– Разумеется, брошь вам не нужна, – согласилась Милица Андреевна. – Но вы хотели скомпрометировать Вадима.

– Зачем мне его компрометировать? – усмехнулась Арина. – Он и сам преуспел в этом.

– Вы не правы, Арина, – мягко, будто говорила с тяжело больным человеком, сказала Милица Андреевна. – Очевидно, вам просто трудно понять, что взрослый мужчина, потерявший мать, теряет смысл жизни. Чтобы это понять, нужно любить так, как он. Это не всем дано, к сожалению. А может, к счастью. Давайте не будем спорить. Дело в том, что Вера устала от этой истории с брошью, и я уговорила ее дать делу законный ход. Потому что тот, кто взял брошь, рассчитывал именно на то, что она не будет выносить сор из избы, не захочет оскорблять всеми этими процедурами дорогих ей людей. Так и произошло поначалу. Вера предпочла смириться с потерей броши. Но не смогла смириться с предательством. К тому же вы зашли слишком далеко. По моему настоянию Вера написала заявление в милицию. Михаил Петрович по старой дружбе поможет нам. Без этого, конечно, никто не станет заниматься кражей почти годичной давности. Как только вы вернетесь домой, у вас проведут обыск. Все будет сделано аккуратно, со строгим соблюдением закона – с понятыми и так далее…

Арина вскочила, опрокинув на скатерть бокал и не заметив этого. Несколько минут она стояла молча, странно покачиваясь и в упор глядя на Милицу Андреевну. Казалось, она размышляет о чем-то. Все притихли.

– Дома дети. Не надо понятых. Я отдам. Сама отдам, – сказала она охрипшим голосом и обратилась к Сергею: – Вы можете съездить со мной? Я не хочу никого из них видеть.

Сергей молча кивнул и встал. Маша потянула его за руку, глядя снизу вверх на него и старательно избегая взгляда Арины. В полной тишине Арина и Сергей выбрались из-за стола. Уже в дверях Арина обернулась и, с ненавистью глядя на Милицу Андреевну, процедила:

– Это вы во всем виноваты! Если бы вы не совали везде свой нос, гордячка Вера не пошла бы на поклон к этому алкашу, который просто сбежал от нее! И он тоже исчез бы без следа, выполняя волю покойного. Если бы не вы, две чокнутые старухи, которые во все суют свой нос!

Лина Георгиевна тихо охнула и беспомощно посмотрела на Милицу Андреевну. Все молчали, пока за Сергеем и Ариной не закрылась дверь. Первым нарушил молчание генерал:

– Милица Андреевна, я так понимаю, что я вам больше не нужен? Тогда спасибо за угощение и разрешите откланяться. Грибы у вас отменные! – повернулся он к Лине Георгиевне. – Впрочем, как и пироги. У моей жены такие не получаются. А я, признаться, до пирогов большой охотник! Может, поделитесь рецептом?

Сказал ли он это по простоте душевной или, напротив, был по долгу службы знатоком человеческих душ, но его просьба подействовала на Лину Георгиевну, как живая вода на обездвиженную Кощеем Василису Премудрую.

– Ой… Вам рецепт грибов или пирогов? – залилась она девичьим румянцем.

– От того и от другого не откажусь.

Лина Георгиевна сорвалась с места и побежала за ручкой и бумажкой, увлекая за собой генерала, чтобы в кухне, в спокойной обстановке, продиктовать поклоннику ее таланта заинтересовавшие его рецепты. Вера, Вадим и Маша тоже ожили и теперь неотрывно смотрели на Милицу Андреевну с некоторым даже испугом – фокус удался, ассистентке действительно отпилили голову.

– Да-да, понимаю, я должна объяснить, – заторопилась она. – Все слишком просто. Никакого детектива из меня не вышло. Я просто пыталась исправлять то, что происходит… и в результате… вот.

Она замолчала, но присутствующих это объяснение не устроило.

– Но почему Арина? – тихо спросила Вера. – За что?

– А как вы догадались, что это она, а не я? – произнес Вадим.

– И не я? – добавила Маша. – Мне кажется, все меня подозревали, особенно когда я эти серьги забыла снять. Откуда у меня деньги-то…

– Сначала я всех подозревала. Даже Веру, – созналась Милица Андреевна. – А потом поняла: вы умеете любить. И прощать. Беречь близких. Жертвовать собой ради них. А Арина одна – ненавидела. Напоказ любила, а в душе ненавидела. Вы же сами сказали мне тогда, Маша, помните, что чужую радость Арина не разделит, зато если беда – она всегда рядом, готова помочь. Когда Вадим находился рядом с Верой, она избегала их обоих. Когда он исчезал – не отходила от Веры. Так бывает, для некоторых разделить чужую беду проще, чем искренне разделить радость. Но потом я поговорила с ее бывшим мужем и поняла, что у Арины началась депрессия, когда она узнала, что у них с женой скоро родится ребенок. Даже развод ее не так травмировал. А вскоре и вы с Вадимом сообщили, что собираетесь пожениться – это стало последней каплей. Она попала в клинику, с неврозом. Вы же это чувствовали, Маша, правда? Вы же не от Веры скрывали свою любовь, она бы вас поняла и приняла, а от Арины. Ведь так?

Маша кивнула:

– Я заметила, как она возненавидела Вадима. А Сережа моложе меня, у него есть деньги. Моих любовников она еще готова была терпеть, но мужа…

– Она ревновала вас, подруг, и не ревновала мужа, – продолжила Милица Андреевна. – То есть делала вид, будто не ревновала. Хотя женщины с именем Маша весьма ревнивы. Я еще в самом начале это Лине говорила, да внимания тогда на это мы не обратили. А ревнивый человек ревнив всегда, это как болезнь. Я ничего не расследовала. Когда я уже знала вас всех достаточно хорошо, поняла, что то письмо могла написать только Арина – ну не вы же, Маша, и не Лина Георгиевна. Это значит, что она готова пойти на все, чтобы рассорить Веру и Вадима. Следовательно, и брошь взяла она. Больше некому. А главное – незачем.

– А генерала вы где взяли? – поинтересовался Вадим, глядя на Милицу Андреевну с детским восхищением.

– Что значит, где взяла? – обиделась Милица Андреевна. – Мы работали вместе. Он был начальником нашего райотдела, у нас были прекрасные, очень уважительные отношения. Если бы его не отправили тогда на повышение, то я ушла бы на пенсию не майором, а подполковником. Но с новым не сработалась, он был непорядочным человеком, и как профессионал – ноль без палочки. Я ушла в архив, хотя могла бы еще поработать. Мне моя служба нравилась.

– А день рождения зачем придумали? – спросила Вера. – Можно же было как-нибудь так…

– Как – так? – воскликнула Милица Андреевна. – С чего ради вы бы все ко мне пришли? А против Арины никаких улик на самом деле нет. На конверте имя Вадима написано печатными буквами. Экспертиза, разумеется, ее почерк идентифицировала бы, но кто стал бы проводить для нас экспертизу? Это такая морока, вы не представляете! Только в кино раз – и готово. И про обыск – полное, уж извините, вранье, потому что никакого заявления Вера не подавала. И никто бы не стал ничего обыскивать. Мне бы Арина не поверила – кто я такая? Приставучая старуха, которая лезет не в свое дело. А Михаил Петрович одним своим присутствием ее убедил, что все возможно. Естественно, мы рисковали, но…

– Я все пропустила? – В дверях появилась Лина Георгиевна. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели, а в голосе не было ни малейшего сожаления по поводу упущенной информации. – Вы мне расскажете потом? Мила, твой Михаил Петрович – милейший человек! Мы даже нашли общих знакомых, представляешь? Сестра его жены работает в фармацевтической фирме, которая поставляет в нашу сеть памперсы! Мир так тесен!

– Вот и Арина то же самое говорила, – проворчала Милица Андреевна, слегка раздосадованная, что ее бенефис завершился так неожиданно.

– Какой ужас! – поежилась Лина Георгиевна. – Мы договорились встретиться с супругой Михаила Петровича и ее сестрой. Он сказал, что они обе пекут отменные шаньги. А вот шаньги у меня никогда не получались. Ни с картошкой, ни с творогом. Всегда пересыхали. А со сметаной – тем более…

Вера сидела, прижавшись к Вадиму, и из глаз у нее текли слезы, которые он вытирал ей ладонью. Маша умчалась в кухню звонить мужу, поэтому поддерживать разговор о будущих шаньгах пришлось Милице Андреевне как хозяйке дома. И имениннице. «На будущий год опять шестьдесят отмечу, – кивая в такт речей подруги, думала она. – Хорошая идея. А еще лучше – пятьдесят девять. И цифра приятнее, и расходы меньше, раз некруглая».

Съехав с шоссе на проселочную дорогу, Вера опустила стекло и с наслаждением вдохнула весенний воздух. Весна в этом году была поздняя, и кое-где в тени деревьев еще лежал снег, но уже упоительно пахло нагретыми солнцем стволами сосен, смолой, влажной прошлогодней травой и будущими подснежниками. Все-таки апрель на исходе!

– Вадим, оказывается, у счастья бывает запах! – сообщила она о своем открытии мужу. – Вот из чего надо духи делать! Давай попробуем наш воздух в пузырьки собирать и продавать? Разбогатеем! Представь: зима, холодина, а ты открываешь пузырек – и у тебя весна, твоя личная! Как идея? Нет, ты только понюхай! Ну опусти же стекло!

Наклонившись к Вадиму, Вера попыталась опустить стекло. Руль при этом она держала левой рукой и, зазевавшись, ухнула машину в большую колдобину, которых на грунтовой дороге было много. Вадим, не разделяя ее восторгов, сидел, вцепившись в ручку двери.

– Твоя манера вождения доведет меня до инфаркта, – сообщил он жене. – А запах на пробу можешь собрать в полиэтиленовый мешочек. Сергей тебя проконсультирует насчет бизнес-плана.

– Ура! Отдать швартовы! – Дурачась, Вера вывернула руль, чтобы проехать левым колесом по большой луже.

– Вера, можно я пешком дойду? – жалобно попросил Вадим. – Пять километров по лесу, для здоровья – сплошная польза, а с тобой я каждый раз столько нервных клеток трачу…

– Сдавай на права! – рассмеялась Вера. – Будешь меня возить. Купим «Лендровер» вместо этой «реношки», ей давно на пенсию пора. И станешь мне нервы мотать.

– Вот именно. Ты же знаешь – у меня не получится. А ты правда хочешь «Лендровер»? И сколько он стоит?

– Мы с тобой такие богатые? – весело удивилась Вера.

– Ну пока нет, конечно, – смутился Вадим. – Но эта машина очень старая.

– Да пока ездит, и ладно, – отмахнулась Вера и, потянувшись к Вадиму, чмокнула его в щеку.

Машину подбросило так, что оба едва не треснулись головами об потолок.

– Все, я больше не могу! – возмутился Вадим. – Как тебе удалось права получить?

– Не ругайся, уже почти приехали! Я, честное слово, лишь с тобой так езжу, потому что ты боишься очень смешно. И только по лесу.

– Смешно ей… – проворчал Вадим. – Странное у тебя чувство юмора.

– Ой, слушай, а вот как раз на этом месте мы в прошлом году зимой с папой застряли, – вспомнила Вера. – Поехали в сад, а накануне снег выпал. И застряли. Толкали-толкали – без толку. Хорошо, что рядом, автомобиль бросили, дошли пешком. В саду никого, пришлось брать лопату, возвращаться и самой откапывать. Смех!

– Вот я и говорю – странное у тебя чувство юмора. Руки бы пожалела, пианистка.

Вера принялась хихикать, как девчонка. Вадим покосился на нее подозрительно.

– Вадим, я просто подумала: если мы с тобой поедем зимой и застрянем, угадай, кто откапывать будет? Опять я! Твои руки дороже стоят, чем мои. Все, приехали, не ругайся!

Вера выбралась из салона, разогнулась, потирая спину: все чаще давал о себе знать остеохондроз. Взглянула на мужа и опять засмеялась – он тоже, кряхтя, потирал поясницу.

– Почему ты сегодня постоянно веселишься? – поинтересовался он.

– А я сегодня ужасно счастливая. Во-первых, потому, что мы с тобой – два сапога пара. А во-вторых, я с соседкой поссорилась, – с удовольствием перечислила Вера. – Ты не слышал разве?

– Нет. А что в этом хорошего? – искренне удивился Вадим. – Вот уж не думал…

– Понимаешь, эта Валентина Кондратьевна мне ужасно надоела! – сияя глазами, стала рассказывать Вера. – Она всю жизнь меня воспитывала, делала мне выговоры – то я играю слишком громко, то подружки вечером поздно уходят, дверями, видите ли, хлопают, то папина медсестра по ошибке в ее звонок позвонила. И тут опять: я собираюсь с любимым мужем на дачу, настроение у меня весеннее, а она явилась и заявляет: вымой, говорит, пол в «предбаннике», твоя очередь. А я ей отвечаю – не буду, потому что некогда мне! Я с мужем на дачу уезжаю. Я, говорю, и дома полы никогда не мою. Вообще! Она рот открыла, а я дверь захлопнула! Вот! Нет, ты меня не понимаешь! Ничего, Валентина Кондратьевна проведет с тобой воспитательную работу, тогда ты и поймешь. А я сегодня, можно сказать, свою мечту реализовала!

Вадим молча любовался супругой: ее сияющими глазами, длинными блестящими распущенными волосами, счастливой улыбкой. Вряд ли он уловил суть ее рассказа. Он просто подумал, что изменившаяся и отчаянно похорошевшая Вера летела на своем «Рено», как Маргарита на метле. И плевать ей было на правила приличия. Он так не умел, и за это любил жену еще больше.

Они вошли в дом. Было зябко и сыро, поэтому сразу принялись топить печку. Топила, естественно, тоже Вера. Она ловко засунула в печку оставшиеся еще с прошлого раза березовые поленья, добавила несколько листков бумаги и чиркнула спичкой. Листки она выдирала из толстого блокнота, почти исписанного. Вадим присел на скамеечку у печки, с удовольствием глядя, как пламя потихоньку разгорается, вспыхивают и сворачиваются странными бутонами листки, а языки пламени начинают лизать белые с черными отметинами поленья.