В общем, как говорится, специалист подобен флюсу, и работа в газете времен тотального пиара сделала мировоззрение Катерины изрядно однобоким. Но… но самая главная правда, хранившаяся на донышке, куда Катерина никого не допускала и сама редко заглядывала, заключалась в том, что и в цинизм свой Катерина верила не до конца. Нет, она его старательно выращивала и совершенствовала, потому что это была ее защита, ее спецодежда, как железная маска с окошечком у сварщика или оранжевая жилетка у дорожных рабочих. Жизнь с включенным дерьмоискателем позволяла ей уберечься от неизбежных разочарований и не впасть в излишнюю патетику. Она писала умно, трезво, интересно. Именно поэтому ее считали «золотым пером», и у нее уже было «имя», а это и халтура, и гонорары…

Но с каким же удовольствием время от времени Катерина обольщалась, в какой искренний трепет приходила, когда работавший в дежурном режиме приборчик в результате анализа ничего не обнаруживал, когда выдавал на невидимом табло – «Все чисто»! Как настороженно радовалась она, делая интервью с «Миссис Россия» Леной Поповой: юная красавица, дипломированный экономист, пятеро чудесных детей, любящий красавец муж, двухэтажный дом с бассейном на крыше и семейным гербом на фасаде, прислуга и няньки… Каждый год в июне Елена покупала свадебное платье, и они с мужем ехали в ресторан отмечать очередную годовщину, потому что настоящей красивой свадьбы в свое время у них не было, на что гулять нищим студентам? Идеальная многодетная семья. Приоритетный национальный проект. Катерина не хотела верить, и ей самой потом не верили коллеги и читатели – но время шло, и на вранье Поповых так никто и не поймал. А они недавно и шестого родили.

Как нежно любила она семейство Князевых, о которых однажды написала, и с тех пор не оставляла их, помогая по мере необходимости: слепые муж и жена, оба – детдомовцы, растили двоих детей, не ныли и не жаловались, а Нина была еще и массажистом от Бога, ставила на ноги малышей, от которых отказались врачи.

И поздравляла со всеми праздниками Николая Ивановича Кокорина, участника войны, орденоносца, который на восемьдесят пятом году жизни женился на молоденькой двадцатилетней девчонке. О, как истово ненавидел их маленький городок Невьянск, обвиняя его в старческой распущенности, а ее – в бессовестной корысти! Но Верка не просто любила этого доброго энергичного старика – она его боготворила, за то, что он ее, нищую больную девчонку из глубоко пьющей деревни Конёво, подобрал зимой на городском рынке и подарил человеческую жизнь. А он, человек по меркам городка богатый, со своей военной пенсии покупал ей то золотые сережки, то кожаную куртку и, совершенно наплевав на общественность, гордо прогуливался с ней под ручку по улицам и однажды крепко набил морду пьяному юнцу, оскорбившему его жену…

А еще живет в Нижней Синячихе Иван Данилович Самойлов, который еще в советские времена задумал спасти старинный редкий по красоте двухэтажный девятиглавый каменный храм с колокольней, построенный в форме корабля, который невесть какими штормами занесло в здешние края, – на это у Самойлова ушла вся жизнь и все сбережения, включая зарплату инженера-землеустроителя за много десятилетий. Но мечту своей жизни он выполнил, и спасенный храм парит над его родным селом. Когда Катерина встречала таких людей, она испытывала восторг золотоискателя, нашедшего невиданной ценности слиток, приставала ко всем с восторженными рассказами и готова была горы свернуть, чтобы помочь своим героям. Конечно, некоторые умели добывать и золотой песок – но Катерина всегда была максималисткой.

Так что насчет дерьмоискателя, уважаемый Евгений Николаевич, наблюдение верное, но не вполне исчерпывающее, подвела итог сеанса самоанализа Катерина. И переубеждать она никого не собирается, потому что ей, как и старику Кокорину, на общественное мнение плевать. Ну, в большинстве случаев. Поэтому и Светке она объяснять ничего не будет. Катерина вообще относилась к подруге немного свысока. Как-то так с самого начала сложилось: Светка ее любила – Катерина позволяла себя любить. Светка жаловалась на семейные неурядицы, рассказывала о ссорах с мужем, о том, что у дочери проблемы в школе, что денег опять не хватает до зарплаты… Катерина честно выслушивала и ничем не делилась взамен. Впрочем, наверное, Светку это устраивало, она в отличие от Катерины больше любила говорить, чем слушать. Таким образом, они подходили друг другу и ссорились редко и не всерьез. К тому же на этот раз Катерина чувствовала себя немного виноватой: зря она принялась критиковать Светкиного нового ухажера, на знакомстве с которым сама же и настояла. Мало ли как оно в жизни бывает – такой минимальный допуск Катерина себе позволяла. Ведь у Светки нет полезного приборчика – дерьмоискателя…

Звонить Катерина не стала, мало ли, вдруг Светка еще дуется, пошла сама, благо издательство, где работала подруга, находилось в соседнем здании, соединенном подземным переходом. Катерина задержалась перед дверью с табличкой «Заместитель главного бухгалтера Бабина Светлана Анатольевна». Года через два, подумала Катерина, переедет Светлана Анатольевна Бабина в кабинет напротив и станет просто «главным бухгалтером». Ее начальница, милейшая старушка Августина Афанасьевна, скрывавшая под личиной божьего одуванчика орлиную зоркость и мертвую хватку бультерьера, выращивала Светку «под себя» и не раз говорила, что когда наконец ее драгоценный оболтус-сыночек надумает-таки подарить ей внука, она уйдет на пенсию немедленно, с чистой совестью и спокойной душой, оставив все «на Светочку». Тогда у Светочки окажется в подчинении пять человек. Плюс хлопотные дела большого издательства. А Катерина в отличие от подруги так и уйдет на пенсию простым корреспондентом, даже в завотделы не выбившись, потому что отделы отменили, теперь всякий сам себе вольный стрелок, и никакой иерархии. Не больно и надо, подумала слегка уязвленная Катерина и, постучав для приличия, толкнула дверь кабинета.

Светка была не одна, перед ее столом стояла девушка в джинсах и толстом вязаном свитере с воротником под горло, но оставлявшем голыми живот и поясницу – занятно все-таки преломляется восточная гаремная мода в условиях сурового уральского климата, усмехнулась Катерина. Девушка стояла не то чтобы навытяжку, но вся ее фигура изображала испуг и почтение.

– Я не вовремя? – спросила Катерина.

Светка помахала ей рукой – проходи, проходи – и опять повернулась к девушке.

– Все переделайте! – Голос у Светланы, которая в хорошем настроении имела привычку выпевать гласные, был незнакомый, жесткий. – Такая проводка планом счетов не предусмотрена. Если вам этого в рамках университетского курса международной экономики не объясняли, то просто почитайте инструкцию. Иногда помогает. Двадцатый счет шестьдесят восьмым не закрывается. Я вам это уже говорила. И касса на красное выйти не может!

– А… что мне теперь делать? – спросила девушка.

– Думать! – отрезала Светка. И повернулась к Катерине, давая понять, что разговор закончен.

На лице ее немедленно расцвела улыбка, и она стала прежней Светкой, которая очень рада, что Катерина не стала дуться и пришла сама. В обычной жизни, вне работы, Светка не любила и не умела ссориться, была легкой и покладистой, чем беззастенчиво пользовались члены ее семейства, включая хомяка, который Светку тоже в грош не ставил. Евгения Николаевича хомяк уважал, а темпераментной Лены откровенно боялся.

– Свет, ты чего ее так? – поинтересовалась Катерина, дождавшись, когда девушка с облегчением шмыгнула вон из кабинета. – Объяснила бы ей.

– Я ей объясняла! Понимаешь, сейчас в платных вузах любого дурака выучат на экономиста. Да еще и с международным уклоном. Знаний – ноль, зато понтов море, она же международную экономику закончила, ее папочка кучу денег заплатил! Уж хоть бы она замуж вышла и уволилась, к черту!

– Все равно не понимаю, чего ты так злишься? – пожала плечами Катерина.

– А ты видела, как она одета? – В голосе Светки звучало искреннее возмущение.

– Как? Нормально. Джинсы, свитер. Пуп голый, но ее дело, раз ей не холодно.

– Свитер – фирмы «Прада спорт», двадцать три тысячи семьсот пятьдесят рублей. Джинсы – от Армани, девятнадцать четыреста, – отчеканила Светка. – Что, съела? А теперь сказать, какая у нее зарплата?

– Не надо, – отказалась Катерина.

Но Светкина справка произвела должное впечатление: на свою зарплату в газете Катерина смогла бы купить ровно половину свитера. Светка могла купить бы весь целиком, но тогда Евгений Николаевич удавился бы на собственном ремне и был бы совершенно прав.

– Свет, а тебе чего – нужны такие джинсы? – поинтересовалась Катерина. – Тряпка и тряпка.

– Фирма… – вздохнула Светка. – Не нужны, конечно, но обидно.

– Я знаешь, что думаю, Свет? Если бы ты по магазинам зря не шлялась, была бы богатой. Ты бы совсем в них не ходила, а? Попробуй? Подкопили бы, купили бы квартиру. Или машину. В кредит.

– Смерти моей хочешь? – захохотала Светка. – Да если я два дня мимо магазинов побегаю, на третий заболею и умру. К тому же с наших с тобой зарплат накопить на квартиру можно лет за восемьдесят шесть, если жестко экономить, – я считала.

– А ты по мебельным бегай, – предложила Катерина. – Там особо не напокупаешься.

– Я и там куплю, не удержусь, – веселилась Светка. – Ты меня знаешь.

Отсмеявшись, Катерина вспомнила наконец о цели визита.

– Света, мне принц позвонил, – сообщила она. – Сказал, что у него есть замок и белый конь, все, как я просила. Зовет приехать, обещает шофера прислать. В воскресенье. Говорит, можно с подругой. Поехали? Я же с тобой ходила.

И, пока Светка молчала, лихорадочно соображая, какой именно из ста вопросов, возникших у нее по этому поводу, следует задать первым, добавила:

– Я не верю. Так не бывает. Но мне интересно. Голос у него нормальный, приятный. Но одна я боюсь.

– Ага! – восторжествовала Светка. – А меня ругала! Во-от!

– Так вы же в магазине встречались, где куча народу. А он меня за город зовет.

– Почему? – насторожилась подруга.

– Говорит, если на коне припереться в город, с гаишниками будут проблемы, – честно ответила Катерина и замолчала, выжидательно глядя на подругу.

Светка тоже молчала. Думала. Потом предложила:

– Давай Женю с собой возьмем. Мало ли что…

– Он с подругой звал, а не с другом, – усомнилась Катерина. – Давай договоримся: поедем на моей машине, если что не так – развернулись и уехали. Идет?

– А поехали! – загорелась Светка. – Может, и тебе повезет, как мне! Вот будет классно! Знаешь, а я верю. Вот моя тетка два раза выходила замуж, и оба мужа у нее – алкоголики, хотя говорят, что в одну воронку два раза не падает. А у нее, получается, упало.

– Это ты к чему? – не поняла Катерина.

– Я же себе нашла по объявлению мужика, какого хотела, и тебе принца найдем. Я чувствую! Или ты кого хочешь – миллионера?

Катерина кисло улыбнулась и неопределенно пожала плечами. Учитывая повод, по которому она притащилась к Светке, с ходу отрицать лозунг «Каждой тетке – по миллионеру» было бы по меньшей мере непоследовательно.

– И очень вовремя! – продолжала радоваться жизни Светка. – Ты вообще-то помнишь, что у нас в понедельник… развод?

– Помню, – заверила Катерина. – Вот и развеемся как две почти незамужние дамы. Не съест же он нас, в конце концов. Очень уж интересно, что он вместо белого коня нам подсунет. Если белого «мерина», ну, «мерседес» то есть, – это пошло. Хотя, в общем…

Уходя, она задержалась в дверях и сказала:

– Свет, ты зайди вечером, браслет забери, забыла же вчера.

– Пусть у тебя побудет. А то Женька все следит. Ревнует. Ха! Спохватился.

…Вечером Катерина смотрела на браслет и думала о муже. Удивительно, но в последнее время он так мало места занимал в ее жизни, в быту и в мыслях, что она почти и не вспоминала о предстоящем разводе. Развод ничего не менял, а просто вносил ясность в их уже давно сложившиеся отношения. Хотя подумать не мешало бы. Надо всегда четко знать, какие задачи перед собой ставишь, чего хочешь добиться и каковы возможные последствия, – такого правила всегда придерживалась Катерина. Она всегда и все решала сама. И Олег ей никогда не мешал. Ее идеи одобрял или помалкивал, не мешая реализовывать и давая возможность набить шишки. Ел, что она готовила, надевал, что покупала. Если она говорила, что в воскресенье они идут в филармонию, – они шли в филармонию, если на рынок за картошкой – шли за картошкой. В воспитание Дашки не вмешивался, больше поддакивал, и Катерина искренне считала, что воспитывает дочь она одна. Когда был дома, машину чинил, хотя на ней и не ездил, он вообще мог починить все, что угодно. Если Катерина рассказывала о делах на работе, всегда говорил, что она – умница, талантливая и делает все правильно. Так она и привыкла думать: она сильная и умная, решительная и самостоятельная и все делает правильно. А муж у нее, увы – бесхарактерный и тусклый персонаж, ведомый. Тогда почему, интересно, она так и не смогла заставить его делать то, что она считает нужным, – менять профессию, зарабатывать, сидеть дома, а не болтаться по стране? Вопрос без ответа. Но тут Катерина поняла, что ход мыслей принял нежелательное направление.