Он обвел глазами комнату. Кроме шикарной двойной кровати с немного старомодным стеганым одеялом в ней находились два шкафа, стоящих по обе стороны от двери, такого же дерева туалетный столик с зеркалом и симпатичный диванчик у окна.

Густав подошел к окну, высокий ворс ковра заглушал его шаги. Дэвид, его коллега, обещал, что вид из окна не разочарует его. Теперь он убедился, что тот не преувеличивал. Поросший деревьями склон, полоса белого песка у самой воды и хрустальной чистоты озеро умиротворяли и настраивали на философский лад.

Он сложил руки на груди и решил, что если он не сможет наладить отношения с Патрицией в этом райском уголке, тогда это вообще невозможно.

Патриция снова чувствовала себя ребенком, беззаботным и свободным, чью невинную душу больше не бередят никакие проблемы и разочарования. Сбросив закрытые сандалии и завернув легкие брюки, она подошла к самой кромке воды и с визгом отскочила, когда ледяная волна легонько лизнула ее подошву. Это было самое чудесное место, какое она могла себе представить. Аккуратный белый домик друга Густава примостился между зелеными холмами. Над головой Патриции голубело небо, не обремененное ни одной тучкой, а зеленоватая вода простиралась до самого горизонта. Просто блаженство!

Патриция прикрыла глаза и глубоко вздохнула, пробуя на вкус свежий воздух. Она почувствовала, что никогда не пожалеет, что приехала сюда, даже если ее и не ожидает счастливый исход в отношениях с Густавом.

Она не очень хорошо представляла; как они смогут пережить такое внезапное вынужденное соседство, если им не удалось найти общий язык за все эти годы. Может быть, стоило рассказать ему о ребенке раньше? Кто знает, возможно, тогда все сложилось бы по-другому.

— Патриция!

Она повернулась на звук своего имени, и ее сердце замерло при виде Густава, идущего ей навстречу. Он был в светлых джинсах и белом хлопковом джемпере, на его волосах бликами играло солнце. Патриция сложила руки на груди, неожиданно вспомнив, что надела джинсовую рубашку прямо на голое тело.

— Доброе утро! Как ты спал? — вежливо спросила она.

Немного удивленный официальностью ее обращения, Густав все же почувствовал укол радости только от одного ее вида.

— Хорошо. — Он решил ничего ей не рассказывать о своем страшном сне. — А ты?

— В целом, неплохо. Хотя нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к чужому дому, к новому месту. Как здесь здорово, правда? — восхищенно воскликнула она. — А вода какая чистая, как хрусталь! Видно на пару метров в глубину. Жаль только, что холодная, купаться нельзя.

Она опять увернулась от набегающей волны, как ребенок, взвизгнув от радости, забыв о своей стеснительности и о том, что они с Густавом уже давно стали чужими людьми. Увидев, как внезапно потемнели его глаза, она перестала шлепать по воде и отступила на песок, радуясь тому, что между ними было какое-то расстояние.

— Что случилось? — озабоченно спросил Густав, и его руки скользнули глубоко в карманы.

— Ничего. — Патриция отвела глаза.

— Нет, скажи честно.

— Ну ладно. — Патриция замялась. — Я чувствую себя неловко рядом с тобой.

— Почему? Ведь мы были три года женаты, — удивился Густав.

— А пять лет, которые прошли с тех пор? — Патриция отбросила назад волосы, которые совсем растрепал ветер. — Разве мы можем забыть об этом?

— Нет, конечно. — Густав нахмурился. — Ведь именно поэтому мы здесь, правда?

— Честно говоря, я понятия не имею, почему я оказалась здесь. Я объясняю это себе временным помутнением сознания. Мне кажется, что мы просто пытаемся уйти от ответа. Может, стоит честно посмотреть друг другу в глаза, подписать документ о разводе и продолжать жить дальше, каждый своей собственной жизнью?

Что-то в его сердце сжалось от ее прагматизма, но он не стал пестовать в себе это чувство, тем более что именно он был виноват в ее разочаровании. Когда-то она была полна жизни и не теряла надежды ни при каких обстоятельствах.

Патриция почувствовала, что вот-вот расплачется. Только этого не хватало! Вместо того чтобы копить обиды на него, ей хотелось броситься в его объятия, положить голову на его грудь и послушать, как бьется его сердце. Ах, Густав, почему с нами все так неладно?

— Я тебе уже не раз говорил и снова повторю, что вовсе не хочу разводиться. Я хочу убедить тебя в том, что еще не все потеряно.

— Да уж, у тебя репутация человека, который никогда не отступает.

Она подошла к тому месту, где оставила свои сандалии, быстро их надела и побежала наверх к дому. Густав тихонечко выругался про себя.

— Ты куда? — крикнул он ей вслед.

— Я умираю от голода! Пойду поищу, нет ли в доме какой-нибудь еды.

Густав облегченно расправил плечи и рассеянно посмотрел на бескрайние водные просторы. По крайней мере, она не сказала, что улетит первым же самолетом.

— Ну и щедрый у Густава друг! — радостно присвистнула Патриция.

Ее зеленые глаза широко распахнулись от удивления при виде забитого до отказа холодильника. Она вытащила большой кусок бекона и упаковку яиц, закатала рукава и присела на корточки, высматривая в тумбочке сковородку.

Густав замер в дверях большой уютной кухни, наблюдая, как Патриция хлопочет над кастрюлями и сковородками. Ему было приятно смотреть, как ее стройная фигурка порхала по кухне, с удовольствием занимаясь таким простым, будничным делом.

Когда она потянулась к верхней полке шкафчика, чтобы взять коробку со спичками, он заметил, как нежно колыхается ее грудь, не стесненная лифчиком. У него на миг перехватило дыхание.

— Дэвид сказал, что холодильник полон. Давай готовить завтрак вместе?

Патриция вздрогнула от неожиданности и повернулась к Густаву. Он стоял, опираясь о дверной косяк. Рукава его белого джемпера были закатаны, обнажая мускулистые руки. Блестящие темные волосы растрепались, и сейчас он вовсе не был похож на преуспевающего босса модного рекламного агентства. Он был так привлекателен, что Патриция даже зажмурилась от удовольствия.

— Да я и сама справлюсь. Кстати, нужно отдать твоему другу деньги за продукты. Ты узнай, сколько мы ему должны, и я отдам тебе половину.

Густав с трудом скрыл досаду. Патриция с таким упоением демонстрировала свою независимость, что это начинало его не на шутку раздражать.

— Я это возьму на себя, не волнуйся. Ведь это я тебя сюда пригласил, так что даже не думай об этом. К слову, что ты хочешь на завтрак — яичницу-глазунью, омлет или яйца с ветчиной?

Он подошел к плите, и его синие глаза посмотрели на Патрицию с вызовом, как будто ожидая, что она будет оспаривать его право готовить завтрак.

Его близость и терпкий мужской запах одеколона выбивали ее из колеи, волновали, мешали сосредоточиться. К его удивлению, она молча вложила сковороду в его руку, быстро отошла к клетчатому дивану, стоящему в уголке, и, как ни в чем не бывало, села на него.

— Ты у нас одарен способностями к дедукции. Попробуй угадать!

На время завтрака было заключено шаткое перемирие, и Патриция, по крайней мере, поела, чему Густав был несказанно рад, совсем как сердобольная мамочка, радеющая о болезненном ребенке с плохим аппетитом. После того как они вместе убрали со стола и помыли посуду, Густав взял Патрицию за руку и повел к выходу из кухни.

— Может, покатаемся по окрестностям? — предложил он.

Патриция некоторое время молча смотрела на его огромную руку, держащую ее хрупкую ладонь.

— Я бы лучше прогулялась, — наконец пробормотала она, увидев его широкую улыбку, которая лишала ее остатков самообладания.

Эта чувственная улыбка как будто говорила: «Я еще голоден»…

— Ну как хочешь… — протянул он, довольный неизвестно чем.

— Но ты ведь терпеть не можешь пешие прогулки! — вспыхнула Патриция. — Ты ведь всегда говорил, что нет смысла долго и нудно идти куда-то, когда можно гораздо быстрее доехать на машине!

— Я так говорил? — Брови Густава взлетели вверх в деланном удивлении. — Я, наверное, был немного не в себе тогда. Может, голова болела. Наверное, слишком заработался. Или торопился куда-то.

— На важное заседание на другом конце города, — подтвердила Патриция. — У тебя никогда не было просто заседаний, только важные, и все, ну совершенно все, что ты делал, носило на себе печать срочности. Ты вел абсолютно ненормальную жизнь.

— Точно, — согласился Густав и тут же отпустил ее руку, будто она была раскаленным утюгом.

Патриция тяжело вздохнула.

— Если ты и вправду решился пойти бродить по холмам, тебе нужна подходящая обувь. Ты взял что-нибудь для этого случая?

— Ты думаешь, что я не в состоянии понять, какая обувь может понадобиться в такой глуши? Зря. Я весьма практичен, — самодовольно сообщил Густав.

— И запомни, я вовсе не собираюсь во время прогулки смотреть на часы… Послушай, ты как-то странно ведешь себя, — подозрительно сказала Патриция. — Ты уверен, что не ждешь делового звонка от кого-нибудь? Ты, случайно, не забыл ни о какой важной встрече, назначенной на сегодня?

Густав без тени улыбки смотрел на нее. Может быть, ему и не нравится все то, что она ему говорит, но лучше, если она сразу все выскажет. Она все еще не верила в то, что он уже не тот помешанный на работе человек, которого она знала когда-то.

— Вот, смотри.

Без лишних слов Густав снял с руки часы и положил их на стол.

— Я даже часы оставлю дома, хочешь? Мы проболтаемся по лесу целый день, а я и слова не скажу против. Отвечая на твой вопрос, я заявляю, что меня сегодня никто нигде не ждет, у меня не назначено никаких деловых встреч и я совершенно забыл о существовании телефона. Кстати, никто и не знает, где я нахожусь. Так что мы можем делать все, что захотим и когда захотим.

Густав предпочел бы подтвердить свои слова сумасшедшей любви прямо на кухне, но вместо этого он просто вышел, пока чувственный голод не довел его до беды.

— Густав? — огорченно бросилась ему вдогонку Патриция, опасаясь, что обидела его.

— Пойду искать кроссовки, — сказал он, повернувшись к жене.

Патриция облегченно вздохнула, не скрывая счастливой улыбки.

6

— Ну теперь-то ты понял, насколько лучше чувствуешь себя на природе?

Патриция замерла на секунду перед тем, как начать подниматься на очередной холм. Ее щеки раскраснелись, словно маки, а глаза горели воодушевлением, как у ребенка, отправившегося на поиски сокровищ. Она довольно улыбнулась Густаву, который шел за ней следом по горам, по долам, не разбирая дороги, причем последние сорок минут он хранил непонятное молчание.

Он вытер лоб тыльной стороной руки, остановился на некоторое время в высокой траве и никак не мог наглядеться на свою спутницу. Никто бы не смог убедить его, что существует более привлекательная, более милая и желанная женщина во всем мире. Он уже много миль прошел, любуясь ее тугой попкой и покачивающимися бедрами, и это зрелище ему еще не надоело. И это несмотря на то, что его новейшие кроссовки задали ему жару и теперь на его пятке, видимо, красовалась огромнейшая мозоль.

— Если бы не моя пятка, стертая в кровь, я и вправду ощущал бы себя на вершине блаженства, — сдержанно заметил он.

— Это из-за твоих новых кроссовок?

Патриция озабоченно подошла к нему.

Парень, твои шансы растут, подбодрил себя Густав. Впервые за всю прогулку Патриция смотрела на него, а не на окружающую природу. Прежде ему никогда не приходилось конкурировать с деревьями или травами в борьбе за внимание красивой женщины, и теперь его мужская гордость была несколько задета.

— Может быть, устроим небольшой привал? — предложил он.

— Неужели ты до сих пор не знаешь, что нельзя отправляться в длительную прогулку, не разносив предварительно новую обувь? — нахмурилась Патриция.

— Послушай, — защищаясь, обиженно возразил Густав, — я городской парень и не знаю этих ваших деревенских хитростей.

Пытаясь скрыть разочарование от того, что им приходится прервать такую чудесную прогулку, Патриция все же вошла в положение Густава. Для нее это было внове — нести ответственность за кого-то, хотя раньше у нее неоднократно мелькала мысль о том, что было бы здорово, если бы такой сильный человек, как Густав, нуждался в ее помощи.

— Снимай кроссовки, я посмотрю, что можно сделать, — скомандовала она.

Густав поморщился и сделал шаг назад.

— Вот еще! Я не собираюсь пасть жертвой твоих медицинских экспериментов. Помнишь, ты однажды пыталась вытащить у меня занозу? Тогда ты чуть не убила меня! Какой бы нежной ты ни выглядела, Патриция, но когда дело доходит до лечения раненных и больных, тут ты скорее Кинг-Конг, чем Флоренс Найтингейл!