Ги Бретон - Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля

Вскоре король осмелел настолько, что признался Мари в своей любви и сделал ей несколько изумительных подарков. Отныне их всегда видели вместе.

Вскоре про нее сочинили следующий куплет:

Как счастлив Деодот

Целовать такой рот,

Что от уха до уха идет.

Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься. Стыдясь своего невежества, он усовершенствовал познания во французском и начал изучать итальянский язык, одновременно уделяя много внимания древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая отличалась необыкновенным умом и знала наизусть множество стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих никудышных учителей.

Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии займется возведением Версаля, будет оказывать покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о величии его предназначения.

Королю было двадцать лет, а он все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мария пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя, как подобает коронованной особе.

Таким образом, можно прийти к заключению, что Короля-Солнце породила любовь…

В течение многих месяцев Людовик XIV и Мария Манчини прогуливались рука об руку по садам Пале Рояля, не обращая внимания на несколько иронические улыбки придворных.

Король любил впервые в жизни. Он вздрагивал при звуках скрипок, вздыхал лунными вечерами и грезил о сладких объятиях восхитительной итальянки, которая хорошела день ото дня.

Но Мария была целомудренной. Кроме того, честолюбивые мечты, еще не вполне ясные ей самой, подсказывали, что она не должна смешиваться с почти безымянной толпой любовниц юного монарха.

Однако она чувствовала смятение, оставаясь наедине с королем. Чувства ее не были спокойны; как признается она сама, «я ощущала, что во мне разгорается пламя».

Это мучило и тревожило девушку. Но, невзирая на голос природы, требовавшей своего, молодые люди были счастливы, когда внезапно разразилась буря, которая унесла с собой сладостный покой этих дней.

Действительно, при дворе начались разговоры, что король в скором времени женится на принцессе Маргарите Савойской.

Мазарини, желавший принудить Испанию подписать мир и закрепить его браком Людовика XIV с инфантой Марией-Терезией, предпринял чрезвычайно ловкий маневр: короля Испании следовало припугнуть, сделав вид, что свадьба с савойской принцессой – дело почти решенное. Естественно, истинных намерений Мазарини не знал никто, в том числе и Людовик XIV. Мария Манчини взволновалась необычайно.

Напротив, юный монарх встретил эту новость с полным спокойствием и попросил возлюбленную сопровождать его в Лион, где он должен был увидеться с Маргаритой Савойской…

25 октября король покинул Париж вместе с королевой-матерью и многочисленной свитой. Кортеж состоял из двадцати карет, не считая телег, на которых везли ковры, кровати, покрывала, посуду и все прочее, без чего двор не мыслил своего существования. В целом это была чрезвычайно внушительная кавалькада, неторопливо продвигавшаяся вперед среди радостных кликов крестьян, сбегавшихся посмотреть на это диво с таким же энтузиазмом, как их правнуки, жаждущие взглянуть на участников велосипедного пробега Тур де Франс…

Стояла прекрасная осенняя погода, и Людовик XIV вскоре оставил карету, пересев на лошадь. Мария Манчини последовала его примеру, и они провели это путешествие самым приятным образом, воркуя вдали от нескромных ушей.

В Лион прибыли 28 ноября.

Через несколько дней двор получил известие, что са-войские принцессы приближаются к городу. Людовик XIV со сверкающими глазами бросился к лошади, совершенно забыв о Марии Манчини, и поскакал навстречу Маргарите, которую ему не терпелось увидеть.

Ибо предварительно было решено, что брак состоится лишь в том случае, если король найдет принцессу по своему вкусу. Кардинал предусмотрел эту статью, поскольку опасался навязать Людовику XIV уродливую жену в ситуации, когда маневр с испанцами мог закончиться и неудачей.

Анна Австрийская с нетерпением ожидала возвращения сына. Он вернулся в самом веселом расположении духа и чрезвычайно довольный.

– Ну как? – спросила королева мать.

– Она такая же миниатюрная, как жена маршала де Вильруа, – ответил Людовик XIV, – но фигура у нее необыкновенно красивая. Она чуть смугловата, но ей это идет. У нее красивые глаза, вообще, она мне очень нравится и вполне мне подходит.

Тогда савойские принцессы подъехали в своих каретах к городским воротам. Там их встретила королева-мать, и Людовик XIV выказал необычайную любезность по отношению к Маргарите.

Вечером все стали расходиться на ночлег по домам, расположенным на площади Белькур, и к королю, который уже мечтал о том, как он проведет первую ночь с изящной савойской принцессой, подошла Мария Манчини. Радость его померкла.

Бедная девушка плакала. Мадемуазель де Монпансье, злорадствуя, уже успела пересказать ей слова Людовика XIV относительно Маргариты Савойской.

Взволнованный король не смел поднять глаз, ожидая грозу. Видя это, Мария воспрянула духом и произнесла с горячностью:

– Разве это не позор, что вам подсовывают такую уродливую женщину?

Беседа, которая продолжалась до поздней ночи, принесла свои плоды. На следующий день от любезности Людовика XIV не осталось и следа. Он был крайне холоден с Маргаритой, и принцесса Савойская не могла скрыть своего изумления.

Вечером королева-мать давала прием в честь гостей. Король вел себя вызывающе грубо. С Маргаритой он не заговорил ни разу и сидел в стороне, весело болтая с Марией.

Савойские принцессы встревожились, и дальнейшие события подтвердили справедливость их опасений. В самом деле, хитрость кардинала вполне удалась. Уже утром в Лион прибыл посланник испанского короля с предложением заключить брак между Людовиком XIV и инфантой. В скором времени об этом стало известно мадам де Савуа, и она немедленно отправилась к Мазарини, требуя объяснений.

– Я крайне огорчен, – сказал первый министр, – но долг повелевает королю любой ценой прекратить войну, которая длится уже двадцать лет, и подарить Франции мир. Единственным же средством достигнуть этого является брак с Марией-Терезией Испанской.

Принцесса Савойская, побледнев как смерть, едва не лишилась чувств.

– Могу ли я надеяться, – пролепетала она, – что о моей дочери не забудут, если король не женится на инфанте?

На сей счет она получила письменное обязательство. В тот же вечер ей был вручен скрепленный подписью короля акт, к которому прилагались алмазные серьги, драгоценные перстни и флакончики с духами. Через день принцессы, не в силах скрыть слез, покинули Лион и вернулись в Савойю, утешаясь лишь тем, что их приезд позволил Франции подписать мир с Испанией.

* * *

Когда двор в начале 1659 года возвратился в Париж, Мария Манчини приобрела такую власть над королем, что Анна Австрийская и Мазарини встревожились.

Кардинал поручил мадам де Венель не спускать с влюбленных глаз и не оставлять их наедине в комнатах, где имелась кровать.

Добрая женщина принялась за дело с большим рвением и однажды ночью, заслышав какие-то странные звуки, вошла в спальню Мари (которая всегда спала с открытым ртом). Ощупывая подушку, она нечаянно засунула палец между зубов девушки.

Проснувшись, словно от толчка. Мари сразу же поняла, что к ней прокралась шпионка, посланная дядюшкой, и изо всех сил укусила ее. Та неистово завопила, переполошив спавших на этом этаже. Наутро весь двор потешался над несчастной мадам де Венель, которая, впрочем, и без того была всеобщим посмешищем. Король, жаждавший избавиться от нее, подстраивал ей чисто мальчишеские пакости.

«Как-то раз, – рассказывает один из мемуаристов, – государь раздавал конфеты придворным дамам, в красивых коробочках, перевязанных разноцветными лентами. Мадам де Венель, получив свою, открыла ее: и каков же был ее ужас, когда оттуда выскочило с полдюжины мышей, которых, как всем было известно, она смертельно боялась. Первым ее побуждением было бежать со всех ног. Но вспомнив, что обещала королеве не терять из виду мадемуазель Манчини, она опомнилась и вернулась назад. Король, который уже успел сесть на софу рядом с мадемуазель Манчини, поздравляя себя с успехом своего предприятия, весьма удивился и сказал:

– Как, мадам, неужели вы так быстро успокоились?

– Напротив, сир, – отвечала та, – я по-прежнему трепещу и потому пришла искать защиты у сына Марса».

В следующем месяце Пимантель, посланник испанского короля, прибыл в Париж, чтобы подготовить мирный договор, первым условием которого был брак между Людовиком XIV и инфантой. Бедная Мари, совершенно потеряв голову, стала прилагать все усилия, дабы сорвать переговоры. Каждый день она подолгу беседовала с королем, пуская в ход то слезы, то нежность, то упреки, и старалась убедить его, что нет ничего ужаснее женитьбы без любви.

– Вы будете несчастны! – говорила она.

Он знал это, но страшился оскорбить испанского посла и нанести ущерб хитроумной политике Мазарини.

Однажды разнеслась весть, что двор переезжает в Байонну, где мирные переговоры должны были завершиться. Мари, не помня себя от отчаяния, побежала к королю и упала перед ним на колени:

– Если вы любите меня, то не поедете! – воскликнула она.

И залилась слезами, повторяя только:

– Я люблю вас! люблю…

Король, очень бледный, поднял ее со словами:

– Я тоже люблю вас.

– В таком случае вы не должны покидать меня, – сказала Мари, – ни за что, никогда…

Король в необычайном волнении, обняв, прижал к себе девушку и долго не отпускал.

– Я вам это обещаю.

Затем он отправился к Мазарини и объявил без всяких предисловий, что хочет жениться на его племяннице.

– Не вижу лучшего способа, – добавил Людовик XIV, – вознаградить вас за долгую безупречную службу!

Мазарини был ошеломлен. Вначале его ослепила мысль, что благодаря этому браку он станет дядей королевы Франции. Забыв свой долг и все политические расчеты, он пошел к королеве, которой и рассказал в нарочито небрежной манере, дабы скрыть смущение, о потрясающем предложении ее сына.

Анне Австрийской хватило нескольких слов, чтобы спустить его с небес на землю.

– Не думаю, господин кардинал, – промолвила она сухо, – что король способен на такую низость; но если он вздумает сделать это, предупреждаю, что против вас восстанет вся Франция, что я сама встану во главе возмущенных подданных и поведу с собой моего младшего сына.

Мазарини осознал свой промах и удалился, не поднимая головы. Тогда королева призвала к себе сына и стала ему выговаривать. Король, разгорячившись, объявил, что никогда не откажется от своей любви и что испанская инфанта может искать себе другого мужа…

Тогда было решено отправить Марию Манчини в изгнание.

На следующий день Мазарини холодно предупредил племянницу, что она должна собирать вещи.

– Вместе со своими сестрами вы отправитесь в Бруаж, что находится недалеко от Ла Рошели. Ваше присутствие здесь более невозможно, ибо вы стали причиной прискорбной смуты. Прошу вас известить об этом короля.

Мари, заливаясь слезами, побежала в комнату Людовика XIV и сообщила ему, что должна ехать в Вандею.

– Никто не разлучит вас со мной! – вскричал он громовым голосом.

Гвардейцы, приникшие к замочной скважине, отпрянули, услышав подлинно королевский рык.

Затем Людовик XIV обнял девушку, и осмелевшие гвардейцы смогли по очереди полюбоваться этой приятной сценой.

Однако и на этот раз «Мазаринетта», несмотря на охватившее ее волнение, нашла в себе силы устоять. Король был крайне раздосадован; неудовлетворенное желание было таким жгучим, что все помутилось у него не только в глазах, но и в голове. Он устремился в покои матери, упал на колени перед Анной Австрийской и Мазарини и стал умолять их позволить ему жениться на Мари.

Не в силах прогнать от себя образ вожделенной красавицы, он плакал, обнимая ноги матери и называя кардинала «папой»…

– Я не могу без нее жить, – кричал он, – я обещал, что женюсь на ней, и я это сделаю. Разорвите договор с Испанией. Я никогда не вступлю в брак с инфантой. Я должен жениться на Мари!