— Понимаю, — буркнул Тёма, думая о своем.

— Да ничего ты не понимаешь, — Федору надо было «выпустить пар». — Если сейчас югославов отпустим, то и весь Коминформ от нас разбежится. И останемся мы за «железным занавесом» в одиночестве!

— Вот и передо мной опустился «железный занавес», — глядя перед собой, грустно произнес Тёма. — И остался я за ним — один-одинешенек!

— Чего ты несешь? — не понял Купала.

Но Тёма не стал ему ничего объяснять и пошел на почту, чтобы отправить свое письмо.

Глава 17

Фетиш мирового коммунизма

Неудача с женитьбой и сознание, что у него может родиться внебрачный ребенок, морально надломили Тёму. Ему необходимо было рассеяться, и он ударился в загул. В этом ему «помог» товарищ по несчастью Лыков. За это время Толя уже успел жениться и развестись. Невесту ему привезла мать из Ачинска, но сразу же после свадьбы выяснилось, что вслед за его женой прибыл и поселился по соседству ее любовник, с которым она в наглую продолжала встречаться. Толя ее выгнал и теперь вместе с другом восстанавливал душевное равновесие.

Они с Темой топили свое горе в вине и, естественно, потом оказывались в обществе женщин, которым приглянулись молодые инженеры-капитаны. Это были и официантки, и искательницы приключений из кафе и ресторанов, куда часто заглядывали горемыки. Трудно сказать, чем бы это для Тёмы кончилось, не случись беда с невезучим Лыковым, вмиг отрезвившая его.

А вышло так, что, когда они с Толей выпивали в одном из кафе, к ним за столик подсели две веселые женщины. В разговоре выяснилось, что они живут вдвоем, работают на авиазаводе, и там сегодня была получка. Слово за слово, и дамы предложили отметить это у них дома. «Сегодня мы вас угощаем, а в свою получку — вы нас. Договорились?»

Тёма с Толей уже пропустили по сто грамм и были вполне готовы ухаживать за дамами. По дороге к ним взяли еще вина и закуски и, когда все это выпили и съели, во время танцев образовали нежные пары, лелеявшие друг друга в тесных объятиях. К Тёме прилипла маленькая блондинка, а Толю не отпускала от себя брюнетка.

Ближе к полуночи, когда страсти уже накалились и дамы недвусмысленно стали расстилать постели, Толя отвел Тёму в сторонку и неожиданно заявил:

— Как хочешь, а я с этой здоровущей не смогу. Мне нравится блондиночка.

— Да я-то не прочь. Люблю больших баб, — согласился Тёма. — Но как они сами на это посмотрят? — обеспокоился он. — Вдруг выпрут на ночь глядя?

— Меня точно прогонит большая, если я с ней лягу, так что делать нечего, — пожал плечами Толя и, подскочив сзади к блондинке, стал помогать ей разбирать постель.

Неизвестно, что он ей говорил, но та отвечала хохотом и было похоже, что они поладили. Высокая брюнетка недоуменно взирала на эту сцену, но Тёма не растерялся и, приобняв, сказал:

— Анатолий — очень верный мой друг. Я ему признался, что хочу быть только с тобой, и он уступил. Не обижайся, — жарко прошептал он ей на ушко, — ты не проиграешь!

Видно, это утешило брюнетку, потому что она с большой охотой занялась с ним любовью… А через несколько дней обнаружилось, что Тёме крупно повезло. Судьба вновь зло подшутила над Лыковым, так как со своей малышкой он подцепил дурную болезнь. Это происшествие послужило для Тёмы уроком: излечило от бездумных связей и сделало осторожней.

Его легкомысленное поведение не осталось без последствий: Тёму не переизбрали в комитет комсомола и понизили в должности — перевели из цеха в технический отдел. Теперь его поддерживала лишь одна мечта — поскорее вернуться домой в родную Москву.

* * *

Молодые специалисты, окончившие институт, были обязаны отработать по месту назначения три года. Однако третья зима далась Тёме особенно тяжело. К подавленному настроению из-за постигших его личных неудач добавился обострившийся конфликт со своим непосредственным начальником Купалой, жившим с ним в одной комнате.

У Тёмы с детства были два крупных недостатка: рассеянность и на редкость крепкий сон — разбудить его утром было сверхсложной задачей. Чтобы не проспать на работу, ему приходилось ставить два будильника, но и это не всегда помогало, так как он умудрялся, еще не проснувшись, их выключить. Два года его выручали, сначала Лыков, потом Оксана. Но Купала этого не делал и уходил на работу, не разбудив.

Обычно Тёму спасали соседи. Но он частенько опаздывал, и подлый Купала подавал начальству рапорты на своего подчиненного, собрав целый букет взысканий. Терпеть это было невмоготу, и Тёма написал слезное письмо маме, прося помочь с переводом в Москву. В нем он сообщил о невыносимой обстановке на службе, но о разрыве с Ирой упомянул лишь мельком, обещав все объяснить ей лично.

Анна Михеевна со свойственной ей энергией добралась до самого высокого начальства ГВФ и из Москвы на Тёму пришел запрос. Для перевода требовалось лишь согласие директора завода Бутенко. Но тот отказал, мотивируя тем, что не может отпустить ценного специалиста, без которого заводу не обойтись. Как Тёма ни доказывал, что он неисправимый нарушитель дисциплины и всем будет лучше, когда уедет, директор уперся.

Из Москвы пришла новая директива, требующая командировать на полгода одного инженера на авиаремонтный завод во Внуково в состав группы, создаваемой для разработки новой технологии. Дипломированных инженеров, кроме Главного и начальников основных цехов, было только двое — Купала и Наумов. И это Тёму спасло. Судьба наконец ему улыбнулась!

— Ну, что? Кто был прав? — самодовольно усмехнулся Бутенко, подписывая командировку. — Кого бы мы послали, если б я тогда тебя отпустил? А так, я и задание выполню, и от тебя избавлюсь. Уж больно вы с Купалой мне надоели!

— Значит, мне можно не возвращаться? — с надеждой спросил Тёма. — Через полгода все равно положенный срок у меня закончится.

— Считай вопрос решенным. Сам понимаешь, что дальше жить вам вместе с Купалой нельзя, а другого жилья у меня нет. Ты только сделай там свое дело хорошо, а повторный запрос я подпишу и дам тебе самую лучшую характеристику.

Не веря своему счастью, Тёма пошел собирать свои вещи и прощаться с друзьями. Так просто его не отпустили и накануне отъезда у «его сиятельства» графа Бобринского-Колосова были устроены торжественные проводы, на которую ушла почти половина подъемных. Но Тёму это не смутило. Ведь он ехал домой!

* * *

Авиаремонтное производство находилось на обочине технического прогресса. Не существовало даже технологии ремонта самолетов. И группа инженеров ГВФ, которую собрали со всех заводов в Москве, должна была ее впервые создать. Правда, базировалась она не во Внуково, а в Быково, и Тёма каждый день ездил туда на электричке. Руководил группой инженер-майор Липский, опытнейший авиаремонтник с Внуковского завода.

Дома «блудного сына» встретили очень тепло, однако крупного разговора избежать не удалось. Пришлось честно поведать родителям обо всем, что произошло, опустив лишь амурные похождения в период морального упадка.

— А я ведь тебя предупреждала, такие связи с женщинами до добра не доводят, — не столько корила, сколько огорчалась Анна Михеевна. — Она на десять с лишком лет старше и в жены тебе не годится!

И тут же озабоченно спросила:

— Ты уверен, что она забеременела от тебя?

— Да вовсе не уверен! Даже когда мы с ней жили вместе, она не порывала со старым приятелем, а когда переехал, у нее появился новый дружок, — растерянно ответил Тёма. — Но Оксана говорит, что знает, что забеременела от меня.

— В таком случае ты не должен признавать ребенка! — сурово нахмурив брови, заявила мать. — Даже если будет настаивать и осаждать письмами. Займи твердую позицию, и она от тебя отстанет.

— Не ожидал, что ты окажешься таким легкомысленным в отношениях с женщинами. Надо же думать о последствиях! — в голосе отца слышались осуждающие нотки. — Молодость — не оправдание! Где же была твоя голова?

— А где была твоя голова в молодости? Ты уже все забыл? — набросилась на него Анна Михеевна, встав на защиту сына. — Не очень-то ты думал, выбирая любовниц, и из-за этого тоже погорел!

Сергею Ильичу крыть было нечем, и он сконфуженно умолк.

Мать оказалась права. От Оксаны вскоре стали приходить письма, но Анна Михеевна выбрасывала их, не читая, и они прекратились.

Поддержка матери и увлекательная работа по созданию технологии ремонта самолетов помогли ему воспрянуть духом и освободиться от тяжести горьких воспоминаний. Он вновь почувствовал себя свободным и способным добиться успеха в жизни.

В свободное время скучать тоже не приходилось. От старой компании медиков он отошел, так как все они переженились, в том числе и Марк Петляк, ставший рентгенологом. Юра Гордон, блестяще закончив институт, женился на своей подружке из одной с ним группы и был уже аспирантом. Но у Тёмы, легко сходящемся с людьми, появились новые друзья, в том числе закадычный — Симка Нехода. Вместе с родителями он только недавно переселился в столицу из Одессы и других товарищей еще не завел.

Красивый и общительный, как все одесситы, «стильный» Симка понравился Тёме, они стали часто бывать друг у друга. Родители Симки приняли Тёму очень радушно, несмотря на то, что жили в большой тесноте — в одной комнате с сыном и чужой старухой. Они взяли над ней опеку, благодаря чему и переселились в Москву. Глава семьи торговал в керосиновой лавке и имел «левые» доходы. Тёма это понял, когда во время обеда заперли дверь, чтобы соседи не видели, как хорошо Неходы питаются.

Симка прекрасно по тем временам одевался, покупая все втридорога у спекулянтов. Он щеголял в таких модных вещах, что иногда и Тёме, чтобы не слишком отстать, приходилось на них разоряться. Так криком мужской моды были туфли, которые делал единственный в Москве мастер-армянин, заменяя подошву на рифленую «платформу». Пришлось приобрести и туфли, и модную болгарскую дубленку, переплатив почти вдвое. В то время хорошие вещи были доступны лишь высоким чинам и спекулянтам.

Таким образом, новый друг помог Тёме очень быстро обрести «стильный» московский облик, и они оба имели успех всюду, где бывали, легко заводя знакомства с приглянувшимися девушками. Но Тёму после всех любовных передряг больше не прельщал «спортивный интерес», а по-настоящему ни одной из девушек он пока не увлекся.

* * *

После бедного культурными развлечениями провинциального бытия Тёма с жадностью приобщился к кипучей театральной жизни столицы. Не было нового эстрадного концерта или премьеры, на которых они бы с Симкой не побывали. Но особенно хороши были концерты и «капустники» в одном из самых элитарных клубов — Центральном Доме работников искусств. Туда и повсюду доступ они имели благодаря Леле, а вернее, ее мужу Бандурскому, который стал ответственным секретарем популярной московской газеты.

Международная обстановка все более накалялась. Сталин старался вернуть Югославию в ряды коммунистического альянса. С помощью противников Броз-Тито, внутри страны была организована попытка военного переворота, однако югославский лидер потопил ее в крови, после чего откололся от Коминформа окончательно. Естественно, вся жизнь, и в том числе искусство, были пронизаны политикой. В прессе, литературе и на эстраде, клеймили капитализм и его сторонников, особенно Тито. Популярный куплетист Набатов так и пел:

Тра-та-ти-та, тра-та-ти-та,

посмотрите-ка на Тито.

Он дошел до Уолл-стрита.

Дальше некуда идти-то!

Чтобы компенсировать неудачу, Сталиным был сделан политический крен в сторону Китая. Капиталистическому Западу был противопоставлен союз двух коммунистических гигантов. Москву наводнили одинаковые, как мундиры, синие костюмы китайцев. С утра до вечера назойливо звучала из репродукторов песня «Москва — Пекин», настойчиво убеждавшая советских граждан, что «русский с китайцем — братья навек». Как известно, вскоре две системы померились силами в корейской войне. Никто не победил, и противники довольствовались ничьей.

— Не пойму, зачем это нам было надо? На кой нам Корея? Уйму средств там загубили, а сами ходим с голым задом, — возмущался Илья, зашедший к старшему брату объявить, что решил наконец жениться. — Эта борьба за мировой коммунизм нам ни к чему. Лучше бы своему народу жизнь сделали краше!

— Поменьше болтай, говорун, — не вступая в спор, одернул его Сергей Ильич, — Сам знаешь, чем это может кончиться. — Вместо женитьбы получишь лесоповал! Не посмотрят, что инвалид войны и вся грудь в орденах!

— Но разве за такую жизнь мы на фронте кровь проливали? — никак не мог успокоиться Илья. — Зарплата мизерная, в магазинах ничего нет!