Тери Браун - Весеннее пробуждение

– Неужели вы хотите сказать, что офицеры королевской армии способны вести себя не по-джентльменски? – возмутилась Ровена.

– Я говорю, что они увидят, как вы водите аэроплан, носите брюки и кожаную куртку, как мужчина. И это может подтолкнуть их совсем не к джентльменскому поведению.

Ровена сжала зубы и сразу вспомнила утренний эпизод в ангаре, когда она едва не ударила дерзкого механика, позволившего себе вольность. Но все равно необходимо найти какое-то решение. Несколько минут она ела молча, сосредоточенно размышляя. Ровена заметила, что Диркс пристально наблюдает за ней, словно ждет, когда она опровергнет его возражения. Почему ее сверстники-мужчины могут отправиться на фронт и повлиять на события в мире, а ей доступна лишь роль сиделки или добровольной помощницы в госпитале, которая приходит написать письма или почитать раненым солдатам? Ровена понимала, что, если война продлится долго, женщинам придется принять в ней более активное участие и не ограничиваться лишь необходимой помощью. Но это ужасно несправедливо, что Виктория чувствует свою причастность к общему делу, потому что любит и умеет ухаживать за ранеными, а Ровена и ей подобные остаются в стороне!

В конце концов девушка отодвинула тарелку и решительно положила ладони на стол:

– Тогда почему бы мне не вступить добровольцем в Королевский летный корпус? Запасным пилотом. Если я буду появляться на военных базах в форме, возможно, это не будет так шокировать окружающих?

– Не уверен, что вас примут, – пожал плечами мистер Диркс. – Никогда не слышал, чтобы женщины служили в летном корпусе. Могу поспорить, что такого и не было. – Он задумчиво потер подбородок. – Но мысль о форме совсем недурна. По крайней мере, она будет привлекать меньше внимания, чем ваши брюки.

– Мы можем выбирать время, чтобы я прилетала на базу вечером, когда офицеры уже расходятся по своим делам.

– Но тогда вам придется либо ночевать там, либо ехать домой в сопровождении молодых людей, в темноте. А ни ваш дядя, ни я такого не одобрим.

Ровена почувствовала, что закипает.

– А почему вы то и дело вспоминаете дядю? Мне двадцать три года, в конце-то концов!

Мистер Диркс покачал головой:

– Мир не настолько изменился, мисс Ровена, вы сами это знаете. Не будьте наивной.

– Я не наивна. «Приспособься или умри» – это же ваши слова. Так вот, сейчас пришло время приспосабливаться. Идет война, умирают люди. Заставлять наши войска ждать учебных аэропланов, в которых они отчаянно нуждаются, только потому, что вы не хотите посадить за штурвал полностью подготовленную женщину, не просто глупо – это преступление!

Мистер Диркс задумчиво кивнул.

– Хорошо сказано, моя дорогая, – сказал он, отпив чая. – Что ж, я, пожалуй, повторю ваши слова командирам эскадрилий, когда сообщу им, кто будет переправлять их аэропланы.

Ровена почувствовала, как сердце поет от счастья, но всячески старалась скрыть свой восторг.

– Но так и знайте, – продолжал он, – им несдобровать, если хоть один волосок упадет с вашей головы, пока вы находитесь под их присмотром, или кто-нибудь на вас косо посмотрит. И у меня есть одно условие.

– Какое?

– Вам придется самой рассказать дяде.

– Договорились, – с облегчением рассмеялась девушка. – И вы не пожалеете, мистер Диркс. – Она протянула руку, и он секунду с недоумением смотрел на вытянутую ладонь, затем перевел взгляд на собеседницу и вопросительно приподнял бровь. – Давайте же, – настаивала Ровена. – Разве вы не хотите пожать руку первой женщине-пилоту у себя на службе?

– У меня на службе? – с веселым изумлением переспросил он.

Ровена широко улыбнулась ему поверх чашки:

– Конечно. Вы же только что предложили мне первую в моей жизни оплачиваемую работу.

– Кажется, меня только что роскошным образом провели, – рассмеялся мистер Диркс.

– Да, мистер Диркс, – с ликованием подтвердила Ровена. – Именно так.

В новенькой форме добровольческого медицинского отряда Виктория торопилась во временный госпиталь. Сюзи заранее позаботилась о внешнем виде хозяйки: отутюжила синее хлопчатобумажное платье и накрахмалила передник, так что тот стоял колом и сиял первозданной белизной. Белая головная косынка, тоже изрядно накрахмаленная, царапала лоб, зато выделяла девушку среди других посетителей, и солдаты, вышедшие подышать в сад, через который торопливо шагала Виктория, провожали ее благодарными кивками.

Виктория отвечала всем лучезарной улыбкой, не обращая внимания на пропитанные кровью повязки и отсутствие конечностей. Этим мужчинам повезло, а многим пришлось немало потрудиться, чтобы получить разрешение посидеть в саду в этот теплый октябрьский день. К другим, и их становилось все больше, удача будет не так благосклонна.

Вот в чем заключалась самая сложная часть ее новой работы: держать за руку тех, кому уже не суждено вернуться домой и повидаться с любимыми. К счастью, в особняк неподалеку от Беркли отправляли тех раненых, которые шли на поправку, и умирали здесь единицы. Только если подхватывали какую-нибудь инфекцию. Многих оперировали наспех, в полевых госпиталях и перевязочных пунктах у линии фронта, и им приходилось бороться с осложнениями после выполненных на скорую руку операций. Но даже несмотря на печальную сторону этой работы, Виктория получала от нее удовольствие. Солдаты ценили ее усилия, а врачи часто обращались к ней за подробностями о свойствах лечебных трав. Кое-кто даже считал, что сравнительно низкий уровень инфекции – ее заслуга.

Некоторые сестры милосердия, завидуя вниманию, которым Виктория пользовалась у врачей и раненых, а также ее познаниям в ботанике, относились к ней с меньшим восторгом, чем другие, но девушку это мало заботило. Впервые за долгое время она чувствовала себя нужной. Ее работа приносила пользу.

Отец гордился бы ею.

Каждое утро Виктория уходила в госпиталь и задерживалась там допоздна – когда смена уже давно закончилась. Она не обращала внимания на отекшие ступни, боль в ногах и приступы астмы. Со дня возвращения в Лондон они случались все чаще.

Уже несколько недель состояние девушки вызывало беспокойство Элинор, но все увещевания подруги Виктория тоже пропускала мимо ушей. Все равно завтра начинались выходные. Она взяла несколько свободных дней, потому что из Саммерсета приезжала няня Айрис, которая наверняка привезет с собой травы и поделится новыми знаниями о компрессах и горячих припарках. У нее будет время отдохнуть, пока гостит няня.

Виктория вошла через дверь для прислуги и кивком поприветствовала повариху. В первые же недели войны лондонские больницы оказались переполнены ранеными, и среди богатых горожан входило в моду отдавать свои городские особняки на нужды страны, а самим переселяться в загородные имения. Девушка работала как раз в таком доме. Хотя после передачи особняка под госпиталь жившее там семейство переехало в поместье, они оставили почти весь кухонный штат прислуги. Только сейчас, вместо приготовления изысканных блюд к ужину на две сотни гостей, они готовили простую пищу для бесконечного потока раненых.

Помещение для врачей и сестер милосердия было обустроено в бывшем кабинете. За одним из столов сидела сестра Бакстер и что-то записывала в журнал. Хотя она не могла не заметить Викторию, однако поприветствовала ее лишь через несколько минут.

– Доброе утро, мисс Бакстон. Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше.

Виктория держала свой ингалятор на работе, в комнате сестер, и вчера вечером перед уходом домой ей пришлось им воспользоваться. Очевидно, слухи дошли и до старшей сестры дневной смены.

– Доброе утро, сестра Бакстер. Физически я в отличной форме, вот только боевой дух слегка потрепан.

Женщина резко подняла голову от своих записей:

– И отчего же, мисс Бакстон?

– Впереди несколько выходных. Я буду скучать по нашим мальчикам.

Сестра Бакстер внимательно посмотрела на девушку. Выражение ее заостренного лица с угловатыми чертами можно было бы даже назвать добрым. Когда Элинор училась на сестру милосердия, она посещала занятия мисс Бакстер и была от нее в полном восторге, правда, Виктория пока не могла понять причины такого обожания.

– Вы должны иногда брать выходные, мисс Бакстон, чтобы не переутомиться. Не сомневаюсь, что армия высоко ценит вашу преданность, но если вы заболеете, всем станет только хуже.

Виктория опустила глаза, отповедь пожилой женщины задела ее за живое.

– Да, сестра Бакстер. Я понимаю.

– Превосходно. – Она вручила Виктории расписание и список больных. – Эти люди сегодня на вашем попечении.

Девушка просмотрела расписание, выискивая имя старшей по дежурству. Как и у раненых, у нее были свои любимицы среди сестер.

– А кто главный по смене? – спросила она, не найдя нужной записи.

– Сегодня вы работаете в библиотеке одна, но я попросила сестру Фарнер почаще к вам заглядывать. – Сестра Бакстер снова склонилась над журналом, словно не сказала ничего из ряда вон выходящего.

– Одна? – пискнула Виктория.

Добровольных помощников никогда не оставляли ухаживать за ранеными без присмотра. Конечно, в библиотеке лежало всего двадцать солдат, и все в хорошем, по сравнению со многими пациентами, состоянии, но все же. Виктория никогда еще не работала самостоятельно.

– Да, разумеется. У нас не хватает работников, и мы с доктором Блейком решили, что вы вполне способны позаботиться о раненых без посторонней помощи. Большинство этих людей скоро выпишут. Или вы считаете, что не справитесь? – Сестра Бакстер строго взглянула на девушку поверх очков в проволочной оправе.

– Нет, что вы. Я уверена, все получится.

– Хорошо. Не разочаруйте нас, мисс Бакстон.

– Да, мэм.

Виктория заставила себя чинно выйти из кабинета и пройти по коридору, хотя на лестнице дала волю радости и перепрыгивала через две ступеньки, что оказалось ошибкой. На верхней площадке пришлось уцепиться за перила, чтобы восстановить дыхание.

Упорная работа и самоотверженность не остались незамеченными; ей доверяли и даже разрешили работать самостоятельно. Виктория с трудом верила своему счастью. Она подождала, пока дыхание вернется в норму, затем свернула в кладовую, где хранились чистые полотенца и постельное белье. Каждый день мылись четверо больных, что позволяло всем пациентам принять ванну раз в неделю, за исключением лежачих – тех обтирали губками. Обтираниями занимались сестры, не стесняясь нескромных подробностей, но правила госпиталя предписывали, чтобы в ванной комнате более здоровые мужчины помогали тем, кому трудно мыться самостоятельно. Виктория находила эти правила не только глупыми, но и опасными. На одном из собраний она высказала свою точку зрения, но потрясенный персонал наотрез отказался от идеи, чтобы сестры или добровольные сиделки присутствовали при мытье. Пациенты часто поскальзывались, когда забирались или выбирались из ванны, но, видимо, начальство собиралось дождаться, пока кто-нибудь покалечится, и только потом пересмотреть правила. Впрочем, как всегда.

– С добрым утром! – негромко поздоровалась Виктория.

Многие раненые еще спали. Она не считала нужным придерживаться распорядка армейского госпиталя, где побудку возвещал пронзительный звон колокольчика, ведь многие из этих людей уже не вернутся на фронт. Но даже тем, кто после выписки продолжит воевать, пойдет на пользу небольшой отдых от железной дисциплины, убеждала себя Виктория. Гораздо приятнее просыпаться от звука женского голоса. Некоторые раненые уже оделись сами, другие ожидали помощи.

Виктория прошла к высоким окнам и подняла тяжелые римские шторы из темно-красного бархата. В лучах утреннего солнца заплясали пылинки, выстраиваясь в миниатюрные подобия Млечного Пути.

– С добрым утром, с добрым утром, – повторила она уже громче.

Кто-то застонал, кто-то радостно ответил на приветствие. Вдоль двух стен просторной библиотеки от пола до потолка тянулись полки для книг. Сейчас почти все тома убрали, оставив лишь несколько, а на полках держали все необходимое для ухода за ранеными. Обогревал комнату огромный мраморный камин.

«А ведь большинство раненых никогда в жизни не видели такого роскошного помещения, и уж тем более не жили в нем», – думала Виктория. Впрочем, все вещи, которые делали этот дом таким красивым, очень осложняли уборку. И она сама, и оставленная в особняке прислуга с трудом справлялись даже с одной только пылью.

Виктория прошлась между железными кроватями и разложила полотенца на постели тех мужчин, которые пойдут сегодня мыться. Только им разрешалось избежать процедуры одевания перед завтраком.

– Не понимаю, зачем мне одеваться, – проворчал молодой сержант, пытаясь подняться с кровати. – Можно подумать, я куда-нибудь смогу выйти.

– Может, вам повезет и врач разрешит выйти в сад, – бодро возразила Виктория.

Она протянула руку и осторожно помогла раненому. Ему ампутировали ногу чуть ниже колена, и он с трудом привыкал к своей ущербности. Через неделю его собирались выписать, и Виктория пыталась научить его справляться с большей частью повседневных дел самостоятельно.