот он, мой дом.

В свете свечи лицо Алисы снова казалось девичьим. Оно было мягче, золотистее. Кожа плотно натянулась на скулах. Так бывает у человека перед смертью.

Кэтрин вспомнила о красивых платьях, которые шила для сестры, о кружевах и длинных плиссированных подолах. Вспомнила о школьных заданиях, о красивом почерке Алисы, о спокойных комнатах в Филадельфии. Вспомнила и крошечную собачку в Грамерси-парке. Все потеряно. Как много потерь в этом мире!

— Я покажу тебя врачам. Возьму домой и…

— Вот как? Домой? Наверное, в твоем кошельке много денег.

— У тебя будут деньги. Я дам тебе все, что угодно, только не отталкивай меня.

Сестры опустились на кровать. Алиса прислонилась к стене и пальцами завертела сигарету. Ее руки дрожали от холода… Она зажгла сигарету и взглянула на Кэтрин.

— Знаешь, я чувствую себя такой ленивой. Много работаю и не ощущаю усталости. Ночью не могу спать и при этом чувствую себя ленивой. Если ты что-то начнешь для меня делать, мне из-за лености будет все равно. Но я не могу поехать с тобой. Не представляю, где это, но уверена, что слишком далеко.

— Я отвезу тебя на поезде.

Лицо Алисы снова стало жестким. Надежда мелькнула на мгновение и исчезла.

— Кэтрин, постарайся хоть что-то понять. Я никогда тебя не любила. Однажды я сказала тебе об этом и повторяю сейчас. Никогда.

— Я…

— Ты можешь увезти меня, можешь взять с собой в Париж, на какой-нибудь курорт, заботиться обо мне, но я не изменюсь.

— А вот я всегда любила тебя.

— Как какую-нибудь куклу.

— Ты была всем в моей жизни. Всем, что мне дорого. Дай Бог, чтобы твоя судьба сложилась иначе. Лучше, чем у меня.

Свечка погасла. Они молчали в темноте, горел лишь кончик сигареты. Кэтрин хотелось дотронуться до сестры, но она удержалась.

— Чем я могу помочь тебе?

Алиса колебалась, затем схватила руку Кэтрин и погладила своими грубыми грязными пальцами ее шелковистую кожу.

— Посиди со мной, сестра. Извини. Я плохая, больная, говорю неприятные вещи. Но ты просто посиди со мной. Я никогда не бываю одна, но так одинока. Всем чужая. Меня никто не удерживает. Никто не дотрагивается, не произносит мое имя. Посиди со мной, пока я не усну. Вот и все, что мне нужно, все, что ты можешь сделать. Пожалуйста.

— Давай я отвезу тебя куда-нибудь. В гостиницу. Ты примешь горячую ванну. Уснешь на чистых простынях.

— Это смешно. Даже если бы я хорошо себя чувствовала, была бы чистой, на мне была бы шляпка и красивое шелковое платье, я осталась бы здесь. Такова моя жизнь. Наконец-то я нашла свое место.

Кэтрин встала, сняла свою красивую шубу и укрыла сестру.

— Как славно, — промолвила Алиса. — Ты всегда за мной ухаживала.

— Я старалась.

— Почему ты так замечательно ко мне относилась? Я этого не заслуживала.

— Ты много значила для меня. Я старалась оградить тебя от несчастий.

— Ты не можешь никого спасти. И теперь знаешь это. — Алиса закрыла глаза и погладила мех на шубе, — Я помню корабли на реке в Филадельфии. Лодки, словно пауки, движутся вместе с течением. Красивые мужчины-гребцы. Солнце освещает их сильные загорелые плечи. Лодки такие быстрые — не успеешь оглянуться, как их уже нет. Думаешь, я забыла? Пыталась забыть, но помню. Ты шила мне платья. Наверное они в самом деле были красивыми. Все, что ты делала, было красивым. И туфельки. Где все это сейчас? Что случилось с этими вещами? Ты так по-доброму ко мне относилась. Была такой хорошей.