Алина Знаменская - Вероника

— Ты в каком отряде? — спросила Ника.

— В пятом. Только я приехал не отдыхать, а работать. Помощником вожатого.

У Ники сердце провалилось в живот: «В пятом — значит, у нас».

— И я в пятом, — сообщила она.

— Знают, увидимся.

Он растворился в синей темноте, а она уже потом плохо слышала вожатого, воспитателя, а когда пели песню, сердце тихо плавилось меж ребер, тая и растворяясь…

В палатке место ее оказалось рядом с полненькой щекастой Тоней. Та, укладываясь, вид имела недовольный. Все взбивала подушку и ворочалась.

— Это же надо, угораздило, — бухтела она. — Угодить в спортивную смену!

— А что, наша смена разве спортивная? — поинтересовалась Ника.

— Ну! Ты что, на костре не была? У нас и вожатый-то тренер. И помощник вожатого спортсмен. Только воспитательница нормальная.

— Загоняют теперь, — отозвалась девочка с соседней кровати, — только и будем кроссы гонять.

— Ой, девочки, а помощник вожатого какой лапочка!.. — мечтательно протянул кто-то в темноте, и Ника напряглась.

— Симпатичный, — согласилась Тоня и полезла в чемодан за конфетами.

Ника уловила в себе неприятное чувство. Хотелось, чтобы они все замолчали и не смели обсуждать Колю.

— Давайте спать в конце концов! — оборвала она девчонок, и все притихли.

Вообще-то Ника не слишком любила спорт и даже обычную физкультуру. Сидеть в уголке с книжкой ей было больше по душе. Но напомни ей кто об этом теперь, в этом лагере, где день состоял из тренировок, забегов, заплывов и соревнований, она бы возмутилась клевете. Она любила спорт! Потому что его любил Коля.

Но с удивлением и немалой досадой Ника обнаружила, что она не одна глаз не сводит с Николая. Все девчонки в отряде поголовно были от него без ума. И если признаваться в своих симпатиях к мальчишкам стеснялись, то с Колей все обстояло иначе. За знаки его внимания шла настоящая борьба. А вечером в палатке бурно обсуждались результаты. Тут уж Ника ничего поделать не могла. Она изо всех сил старалась выделиться, стать первой, лучшей, заслужить похвалу.

А он, похвалив ее мимоходом, жалел нескладуху Тоню, которая никак не могла взять даже самую малую высоту, и уж совсем весело и шутливо журил лентяйку Анжелку — та не любила подметать территорию. Обе млели от оказываемого им внимания и ходили задрав нос.

Однажды отряд отправился в поход. Дорога вела через овраги. Казалось, их нарочно понатыкали на пути для пущей трудоемкости процесса. Затем — через пустую равнину, где природа забыла поместить хоть одно деревце, чтобы укрыться в жару. Путь лежал к реке, где предстояло разбить лагерь для ночлега.

В отличие от своих подруг Ника неплохо преодолевала препятствия и справлялась с трудностями. Не ныла, как некоторые, и ни разу не пожаловалась. Хотя ей было несладко: рюкзак оказался тяжелым, солнце пекло, а котелок, который она несла в руках, то и дело ударял по коленкам. Но Ника, прикусив губу, упорно взбиралась по крутому склону, помогала девчонкам: перетащив свою ношу, возвращалась за чужой. Ведь Коля был занят тем же — он затаскивал наверх не только рюкзаки, но и самих горе-туристов. Анжелка умудрилась посадить занозу, и весь отряд остановился ждать, когда Коля вытащит эту занозу и обработает ранку йодом. Народ, обрадованный внеплановому привалу, рухнул на траву. А Ника исподлобья наблюдала за действиями Коли.

Получалось все наоборот: чем лучше она справляется с поставленной задачей, чем больше заслуживает внимания и одобрения, тем меньше их получает! Чем капризнее ведут себя девчонки, тем внимательнее к ним Коля и даже вожатый. Увы, она еще не уяснила, что женская сила — в слабости, и уповала только на справедливость.

К вечеру добрались до места.

— Девчонки, признавайтесь, кто умеет готовить? — поинтересовался вожатый.

Тоня скривилась и отвернулась.

— Это не для меня, — заявила Анжелка.

У остальных, казалось, сил не было даже говорить.

— Я умею, — сверкнула глазами Ника.

— Ай да Белоснежка! — обернулся Коля. — Есть ли что-нибудь, чего ты не умеешь?

Ника чуть пожала плечами.

— А почему ты ее зовешь Белоснежкой? — встряла Анжелка. В ее голосе сквозила насмешка, а недоумение так и выпирало. — Нике больше Цыганка подходит. Тоже мне — Белоснежка…

— Это секрет, — улыбнулся Коля и подмигнул Нике. И она улыбнулась в ответ.

А девчонки стали шушукаться. Ника отвернулась и пошла к костру. Она без труда сварила вкусную кашу с тушенкой, все ели да нахваливали.

После ужина вожатый объявил:

— На ночь вокруг лагеря нужно выставить патруль. Дежурить будем по двое. Патруль должен обходить территорию и поддерживать костер. Дежурим по часу.

Все загудели, а Ника притихла. В животе отчего-то родилось волнение. Она уставилась в землю.

— Составим список — Вожатый достал блокнот. — Начнем с Коли… Кто пойдет с Колей?

— Я! Я! — заорали девчонки и стали тянуть руки, как в школе. Ника не поднимала головы. "Ну и пусть!

Пусть!" — мысленно твердила она, злясь и нервничая.

— Чур, я дежурю с Никой! — весело крикнул Коля. — Она у нас самая выносливая. С лодырями я не пойду.

— У-у, — прокатился вздох разочарования. Ника, не поднимая головы, улыбалась в землю.

Когда все улеглись, Коля и Ника ходили по лагерю и разговаривали. Оказалось, он только что сдал выпускные экзамены и собирается поступать в педагогический. В лагерь он приехал на одну смену — подработать.

— В Москву поеду.

— А у меня в Москве родственники, — почему-то обрадовалась Ника. — Двоюродная сестра и тетя. Они тоже зовут меня после школы к ним учиться. — Ника и сама сейчас верила, что сможет уехать из дома, что ее отпустят в Москву.

— Здорово. Значит, увидимся.

Коля шел немного впереди, Ника смотрела ему в затылок. От луны волосы казались серебристыми.

Светлая рубашка мелькала в тени деревьев. Ветка у Ники под ногой хрустнула, Ника покачнулась и… увидела протянутую ей руку. Ухватилась за нее. Дальше они так и шли — держась за руки. Приятно щекотало ощущение тихой лунной ночи, удаленности их стоянки от людей. Казалось, здесь находится край земли — только звуки леса и редкий всплеск рыбины в реке.

Коля рассказывал о школе, о спортклубе, об экзаменах. Ника слушала, улыбаясь, и молчала. И вдруг с неба, оставляя золотую черту, стала стремительно падать звезда.

— Загадывай желание! — крикнул Коля. Никиным пальцам стало чуточку больно от напряжения его руки.

«Хочу, чтобы ты меня полюбил!» — мысленно проговорила она и прочертила взглядом траекторию звезды.

Коля шумно вздохнул, словно он только что бежал за этой звездой, пытаясь поймать. Наверное, он загадал что-нибудь глобальное.

В последний день смены прощание вышло каким-то скомканным. Отряд приводил в порядок территорию, а вожатые бегали от кастелянши в столовую, из столовой на склад. Ника все ждала, что он подойдет и возьмет ее адрес, но этого не случилось.

Их автобус уехал первым, как и приехал. Ника полными слез глазами смотрела назад, надеясь, что он выбежит на дорожку, чтобы хотя бы помахать ей на прощание. И только когда автобус выехал на трассу, Ника поняла, что все кончилось, что теперь он уедет в Москву, другие, новые впечатления заслонят для него это лето. А она? Что будет с ней? Неужели она сможет жить как раньше — до него? Неужели она его никогда больше не увидит?

Дома Нику ждала плохая новость — родители вернулись из Одессы ни с чем. Диагноз, поставленный светилом медицины, стал для Эллы приговором. Мать слегла. Уже не слышно было ее деятельных распоряжений. Ей стало все равно, готов ли обед, выглажено ли белье и помыт ли пол. Впрочем, ее хозяйство давно действовало как отлаженный механизм — там и без распоряжений и напоминаний стиралось, варилось и убиралось по давно заведенному порядку. Только черной тенью бродила по дому тоска и заглядывала в глаза его обитателям.

Отец, раньше не особенно жаловавший подруг жены, стал то и дело зазывать их в гости. Ника накрывала чайный стол, Тамара с Розой громко сплетничали, вовсю пытаясь вовлечь в разговор Эллу, но та молча лежала и ни на что не реагировала. Ника сидела на кухне и теребила полотенце. Если бы она могла что-нибудь сделать! Теперь казались мелкими и ненужными обиды на мать. Та лежала как мумия, вызывая к себе лишь отчаянное сострадание. Если мать не хочет болтать с подружками — дело плохо.

Ведь даже слепота не отняла у нее привычку ходить по гостям. Зацепит, бывало, Нику за плечо — веди. Придет к одной из подруг, и сидят. Чай пьют, сплетничают, а Ника изнывает от скуки. А сейчас? Чай остается нетронутым. Подруги, поохав и поахав, уходят. А мать лежит, как будто и нет ее — никого не зовет, ни о чем не просит.

Однажды к матери пришли ее сестры — Альбина с Кристиной. Обе возбужденные, глаза блестят, Ника сразу догадалась — не просто так пришли. Лица у обеих какие-то суровые, губы замочками, надутые какие-то. Словно что-то несут и боятся расплескать по дороге.

Нике приказали в комнату не входить и чай не ставить. Дескать, с матерью надо им посекретничать.

А какие уж там секреты, если мать без Ники — никуда. Но девочка перечить не стала. Ушла к себе а любопытство одолевает. Если бы тетки не сказали, что секретно, то ей бы и дела не было. А тут… Ника вдруг отчетливо услышала голос матери. Мать будто вскрикнула даже, словно ее что-то очень сильно удивило или испугало. А потом голос тети Кристины. Да так громко, словно та разговаривала не со слепой, а с глухой.

"Разведенная, — услышала Ника. — И с ребенком.

В клубе работает".

Нике вмиг стало жарко. Узнали! Увидели и пришли доложить!

Она метнулась к розетке и выдернула шнур настольной лампы. Девчонки в лагере рассказывали, что через розетку слышно как в телефон. И действительно, Ника услышала четкие голоса.

— Соседка сказала: каждый день. Не вылазит от нее… И ночевать… На молоденького позарилась, разведенная! А он с цветами…

Пока говорили одни тетки. Мать молчала. У Ники ухо к розетке приклеилось. Спину сводило от напряжения. Тут тетя Альбина не выдержала и поставила вопрос ребром: «Ты что же, так вот и собираешься лежать, пока твоему сыну судьбу ломают?!»

— Ждать будешь, пока она его окольцует? — вторила Кристина.

Нет, по всей видимости, мать не собиралась лежать и ждать. Ника услышала, как под ней скрипнула пружина. Вероятно, она повернулась на бок, а может, даже села.

— Ника! — наконец позвала мать.

Ника, как застигнутый врасплох шпион, отпрянула от розетки.

— Да, мам.

— Беги разыщи отца. Он, наверное, в гараже. Пусть срочно идет домой.

Волосы матери, давно не чесанные, торчали в разные стороны. Бледное лицо без взгляда имело вид почти фанатичной решимости. Ника попятилась. Она выбежала из дома и остановилась. Куда бежать? Зачем мать вызывает отца? Чтобы идти с ним к Юле? Она вполне способна на такое. Можно представить, что она наговорит ей в ярости. Этого нельзя допустить. Маловероятно, что мать надеется на «мужской» разговор отца со Славиком. Скорее всего она под впечатлением новости кинется к Юле. Ника развернулась и побежала в сторону школы, туда, где жила Юля. Влетела на второй этаж и забарабанила в дверь.

— Идем-идем… — раздалось за дверью нараспев.

В это «идем-идем» вклинился детский смех колокольчиком, и дверь распахнулась.

Перед гостьей предстали две одинаково сияющие счастливые физиономии. Ника почувствовала себя так, словно нарочно собралась испортить людям настроение.

— Ника! Как хорошо, что ты пришла! Поможешь мне этого озорника купать.

Ника послушно проследовала за хозяйкой на кухню, где на двух табуретках была установлена детская ванночка.

Юля подхватила шустрого Степку, который норовил спрятаться от матери, и опустила его в воду. Тут же из ванночки вырвался фонтан брызг и окатил Нику.

Она погрозила Степке пальцем. Тот в ответ стал бить ладошкой по воде.

— Озорник Степа? — так же нараспев вопрошала Юля и сама себе отвечала:

— Ах, какой озорник Степа! А где у нас Ника?

Степка показывал на Нику пальчиком и закрывался от нее ладошкой. Обычно Ника обожала играть со Степкой, но сегодня слова не могла из себя выдавить.

И почему-то весь Никин запал, что гнал ее только что, куда-то испарился, столкнувшись с этой ванночкой, установленной нарочно на солнце, с озорной мордашкой Степки, который так вкусно хохотал, разбивая ладошкой пену.

— Что-то случилось? — догадалась Юля.

Ника кивнула. Они завернули ребенка в махровое полотенце и пошли в комнату.

Хочешь не хочешь, а пришлось Нике, с трудом подбирая и склеивая слова, которые не хотели ни подбираться, ни склеиваться, поведать Юлии Юрьевне, в чем дело. , Юля молчала. Она делала свои дела — вытирала сына, натягивала на него пижамку, собирала с пола игрушки.