– Нормальное?! – немедленно взвивалась Катерина. – Я писала про любовь! Про лю-бовь, понимаешь? А он про что снял?

– Про любовь, – как будто нарочно подливала масла в огонь недогадливая Светка, которой фильм понравился.

– Это не любовь! Это какой-то козел таскается по бабам и никак не может остановиться, хотя уже давно женат. Это б…во, как говорил твой бывший супруг, светлая ему память!

– Кстати, а его жены не было? Васиной? – совсем некстати заинтересовалась Светка. – Ты не видела?

– И слава Богу, что не было! Я бы со стыда сгорела. Она ведь подумала бы, что это я понаписала. А там от моего сценария рожки да ножки! Это безнравственно! Это просто свинство!

Под «безнравственным свинством» Катерина имела в виду режиссерскую трактовку в целом и финал картины в частности. В конце фильма Василий, уже нашедший свою любовь и официально зарегистрировавший брак (его супруга, Людмила, тоже снималась в картине – волнующая сцена в ЗАГСе), якобы приходит к ней, Катерине, в редакцию – и снова звонит по объявлениям! И его гнусный голос с маслеными интонациями плывет над городом (только уже не утренним, а вечерним, в сполохах электрических огней и рекламы, и готовым, надо понимать, погрузиться в пучину разврата). Город был снят с высокой точки, а фоном звучала какая-то совершенно демоническая музыка, придавая матримониальным забавам Василия зловещий неземной масштаб.

– Как так можно, скажи мне?! – продолжала орать Катерина. – Все передернуть ради какой-то своей идеи! «Весенний марафон» – круче некуда! Собачья свадьба, вот это что!

– А я не поняла про марафон, – призналась Светка, отщипывая куски от лежавшего перед ней батона и отправляя их в рот. – То есть про марафон понятно – бегает по бабам, бегает и остановиться не может. А весенний? Вы же летом снимали. Там от весны только яблони, а так же видно, что лето. Особенно в Куяше этом вашем.

Светка, не сдержавшись, хихикнула, и Катерина рассвирепела еще больше – вот какую реакцию вызывает фильм, в котором она хотела рассказать о высоких порывах человеческой души, о поисках любви и счастья! Да чтоб они все провалились!

– «Весенний марафон» потому, что есть такое кино – «Осенний марафон», – изо всех сил сдерживаясь, начала она объяснять Светке. – Там герой Басилашвили – такой нерешительный интеллигент, который никому ни в чем не может отказать, и все на нем ездят. И не может выбрать между женой и любовницей, потому что боится обидеть и ту и другую. И мается.

– А Василий не мается, любит всех – и дело с концом? – уточнила Светка.

– Ну да! Такой «анти-Бузыкин». Тот – интеллигент, этот – пролетарий, тот рефлексирует, этот – скачет, как кобель по весне, хвост пистолетом. Другие времена – другие фильмы. Знала бы – свое имя в титрах ни за что не поставила бы, пусть снимает себе, что хочет. Тьфу, позорище! – Катерина плюнула и скривилась от досады.

– Катьк, так это же хорошо, – неожиданно заявила Светка.

– Что – хорошо? – подозрительно посмотрела на нее Катерина.

– Видела я это кино, не такая уж я серость, как ты вечно думаешь, – проницательно заметила Светка. – Бузыкин этот противный, никому от него ни тепло, ни холодно, бабы у него обе дерганые, сам еле ноги переставляет, он так долго не протянет, точно. А Вася твой – красавец, бабы его любят, несмотря на его красоту, ну и пусть себе бегает. Говорит же он – ему всех жалко. И вообще, весна – дело хорошее, я весну люблю.

Пока Катерина, наконец остановившись, обдумывала дебют Светки в кинокритике, подруга, устав отщипывать кусочки, взяла нож и порезала батон на щедрые куски.

– Катюх, кончай про кино. Давай чаю попьем, а то я с работы и с утра не ела ничего, кроме того бутербродика в баре. И девчонки голодные. У тебя масло есть? И колбаска какая-нибудь? Тем более что кино правда хорошее. Не по-твоему, вот ты и злишься, но все равно хорошее.

– И мне колбаски, – заглянула в кухню пережидавшая грозу Даша. – Я возьму и к Ленке пойду, можно, тетя Света? Мамуль, тетя Света правильно говорит, хорошее кино. И Василий твой играет классно, как артист. Бабушке с дедом тоже понравилось, бабушка говорит, они с дедом смеялись очень. А варенье есть?

Катерина открыла было рот, чтобы продолжить дискуссию, но Светка ловко всунула ей в руку увесистое сооружение из хлеба, масла и колбасы. Катерина на нервной почве автоматически отхватила кусок, и говорить стало неудобно, а когда она прожевала, то забыла, что именно хотела сказать, а Дашка уже рассказывала Свете о Ниагарском водопаде. И когда часов в одиннадцать до нее наконец дозвонился Урванцев, с трудом складывавший слова, она не стала ничего объяснять. Сказала, что ей все понравилось и что у нее просто от волнения заболела голова.

– Везет тебе, Дарья, – говорила тем временем Светка, рассматривая принесенные Дашей фотографии. – Я всю жизнь мечтаю Ниагарский водопад увидеть, с тех пор как в школе про него рассказывали и в кино потом видела. Какое-то кино про шпионов, но они ползают там на фоне водопада – не помнишь, Кать? Я раз десять ходила смотреть. Катюх, давай съездим, а? Деньги у меня есть, а Олег твой нам приглашения сделает. Ты ему напиши, спроси, ладно?

Катерина представила себя, Дашку и Светку возле ревущего Ниагарского водопада – и Олега, конечно, рядом – и обещала позвонить непременно. А что такого? Запросто!

Но не позвонила. Время от времени он сам звонил Дашке, и когда попадал на Катерину, они старательно выстраивали вежливый диалог, всегда один и тот же: привет – привет – как дела – нормально – а у тебя – тоже нормально. Для того чтобы между делом спросить про Ниагарский водопад, сперва надо было затеять легкую беседу, потому что просить напрямую было невозможно, он ей теперь ничего не должен, это Дашка ему дочь, и это неизменно, а она – жена бывшая, то есть никто. Катерина была мастер на такие беседы и любого собеседника могла подтолкнуть в нужное русло и заставить сказать именно то, что она хочет услышать, именно так и делаются интервью в большинстве случаев, если, конечно, ваш собеседник не титан мысли и не отец русской демократии, но на таких персонажей журналистам везет редко. А вот с Олегом так не получалось. То ли потому, что все ее хитрости он обычно разгадывал еще до того, как она начинала хитрить, хотя почти всегда великодушно позволял ей считать себя непревзойденным дипломатом и знатоком мужской натуры. То ли оттого, что нужное настроение в разговоре с ним все никак не приходило: требовались легкость, ирония и самоуверенность, да просто кураж, черт возьми! А ничего этого в последнее время не было, как будто подступавшая осень проникла не только в город и в дом, но и в душу.

Так прошли октябрь и ноябрь. За это время произошло множество всяких событий, но не с ней, а вокруг, ее лично не задевающих. Светка работала, как швейная машинка, параллельно сдала на права, купила машину и теперь присматривала новую квартиру: деятельное расположение к ней немедленно уехавшего в Италию Владлена Георгиевича и небольшой кредит в банке позволяли рассчитывать на скорое новоселье. У Бабина родился сын, а сам он теперь подвизался в роли пресс-секретаря своего тестя, благо фирм у того было несколько, и вполне солидных. Евгений Николаевич, с которым Катерина периодически встречалась на разных городских тусовках, был как денди лондонский одет и ездил теперь на «БМВ», но глаза его уже не горели прежним блеском азартного любителя прекрасного пола и прочих маленьких радостей жизни, которые он позволял себе до того, как неосмотрительно принял участие в создании наследника Фирулевской империи. Лишенный всего этого, он стал респектабелен и скучен даже сам себе. К тому же его везде неотлучно сопровождала юная любознательная супруга, обожающая взрослые тусовки, поэтому с Катериной он только издали раскланивался.

Режиссер Урванцев, еще до начала съемок фильма предрекавший ему популярность, будто в воду глядел: «Весенний марафон» уже показали по одному из федеральных каналов, на двух фестивалях он получил призы зрительских симпатий, и теперь Урванцев собирался с ним куда-то за границу, не то в Прагу, не то в Лейпциг. Но Катерину эти новости не радовали: она так и не привыкла считать этот фильм своим, к тому же дальнейшее развитие событий показало, что насмешник и циник Урванцев понимает в жизни куда больше, чем она, романтическая дурочка, зависнувшая в амплуа тургеневской девицы. Катерина сделала этот печальный вывод, отнявший еще несколько баллов у ее и без того невысокой в последнее время самооценки, после беседы с Василием, когда он через три дня после премьеры притащился к ней домой, уже на правах старого друга, с цветами, конфетами, тортом и шампанским.

После премьеры Катерина чувствовала себя виноватой перед Василием, которого Урванцев, с ее, как ни крути, подачи, выставил, как сказал один ее знакомый, «бедным, но благородным кобельеро». К тому же еще неизвестно, как к такому повороту сюжета отнеслась его супруга, которую он предусмотрительно не взял на премьеру, но которой вполне могли доложить многочисленные доброжелатели. Поэтому Катерина приняла Василия с преувеличенной любезностью, пытаясь хоть этим загладить свою вину. Но Василий, как выяснилось, никаких претензий не имел и трактовкой своего образа на экране был совершенно доволен. Катерина быстро поняла, что смысл происходящего на экране Василия не занимал совершенно, он упивался созерцанием своей физиономии во всевозможных ракурсах. Кроме того, нахлынувшая на него волна славы и всеобщего женского обожания закрутила Василия и подняла в его собственных глазах на головокружительную высоту – на работе у него даже брали автографы!

– Вася… – осторожно начала Катерина выяснять последний волновавший ее вопрос. – А твоя жена фильм видела?

– Видела, – кивнул Василий. – Она себе не п-понравилась, а я, говорит, настоящий артист.

– Ну и слава Богу, – с облегчением вздохнула Катерина. – А то я боялась, что вы из-за этого фильма поссоритесь.

– А мы п-поссорились, – бодро сообщил Василий, отхлебывая чай.

– Ну вот, – расстроилась Катерина. – И что теперь?

– А т-теперь я ее обратно отослал, домой. Пусть одна живет, в-ведьма!

– Ты чего городишь? Какая она ведьма? Конечно, ей такой фильм не понравился, но это же не значит…

– Самая настоящая. – В голосе Василия прозвучали нотки гордости. – У меня и д-доказательства есть.

– Какие доказательства? – ничего не понимая, спросила Катерина.

– Ты сама посуди, – начал Василий. – Людмила – ее Людмилой зовут – была самая п-первая, с кем я познакомился по объявлению. И самое интересное, что она совсем не т-такая, какие мне нравятся. Я таких люблю… п-полненьких. А она маленькая, худая, как девчонка. Ну, п-пироги, правда, у нее – я прямо никак забыть не мог. Ну вот. И хожу к ней, и хожу. Сам думаю – чего хожу, если она такая худая? У меня т-такие знакомые есть! – Василий мечтательно закатил глаза к потолку и похвастался, возвращаясь с небес на землю. – Одна в с-садике работает, этим, ну… логопедом, вот. Она мне упражнения п-показала, говорит, если будешь заниматься, заикаться п-перестанешь. Я занимаюсь! А еще одна женщина – даже зубной в-врач. Она меня в эту… в фиралмонию водила.

– В филармонию. Дальше давай, не отвлекайся, – поторопила Катерина.

– Вот. Пироги, значит.

– Да чего ты заладил про пироги эти! – рассердилась Катерина. – Вроде голодный не сидел, сам готовил.

– В-вот! – торжествующе поднял вверх указательный палец Василий.

Катерина посмотрела – палец как палец, ничего особенного.

– Что – вот? – уточнила она.

– Я эти п-пироги и ел, потому что они были заговоренные!

– Да ну тебя! – с досадой отмахнулась Катерина. – Нормальный мужик, а несешь черт знает что. Пироги ты ел, потому что они были вкусные, а ты – голодный. Вот и весь заговор.

– Нет, ты п-послушай, – завелся Василий, обиженный ее недоверием. – Смотри: пироги лопаю каждый день, уже новую дырку на ремне п-провертел, а все хожу и ем. И потом, объясняю же т-тебе – я худых не люблю! А с Людмилой… ну все, в общем.

– Понятно, – кивнула Катерина, весьма тронутая Васиной целомудренной манерой изъясняться.

– Ну вот. П-потом я ее к себе в гости пригласил. Умка на нее порычал сперва, она ему что-то сказала – он и давай ластиться, как кошка. Что это з-значит?

– Что у тебя пес – не охранник, – едва сдерживая смех, ответила Катерина. – Если воры придут, он им сам все вынесет и еще хвостом повиляет. И женщин Умка любит больше, чем мужчин. Как, впрочем, и его хозяин. Это нормально.

– Нет! – упорствовал Василий. – Она его з-заговорила.

– Ладно, проехали, – не стала спорить Катерина. – Еще какие улики?

– На д-другое утро, она как уехала, у меня аж сердце заболело – так я по ней с-скучать начал. Она т-только что ушла – а я будто ее год не видел, места себе не н-нахожу. Это, по-твоему, что значит?

– Ну, наверное, что ты в нее влюбился, – предположила Катерина. – Иногда бывает.

– Влюбился – ладно, – не унимался охотник за ведьмами. – А жениться-то з-зачем? Можешь ты мне сказать?!