– Да, сэр, – посторонился, пропуская капитана и следовавшего за ним по пятам лейтенанта Фолуорта.

Они приблизились к хорошо охраняемой группе пленных женщин и прошли бы мимо, просто взглянув на них с любопытством, если бы при их приближении черноволосая красавица не пошевелила пышной грудью так, чтобы ее заметили.

Дженнингс резко остановился И пристально посмотрел на нее.

Все остальные женщины были покрыты въевшейся в кожу грязью и копотью, их волосы были спутанными и сальными, рваная одежда прилипла к телу, а эту красотку, похоже, сражение вовсе не затронуло. Ее блузка была белоснежной и низко спущена на плечах, так что ткань грозила соскользнуть вниз и открыть соблазнительные пышные груди. Сквозь тонкий хлопок просвечивали темные соски, которые торчали под блузкой, как спелые ягоды. У нее была невероятно тонкая талия, а из-под подола юбки выглядывали стройные икры и изящные лодыжки.

Дженнингс перевел жадный взгляд на ее лицо и ощутил дрожь в пояснице при мысли о том, что такая красавица будет лежать под ним. А она действительно была редкой красавицей. Безукоризненного овала лица и обрамляющего его каскада волнистых черных волос уже было достаточно для того, чтобы у него во рту пересохло, а ладони вспотели.

– Ты, – прохрипел он, – поди сюда.

Миранда направилась к нему с кошачьей грацией, покачивая бедрами, словно отрабатывала упражнение в зеркальном зале. Она чувствовала провожающее ее презрение людей Эверара и похотливые взгляды американских матросов, толстого капитана и двух офицеров.

– Как твое имя? – спросил капитан.

Ее нежные ноздри затрепетали, и она, кивнув, позволила ему и Фолуорту заглянуть в вырез ее блузки, когда наклонилась вперед, чтобы осторожно потереть бедро.

– Ты ранена? – чувствуя, как у него сжалось горло, спросил Дженнингс.

– Царапина, и ничего больше.

– Как твое имя? – повторил он.

– Миранда, – тихо ответила она, и черные ресницы, опустившись, легли полумесяцами на щеки.

– Миранда, – повторил Дженнингс и решил, что имя ему понравилось, а потом, улыбнувшись, повернулся к Фолуорту: – По крайней мере похоже, что у нее одной из всех нет сифилиса. После того как пленных погрузят на судно, отведите ее в мою каюту.

– Да, сэр, – ответил Фолуорт. Его взгляд – как и взгляды почти всех остальных мужчин на берегу – был прикован к черноволосой красавице.

– Так что, сэр? – Дженнингс строго посмотрел на сержанта Раунтри, заметив отсутствие какой бы то ни было деятельности. – Чего вы ждете? Я уверен, что отдал вам распоряжение. Я хочу, чтобы с этим Фарроу было покончено до наступления ночи.

– Да, сэр! – отчеканил Раунтри. – Простите, сэр. – Он посмотрел вслед уходящим Дженнингсу и Фолуорту и едва слышно добавил: – И черт бы вас побрал, сэр.

– Осторожно, сержант, он может арестовать вас за такие слова.

Раунтри, испуганно обернувшись и увидев, что прямо за его спиной стоит лейтенант Баллантайн, густо покраснел и застыл в ожидании неизбежного выговора и вероятного ареста за нарушение субординации.

Но лейтенант равнодушно отвернулся и снова принялся рассматривать пленных. Поняв, что наказание откладывается, сержант приказал двум охранникам отделить Эверара Фарроу от остальных и вывести вперед. Услышав его распоряжение, Кортни вскочила на ноги, выхватила из складок одежды длинный шотландский кинжал и сжала его в кулаке, вытянув руку вперед.

– Не подходите к нему! – прошипела она бескровными губами. – Я кастрирую первого же подонка, который осмелится дотронуться до Эверара Фарроу!

– Нет! Не нужно, Корт! – простонал мужчина и потянулся к тонкой лодыжке. – Ты слышишь меня? Я сказал – нет! Благослови тебя Господь, но разве ты не понимаешь, что я в любом случае уже мертв? Прекрати, Корт! Я сказал – прекрати!

– Я не позволю им повесить вас как вора. Мы все умрем на этом острове, прежде чем я допущу такое.

Едва эта клятва слетела с губ Кортни, как девушка услышала звук скользящей стали по кожаным ножнам. Она повернулась, и ее встретила сабля Баллантайна. Кортни пробежала взглядом по блестящей стали, чеканному эфесу, твердой как камень руке и остановила его на невозмутимых серых глазах.

– Брось нож, мальчик, – тихо произнес лейтенант.

Сердце застучало у Кортни в груди, она была настолько зла, что в этот момент готова была умереть, прихватив с собой этого золотоволосого мерзавца. Искусным движением, которое Баллантайн едва заметил, она повернула кинжал так, что теперь он был готов к броску.

– Нет, Корт! – Эверар наклонился вперед, но кашель остановил его до того, как он смог дотянуться до девушки, и из раны на его груди послышался ужасающий звук булькающей крови.

Кортни отвела взгляд от американца, ее гнев остыл так же быстро, как и вскипел, и она опустилась на колени рядом с дядей, а кинжал упал, позабытый, на землю. Баллантайн немного расслабил руку, но на всякий случай продолжал держать саблю направленной на троицу – в основном на гиганта, который, похоже, был готов на все. Нагнувшись, Баллантайн поднял с песка кинжал и задумчиво попробовал пальцем его острое лезвие.

Склонившись над дядей, Кортни сжала его плечи, как будто хотела передать ему часть своей силы. Приступ кашля продолжался до тех пор, пока не стало казаться, что в растерзанной груди уже не осталось воздуха. Эверар прислонился головой к Сигрему, его глаза неестественно блестели, а испачканные кровью губы слабо зашевелились.

– Корт. Корт, ты слышишь меня?

– Я слышу вас, дядя, – всхлипнула Кортни. – О, пожалуйста... прошу вас, не умирайте. Вы – это все, что у меня осталось. Прошу вас...

– Прости, Корт, – прошептал он, – все правильно, но тут уж ничего не поделаешь. У меня внутри сплошная рана. Теперь тебе придется заботиться о том, чтобы род Фарроу не угас. – Его глаза потеплели, и он дрожащей рукой потянулся к ее щеке. – Боже, до чего мне хотелось увидеть, как ты взрослеешь, детка! Как я хотел увидеть тебя не среди этих варваров, а в прекрасном, достойном тебя доме. Именно этого хотели мы с твоим отцом и ради этого трудились. Поверь, ему никогда не нравилась такая жизнь, он вел ее только ради тебя. – Эверара снова охватил приступ кашля, и прошло несколько минут, прежде чем он смог продолжить: – Для тебя, Корт, есть земли – земли в Америке. И богатый большой дом со слугами, которые будут ухаживать за тобой. Обещай мне... – голос превратился в сухой скрежет, – обещай мне, что будешь жить, чтобы получить все это. Обещай мне, что твой отец и я умерли не на...

Кортни пришлось приложить ухо к его губам, чтобы услышать несколько последних хриплых слов: имя и место – это было то, что в данный момент ее нисколько не заботило. Слезы туманили ее взор, а горло сжималось от бессильной ярости. Подняв голову, она заметила слабую, гордую улыбку на лице дяди и яркий блеск в его взгляде, устремленном куда-то поверх ее плеча.

Оглянувшись, Кортни увидела, что светловолосый офицер убрал саблю в ножны и молча наблюдает за ними.

– Корт...

Она снова посмотрела на дядю, и ее грудь сдавило от наплыва эмоций. Из последних сил Эверар ухватился пальцами за грубую холщовую ткань ее рубашки и снова притянул Кортни к себе.

– Корт, есть еще кое-что... что тебе следует знать... тебе должен сообщить... Сигрем... Сигрем знает... – Эверар поднял взгляд к черноволосому гиганту. – И... и... о Господи... – Его рот растянулся в неподвижное «О», а измученное тело выгнулось вверх. Рука, державшая Кортни за рубашку, сжалась так, что разорвала шов на плече, а затем внезапно упала.

– Дядя? – прошептала Кортни. – Дядя Эверар?

Его глаза потускнели, и последний слабый стон вырвался из легких. Кортни долго смотрела на морщинистое лицо большими, полными ужаса глазами, а потом прижала к груди безжизненную голову, и горячие слезы закапали с ее ресниц, оставляя две светлые влажные полоски на грязных щеках. С подбородка слезы тонкой струйкой потекли на лоб Эверара и в складки его век, так что казалось, будто он тоже плачет.

Лейтенант Баллантайн опустился на одно колено и прижал пальцы к горлу мужчины. Не было никаких признаков жизни – ни пульса, ни даже слабого биения сердца. Лейтенант оглядел море враждебных лиц, а затем взглянул мимо корсаров на группу охранников.

– Я не допущу, чтобы кто-то узнал о твоем родстве с этим человеком, – тихо проговорил он. – Ты меня слышишь, мальчик? – Кортни не сделала ничего, чтобы дать понять, что осознала предупреждение янки, и он пояснил: – Капитан почувствует себя обманутым, когда услышит об этой смерти, так что тебе следует быть умным и не предлагать ему себя вместо него. – Поднявшись на ноги, Баллантайн, отдав несколько приказов охранникам, быстро направился вдоль берега к ожидавшим их шлюпкам.

Сержант дрожа подошел к плотному косматому гиганту. Покрытый дюжиной царапин, из которых текла кровь, пират стоял рядом с юношей, защищая его, и смотрел на подошедшего самыми черными, самыми огненными глазами из всех, которые Раунтри когда-либо видел. Его руки были толстыми, как ствол дерева, по мощности торса он мог соперничать с Улиссом, и его огромные кулаки сжимались и разжимались в молчаливом вызове. Остановившись, сержант нервно облизнул пересохшие губы.

Сигрем, Кортни и еще шесть человек были последними, кто ожидал на берегу отправки на корабль. Позади них поднимавшиеся облака черного дыма кружили над холмом, скрывавшим от глаз то, что еще осталось от деревни. Все хижины, навесы и изгороди были разбиты вдребезги и преданы огню, и никому на берегу не нужно было оборачиваться на деревушку, чтобы увидеть масштабы разрушения. Запасы пищи, припрятанные золотые и серебряные слитки, шелка, редкие драгоценные камни, так же как и небольшая гора бочек рома и дорогой мадеры, были отнесены на берег, и их окружали ухмыляющиеся нетерпеливые матросы, чья задача заключалась в том, чтобы рассортировать добычу и составить список трофеев, прежде чем переправить их на «Орел». Ухмылки и нетерпение распространялись и на группу съежившихся, напуганных женщин и детей, которых согнали в кучу на песчаной дюне. Они тоже ждали отправки на борт «Орла», и их судьба была однозначно написана на плотоядных лицах победителей.

Запах дыма и обуглившихся тел щекотал ноздри; из-за дюн раздавались единичные мушкетные выстрелы, а однажды сильный взрыв разорвал вечерний воздух, оповещая, что найден пороховой склад и остатки оружия уничтожены, и дюжины ярких огней лишили летний заход солнца его невозмутимой красоты.

– Мне приказано заковать вас в цепи, – объявил Раунтри, находя поддержку в двух мушкетах по обе стороны от себя. – Любой, кто станет сопротивляться, будет застрелен.

– Меня ты не закуешь в цепи, – прищурился Сигрем. – Я зубами перекусываю кости потолще, чем твои.

Молодой сержант с хмурым лицом побледнел, и цепи в его руках задрожали.

– В-вы получили мое последнее предупреждение, наручники... или свинцовая пуля.

– Нет никакого смысла умирать ради таких подонков, – тихо сказала Кортни и положила руку на локоть Сигрема, останавливая гневный рокот, поднимавшийся в горле корсара.

Она выступила вперед из-за закрывавшего ее Сигрема, нехотя направилась к моряку и, пристально глядя ему в глаза, протянула свои руки.

Раунтри слабо улыбнулся – одновременно благодарно и виновато, – застегивая тяжелые железные браслеты на ее тонких девичьих запястьях. Вес наручников и соединяющей их цепи потянул руки Кортни вниз, но она выдержала нагрузку и, с трудом подняв руки на уровень груди, твердо держала их так, пока завинчивали и запирали запор.

От следующей пары наручников Кортни отделяла железная цепь длиной в четыре фута, и она почувствовала, как сильно натянулась цепь, когда Сигрем шагнул вперед. Наручники оказались слишком малы для волосатых запястий, и понадобилось несколько минут, чтобы моряк придумал, как поставить Сигрема в связку. В конце концов пришлось скрутить два болта, но даже при этом браслеты врезались в руки Сигрема, однако он только ухмылялся, глядя сверху на Раунтри, и в его взгляде читалось обещание.

Остальные мужчины, которых вытащили вперед, принимали наручники со сжатыми кулаками и плотно стиснутыми зубами.

Когда узников повели по мелководью к ожидавшей их шлюпке, солнце уже опускалось за горизонт и небо окрасилось в пурпур и золото. Вода, перекатывающаяся через сланец, была удивительно чистой и темной, а еще дальше напоминала бархатное сиденье, на котором плавно покачивался стройный силуэт «Орла». Поврежденные рангоуты и оснастка уже были сняты, и при свете фонарей команда занималась ремонтом. Военные моряки, сняв свою форму, трудились наравне с простыми матросами, оттаскивая в сторону обломки и отмывая палубы от крови. Пушки сняли с лафетов, с помощью лебедки подняли вверх, а потом снова установили на место; разорванные брезентовые паруса расстелили на спардеке, и их починкой занялся специалист по парусам со своими умелыми подмастерьями.

«Орел» был торговым рейдером длиной в сто пятьдесят футов от носа до кормы, несущим арсенал из сорока орудий и команду из двухсот семидесяти пяти человек. Его три мачты возвышались над источниками искусственного освещения, и в лучах заходящего солнца оснастка искрилась, украшенная густым вечерним туманом.