– Во-вторых, ты красива, а это многого стоит.

Анна посмотрела в зеркало, повинуясь жесту леди Присциллы. Что ж, следует признать, что, сделавшись старше, она стала действительно красавицей. Если в юности Анна мало походила на свою мать, признанную красотку, к ногам которой снопами падали мужчины, то сейчас – сейчас сходство стало явным и неоспоримым. Анна всегда думала, что красота матери досталась только Джексому, ей же – ум и характер отца. Но отражение в зеркале говорило об ином. Конечно, леди Присцилла была брюнеткой, а Анна – блондинкой, однако это оказалось единственным различием. А в остальном – налицо полное семейное сходство: стройный стан, почти нереально тонкая талия, точеные руки и плечи, довольно пышное декольте, нежная кожа (даже леди Присцилла все еще не утратила свежести, что сулило и Анне долгие годы красоты), яркие серые глаза, красиво очерченные рот и подбородок, прямой нос с лишь чуточку вздернутым кончиком, что скорее придавало облику пикантность, чем портило.

– Да, я красива, – согласилась Анна. – Почти как ты.

– Ты гораздо красивее меня, ведь мне уже… за сорок.

– Мама! Мне почти тридцать! И я точно знаю, сколько тебе лет.

– Могу поклясться на Библии, что мне больше сорока, – пожала красивыми плечами леди Присцилла. – И пусть кто-то попробует доказать, что я лгу.

– Мама! – рассмеялась Анна. – Сколько бы тебе ни было лет, ты все равно великолепна. Граф Тремейн это ценит. Кстати, почему ты не соглашаешься выйти за него? Он мне постоянно пишет жалобные письма.

– Ах он негодник, – всплеснула руками леди Присцилла. – И что ты ему отвечаешь?

– А что я могу ответить? – Анна взяла мать под руку и увлекла обратно в столовую, очень хотелось закончить завтрак. – Теперь, когда я вполне поправила благосостояние нашей семьи, у него и козырей-то не осталось.

– О нет, – мечтательно протянула леди Присцилла. – Козыри у него есть, и еще какие!

– Мама! – возмутилась Анна. – Мне вполне хватает ежеутреннего лицезрения вас в столовой. Я же незамужняя девушка, если ты еще помнишь.

– Помню, – ответила леди Присцилла, возвращаясь за стол к чаю и джему. – Кстати, о замужестве. Надеюсь, ты осчастливишь кого-нибудь из этих джентльменов. – Она кивнула на карточки, оставленные Анной на столе. – Соглашайся на верховую прогулку в парке. Тогда можно будет не поддерживать беседу, а просто полюбоваться на… на что хочешь.

– Мама, я решительно отказываюсь понимать твои намеки.

– Ах, оставь. Ты же столько лет общаешься с Луизой. Я уверена, что об этой стороне жизни ты имеешь исчерпывающее представление.

– Э-м-м, вполне. Но это не значит, что я готова вот так просто разговаривать на данную тему со своей матушкой за завтраком.

– Хорошо, – пожала плечами леди Присцилла. – Тогда побеседуем о другом. Говорят, граф Рэйвенвуд куда-то пропал.

– Пропал – это несколько излишне сильное выражение. Он уехал по делам в Глазго. Так он сообщил в письме, которое вчера вечером получила Луиза.

– Надеюсь, он вернется к балу у Ричарда. Так не хочется входить в зал в сопровождении лишь тебя и Луизы. Я буду выглядеть пожилой дуэньей двух юных леди.

– Мама, скажи мне, как тебе удается никогда не оговариваться? Ты же ни разу не назвала графа Тремейна Ричардом при посторонних.

– Я и твоего отца никогда не называла Робертом при посторонних. Умение вести себя в обществе – неотъемлемое качество леди.

– Да, я понимаю, воспитание. Но как? Я не могу заставить себя думать об Айвене как о лорде МакТирнане.

– Ах, вот ты о чем… – Леди Присцилла отложила булочку и задумчиво покрутила в руках вилку. – Наверное, нам надо было поговорить об этом давным-давно, но все время казалось, что все как-нибудь само решится… Возможно, я слишком эгоистична и легкомысленна.

– М-м-м… – Анна чуть не обожглась кофе, сделав от неожиданности чересчур большой глоток. – Мама, первый раз в жизни слышу, чтобы ты признавала за собой хоть какие-то недостатки.

– Некоторые люди мудреют с годами…

– А у некоторых возраст приходит один. Я помню, папа любил это повторять.

– Как бы там ни было, мне следовало поговорить с тобой об Айвене, когда ты стала постарше и утратила юношескую категоричность, но я была слишком занята собой.

– Поговорить о чем? О том, что пора забыть его и начать новую жизнь?

– В целом да. Но такое краткое изложение не передает сути дела.

– Мама, за столько лет я просто устала от подобных разговоров.

– Подожди, не начинай защищаться сразу же. Послушай. Я никогда не одобряла того, что твой отец и отец Айвена решили вашу судьбу за вас. Вы с детства знали, что предназначены друг для друга. Вы росли вместе, принимая близость как данность. Ты научилась прощать Айвену его недостатки и ошибки раньше, чем поняла, что вообще означает слово «любовь». И мне всегда виделось в вашей с ним связи что-то… слишком. Юношеская любовь – это прекрасно, но не в таких дозах.

Анна слушала, замерев с чашкой кофе в руках.

– И, видишь ли, – продолжила леди Присцилла, – я отлично понимала, что бесполезно пытаться донести до тебя все это. Ты была так молода и так категорична. Ты отказывалась от самой мысли о возможности выбора.

– Да. Я помню. – Анна вернула чашку на блюдце и скрестила руки на груди, словно пытаясь одновременно и защититься, и отстраниться.

– Вот поэтому я и поддержала Джексома в его стремлении расстроить вашу свадьбу. Мне тогда казалось, что стоит дать тебе этот выбор, пусть и против твоей воли, и тогда ты сможешь выбрать осознанно.

– Я бы все равно выбрала Айвена.

– Вероятно. Но это в любом случае оказался бы выбор. Но я ошиблась и недооценила силу твоего воображения. О, никакой реальный Айвен не смог бы составить конкуренцию тому воображаемому Айвену, который постепенно занял все твое сердце.

Анна едва не задохнулась от боли. Ее мать, которую она считала особой эгоистичной и мало интересующейся делами детей, понимала Анну лучше, чем она сама. Ей пришлось столкнуться с такой ужасной реальностью, чтобы понять, какой фантом она заботливо взрастила, чтобы осознать: любовь к призраку может ее просто-напросто убить, – а матушка все это понимала давно и с абсолютной ясностью.

– Мама, почему, ну почему ты не поговорила со мной раньше?!

– Я была слишком занята собой, – повторила леди Присцилла. – И мне казалось, что ты сама рано или поздно справишься со всеми призраками. Я же еще в начале разговора отметила, что немного эгоистична. – Матушка сделала неопределенный жест, долженствующий показать, что собственный эгоизм она не считает таким уж пороком. – Ну, и как оказалось, и сейчас еще не поздно поговорить об этом. Ведь Айвен МакТирнан вернулся. И, насколько я понимаю по твоему нервному состоянию и весьма нехарактерному поведению, Айвен МакТирнан вернулся к тебе, но ты уже осознала все, о чем я только что говорила.

– О да. Осознала. Но лишь после того, как Айвен МакТирнан вернулся ко мне.

– Тогда это может стать проблемой. Такие упрямые юноши, как Айвен, обычно вырастают в невероятно настойчивых и умеющих добиваться своей цели мужчин.

– Тебе, наверное, лучше знать.

– А ты хочешь сказать, что не собираешься поближе познакомиться со своим вновь обретенным женихом?

– Я и так… – Анна замолчала вовремя, сообразив, что не стоит рассказывать матери про ужасные события в Тирнане. Леди Присцилла может отреагировать совершенно непредсказуемо. – Как бы там ни было, – продолжила Анна после паузы, – я намерена провести сезон в Лондоне. И наконец-то воспользоваться возможностью выбора. Лучше поздно, чем никогда.

– Тогда просмотри карточки еще раз. И прими какое-нибудь из приглашений. – Леди Присцилла решительно допила чай, отодвинула чашку и встала из-за стола. – Как хорошая мать, советую: выбирай графа или даже герцога. И побогаче.


Граф Рэйвенвуд все же успел вернуться к балу у графа Тремейна, о чем Анну известила запиской Луиза; в коротком послании предлагалось также отправиться на бал всем вместе в экипаже графа. Новость очень порадовала леди Присциллу, а Анне было просто любопытно, куда это так внезапно пропадал болеющий ветряной оспой Руперт. Конечно, деловая поездка – это вполне основательная причина, но не из постели же вскакивать и мчаться сломя голову куда-то в Шотландию. Впрочем, граф Рэйвенвуд, как и его супруга, отличался решительностью, энергичностью и прямолинейностью в выражении чувств и желаний. Говоря иначе, Руперт был способен даже со смертного одра встать, если решит, что цель того достойна. К тому же сбежать от двух выздоравливающих сорванцов, запертых в доме на период карантина… Любой с радостью ухватится за мало-мальски благовидный предлог, чтобы укатить куда-нибудь подальше.

Джексом сообщил, что собирается прибыть к Тремейнам попозже, так что леди Присцилла и Анна приняли любезное предложение графа и графини Рэйвенвуд. Платье для бала Анна выбирала особенно придирчиво, следуя наставлениям матушки, желавшей, чтобы дочь блистала во всей красе на своем первом балу в новой жизни. Платье требовало очень тугого корсета, и Анна даже пожалела, что слишком часто в последние дни посещала кафе и безудержно поедала десерты и мороженое. Но Анна была согласна помучиться, пока Пруденс затягивает корсет, чтобы потом предстать пред многочисленными гостями Тремейнов во всей красе и блеске нового платья. Платье, кстати, было действительно новым, а не одним из переделанных прошлогодних. Лунно-белый атласный чехол покрывал лиф и пенный ворох нижних юбок, а затем сам прятался под роскошное верхнее платье, полупрозрачное, украшенное муарово-зелеными нежнейшими вышитыми цветами, эти же цветы в виде мотивов окаймляли декольте и повторялись в белом цвете на длинных, выше локтя, атласных перчатках. Широкий темно-зеленый атласный пояс завязывался вокруг талии, его концы спускались сзади по юбке почти до земли. Волосы же Анны Пруденс собрала в замысловатый низкий узел на затылке, украсив его шпильками с изумрудами.


Те несколько дней, что прошли между памятным разговором матери и дочери за завтраком, Анна провела весьма насыщенно. Полагая, что не стоит тратить время зря, она приняла целых четыре приглашения: две верховые прогулки по утреннему парку и два дневных выхода в кафе. Как и предсказывала леди Присцилла, прогулки верхом оказались более приятным времяпровождением, чем посещение кафе. Впрочем, вполне вероятно, что просто компания в парке оказалась более приятной.

Во время первой прогулки ее сопровождал молодой человек лет на семь ее младше, виконт Валентайн Лири. Когда она увидела милого юношу, ожидающего ее в холле, Анна едва удержалась, чтобы не развернуться и не убежать прочь. И только мысль о том, что это может до глубины души шокировать бедного молодого человека, удержала ее от побега. Впрочем, прогулка оказалась даже милой. Виконт немного стеснялся, поэтому беседа вскоре как-то увяла сама собой, зато наездником Лири оказался превосходным, и удалось неплохо прокатиться наперегонки и даже взять парочку барьеров. Неизвестно, чем именно предлагала любоваться матушка, но Анна получила настоящее удовольствие от быстрой скачки и свежего утреннего воздуха, еще не испорченного дымом из многочисленных каминных труб.

Затем, сменив амазонку на дневное платье нежнейшего голубого цвета со скромным кружевом у ворота и на рукавах, Анна побывала в кафе с баронетом Стентемом Уорнелом, чье имение располагалось неподалеку от Верна. Баронет, видимо, отчаялся найти в провинции новую жену, поэтому решил потратиться на сезон в Лондоне. Впрочем, насколько Анна знала, партией он был неплохой: достаточно обеспеченный, сугубо положительный, не слишком старый (примерно в возрасте Джексома, может, чуть старше). Только вот четверо малолетних Уорнелов слегка портили картину. Тем не менее Анна допускала, что баронет имеет шанс найти себе в Лондоне достойную супругу. Однако она, Анна, не склонна была согласиться на эту роль, живя в Верне, а сейчас, в Лондоне, эта мысль вообще даже не приходила ей в голову. Собственно говоря, и приглашение она приняла лишь из-за того, что имя баронета оказалось единственным знакомым среди всех остальных, значившихся на карточках. Да и букет он прислал очень красивый. В кафе Уорнел достаточно ловко поддерживал беседу, но Анна постоянно опасалась, что баронет немедленно и без предупреждения начнет предлагать руку и сердце, если уж удалось оказаться в непосредственной близости от подходящей, как он считал, кандидатки. К счастью, дело обошлось чаем, мороженым и пространной беседой о природе.

Следующее утро ознаменовалось прогулкой в парке с недавно вышедшим в отставку полковником Ангусом Фергюссоном, который служил в Бенгалии. Полковнику пришлось оставить армию из-за тяжелого ранения в ногу, поэтому ни о каких рискованных скачках речи не шло, зато Анна с интересом поддержала беседу об Индии, Китае и политике. Например, полковник посвятил свою спутницу в такие политические (или коммерческие? Учитывая, какую роль в том регионе играла Ост-Индская компания, торговля и политика там являлись практически синонимами) тонкости, как причины опиумных войн. В целом Анна знала, что Китай препятствовал британским – и вообще европейским – торговцам вести дела на территории страны, что и стало причиной войн, ведь Англия уже не могла представить себе существование без китайского чая. Полковник же рассказал о деталях: Китай соглашался продавать чай только в обмен на серебро, чайные торговцы, чтобы добыть нужное количество серебра, контрабандой провозили в Китай опиум за серебро, на которое, в свою очередь, и приобретали чай. Во всей этой схеме активно принимало участие тайное китайское общество, Триады. Для Британии такая торговля была чрезвычайно невыгодной, не говоря уж о том, что торговля опиумом считалась делом опасным – китайские власти ловили контрабандистов и часто казнили без суда и следствия. В итоге, когда одно из судов английских контрабандистов было захвачено китайскими властями, Британия, а вместе с ней и Франция объявили Китаю войну и заставили изменить правила торговли. Да, не зря Анна недолюбливала чай, предпочитая кофе. Оказывается, чай не только привел к двум войнам в Юго-Восточной Азии, но и косвенно виноват в торговле и распространении опиума. Полковник Фергюссон уверял, что это ужасное зелье, пострашнее любого виски. Заодно добродушный отставной вояка предостерег Анну от употребления лауданума, настойки опиума, которую в последнее время уж слишком часто стали использовать великосветские барышни, то в качестве средства от головной боли, то просто как снотворное. Анна, однажды принявшая по совету врача лауданум после сильного вывиха лодыжки и проспавшая после этого целые сутки, с тех пор зареклась даже нюхать эти горькие и терпко пахнущие капли. В целом полковник показался Анне чрезвычайно милым, только вот немного староватым. Конечно, в женихи леди Присцилле он пока не годился, но и для Анны уже не подходил.