– Och! Munro… D’ye ken what time ’t is?[184]

– Aye! ’T is yer handfast, Alas![185]

– Sae ’t is[186].

Изабель, которая из сказанного не поняла ни слова, ждала. Сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Только теперь она поняла, что задумал Александер. Он хочет взять ее в жены по хайлендскому обычаю! Клятва соединенных рук… Он когда-то рассказывал об этом обряде и о том, что в Шотландии такой брак признается наравне с церковным. Но будет ли их союз иметь статус законного здесь, в Канаде? Как бы то ни было, он хочет, чтобы они поженились, пусть даже символически…

Мунро по-прежнему говорил на непонятном для девушки языке, а Колл с торжественным видом переводил, иногда не без помощи Александера.

– У нас над головами – звезды. У нас под ногами – земля. Они… м-м-м…

– …вечны…

– …как вечно быстротекущее время. И как они…

– …наша любовь должна быть крепкой и непреходящей.

– Да пребудет сила… Och! Alas, ’t is tae hard![187]

Александер вздохнул. Изабель опустила голову, чтобы мужчины не заметили, как она улыбается. Колл очень старался исполнить отведенную ему роль, это было так трогательно и… так забавно!

– Я скажу дальше, Колл!

И, глядя на Изабель, Александер заговорил:

– Да пребудет их сила в наших душах, да укрепит она нашу любовь, станет нам поддержкой в грядущих испытаниях, потому что отныне мы – одно целое. Пусть Господь, как солнце, осветит наше сердце и одарит нас плодородием так, как одаривает он землю…

Она слушала рассеянно, во все глаза глядя на широкое лицо своего шотландца – с неправильными и грубоватыми чертами, но такое любимое! Этого человека она скоро назовет своим супругом… Изабель улыбнулась.

– Alas, – обратился к кузену Мунро, – ’T is no’ ma power tae do this. Handfast wi’her[188].

Александер порылся в спорране, вынул ленту и передал ее Коллу. Это была та самая голубая лента, на которой Изабель в свое время носила крестильный крест. Значит, он все-таки сохранил ее! Александер взял Изабель за тонкое запястье, полюбовался им немного, погладил большим пальцем, потом посмотрел на нее влюбленными глазами.

– Сами, по своей воле, мы можем соединить наши судьбы. Изабель, ты этого хочешь?

Его пальцы легонько сжали руку девушки.

– Да!

Улыбаясь от переполнявших его чувств, Александер вложил ей в руку маленький предмет, но отпускать не стал.

– Перед лицом Господа я, Александер Колин Кэмпбелл Макдональд, ради жизни, которая течет в моих жилах, и ради любви, которая переполняет мое сердце, беру тебя, Изабель Лакруа, в жены. Обещаю любить тебя всегда, в здоровье и болезни, достатке и бедности, в этой жизни и в мире ином, где мы снова встретимся и будем вместе. Я буду уважать тебя, твои обычаи и твоих родных, как уважаю самого себя!

Он ненадолго замолчал, а потом, внимательно глядя на нее, чтобы заметить малейшую тень сомнения, предложил повторить эти же слова.

– Изабель, тебя никто не принуждает… Только если ты правда этого хочешь, потому что эта клятва – не шутка…

Рука девушки дрожала. Александер сжал ее крепче.

– Перед лицом Господа я, Мари Изабель Элизабет Лакруа, ради жизни, которая течет в моих жилах, и ради любви, которая переполняет мое сердце, беру тебя, Александера Колина Кэмпбелла Макдональда…

Положив одну руку на живот, в то время как другая все так же покоилась в руке любимого, Изабель произнесла слова, соединявшие ее с Александером. Когда она закончила, все четверо какое-то время молчали. Стрекот кузнечиков, кваканье лягушек и крик совы слились в радостную ночную симфонию звуков. Феи и эльфы снова завели свой призрачный хоровод.

Взволнованный до глубины души, Александер знаком попросил Изабель разжать пальцы, взял с ее ладошки костяное колечко и надел ей на палец. Оно подошло идеально. Девушка с удивлением посмотрела на руку. Выходит, он готовился к обряду заранее?

Мунро взял Изабель за запястье и приблизил его к запястью Александера, а Колл перевязал их руки лентой.

– D’ye are now husband ’n wife![189]

– Нам нужно перепрыгнуть! – шепнул Александер на ухо Изабель, когда Мунро договорил.

Они перескочили через лежащий на земле меч, и Мунро тотчас его поднял. Свидетели бракосочетания захлопали в ладоши, от души поздравили новобрачных и пожелали им вечного счастья.

– Алас, держи! – сказал Колл, протягивая брату завернутый в газетную бумагу сверток. – Это все, что мы смогли раздобыть.

Подарок – бутылку вина и каравай хлеба – они разделили на всех, потом Колл с Мунро удалились. Изабель с Александером остались одни на просторной поляне, окруженной высокими соснами, которые источали приятный смолистый аромат. Их запястья так и остались перевязанными лентой. Ни он, ни она не решались ее снять.

– Теперь ты моя жена, Изабель.

Низкий голос Александера прозвенел в темноте, успевшей окончательно завоевать лес. Огонек свечи колебался, заставляя танцевать окружавшие их тени. Она кивнула в знак согласия. Свободной рукой он обхватил ее за талию, привлек к себе и нежно поцеловал. Соединенные руки оказались между ними. Потом страсть вступила в свои права, и ленточка упала сама собой…

В эту прекрасную летнюю ночь они долго праздновали свой союз, наслаждаясь каждой минутой, потому что знали, насколько хрупко их счастье, – гуляли дорогами сладострастия, упивались несказанными ощущениями, которые дарило им радостное осознание того, что отныне они всецело принадлежат друг другу…

Накануне новой кампании Александер прекрасно отдавал себе отчет в том, что это, быть может, последний раз, когда они видятся, и ему хотелось запечатлеть свою плоть в плоти Изабель, оставить по себе долговременное воспоминание. А еще ему хотелось напитаться ею… Он пробовал ее на вкус, посещая самые интимные уголки, шептал на ушко слова любви, заставлял стонать в своих объятиях. Он ласкал ее, любуясь опалово-белыми изгибами ее тела вместе с луной, освещавшей поляну своими молочными лучами…


Он чувствовал себя опустошенным и в то же самое время наполненным. Странное ощущение… В нем что-то изменилось. В нем вдруг проснулось чувство свободы. Изабель, словно лучик света, вывела его на дорогу к свободе. Именно так! Она освободила его от неутоленного желания, обременявшего его сердце и разум, – желания быть любимым, уважаемым и чтимым. Но разве не к этому стремится каждый человек? Разве не это – цель жизни каждого? И от одной мысли, что он наконец достиг этой цели, у Александера голова пошла кругом.

Он шевельнулся, и это движение потревожило спящую Изабель. Она чуть приподняла голову, которая покоилась у него на груди, и что-то пробормотала во сне. Они лежали на пледе, защищавшем их от росы, а одеялом им служила ночная темнота. Нога Изабель, закинутая ему на бедро, приятно его согревала. Одна рука девушки лежала у него под мышкой, другая – на плече.

Он осторожно положил руку ей на талию и машинально стал ее поглаживать. Опьянение страстью постепенно рассеялось, оставив после себя растекшееся по всему телу, баюкающее сердце приятное тепло. С каким наслаждением он проспал бы рядом с Изабель эту ночь, да что там, целую жизнь! Но с рассветом, который настанет совсем скоро, придется вернуться к грубой реальности. Увы, времени, отпущенного им, так мало!

Колл и Мунро пообещали сделать так, чтобы отсутствие Александера на вечерней перекличке прошло незамеченным. Александер предполагал, что потребовалось не меньше двух бутылок рома, чтобы уговорить сержанта закрыть на это глаза. «Ты заслужил эту ночь, Алас!» – сказал ему брат. Пусть так, но не стоило искушать судьбу. Александеру предстояло вернуться в казарму до побудки. Нужно было позаботиться и об Изабель… Александер робко попросил ее побыть с ним еще несколько часов после церемонии, и она согласилась, заверив, что мать не заметит ее отлучки. Вдова Шарля-Юбера дни напролет проводила в своей комнате, а по ночам не покидала ее вовсе. Изабель надо только успеть проскользнуть в свою спальню, пока не начнет светать. А если Перрена и заметит отсутствие молодой хозяйки, то у Изабель есть хорошие аргументы, которые заставят служанку молчать…

Он посмотрел на девушку. Свеча почти погасла. Лунное сияние, озаряя лицо Изабель, сообщало ему некое подобие свечения. Он погладил ее по волосам, убрал упрямую прядку со щеки. Он не уставал любоваться ею. Тонкие брови изящными арками изогнулись над смеженными веками… Нос отличных пропорций, маленький и прямой… На щеках под высокими скулами – милые ямочки… Александера переполняло обожание. И этот рот, округлый, как у куклы, пухленький, словно бы созданный для поцелуев… Может, все это сон?

– Mo chridh’ aghmhor

«Mo chridh’ aghmhor…» Эти слова прозвучали в сознании Изабель. Она шевельнулась. «Радость моего сердца!» И девушка открыла глаза.

Было еще темно. Изабель высвободила затекшую руку и слегка отодвинулась. Ночная прохлада тут же напомнила о себе. Руки, ее обнимавшие, сомкнулись вокруг нее еще крепче. Пока не осознав до конца, где она и что происходит, девушка приподняла голову.

– Замерзла?

– Алекс? Да, немножко!

Он потянулся, схватил свою рубашку и набросил ей на спину. Рубашка еще хранила запах его тела… Изабель захлестнули эмоции. Никогда-никогда она не забудет эту ночь!

– Алекс, я тебя люблю!

Рука, ласкающая ее волосы, спустилась к подбородку и приподняла его. Небо начало светлеть, действительность вступала в свои права. Еще немного – и сон закончится. Но Изабель этого не хотелось. Прильнув к Александеру всем телом, она не смогла сдержать слез. Александер перевернулся так, что она оказалась сидящей у него на животе, и посмотрел ей в глаза.

– Помни эту ночь, Изабель! Помни нашу клятву.

Она послушно кивнула. Он поцеловал ее.

– Ради жизни, которая течет в моих жилах…

– И ради любви, которая переполняет мое сердце…

– Да!

Пальцы Александера утонули в ее роскошных кудрях.

– Thig crioch air an t-saoghal ach mairidh ceol is gaol, – прошептал он.

– Что это значит?

– Это старая гэльская пословица: «Даже когда мир перевернется, останутся любовь и музыка».

– Любовь и музыка…

Они долго молчали, слушая биение своих сердец и звуки зарождавшегося рассвета.

* * *

Недовольный возглас прозвучал в комнате, залитой ярким утренним светом. Лента цвета морской волны пролетела через всю комнату и упала на табурет, поверх целой груды разноцветных клочков шелка.

– Ничего не выходит! Ах, если бы Мадо была со мной!

Сидя перед туалетным столиком, Изабель думала о своей дорогой кузине, по которой очень скучала. Она знала, что Мадлен не смогла бы разделить радость, которая буквально переполняла ее. Но к радости все же примешивалась тревога. Изабель задумчиво провела рукой по животу, легонько на него нажала. Роговое колечко украшало ее палец не хуже золотого обручального кольца, освященного кюре, и было ей особенно дорого. Александер сделал его своими руками. Резной мотив – цветы чертополоха и лилии с переплетенными стеблями, не имевшими ни начала, ни конца, – выглядел на этом материале особенно эффектно. Цветы символизировали их с Изабель вечную любовь… Покручивая колечко на пальце, она закрыла глаза и вспомнила, как улыбался ей Александер, сообщая о сюрпризе.

– У меня тоже есть для тебя сюрприз, любовь моя!

Ей стоило бы поделиться с ним новостью после той сцены ревности на набережной Сен-Николя или же в ночь хэндфаста[190]. Но она решила подождать еще немного, чтобы знать уже наверняка. Все подтверждалось: сегодня после завтрака ее снова стошнило, а месячные так и не пришли. Изабель представила, как Александер обрадуется, когда она ему скажет. Конечно, обрадуется! Он любит ее, и они поженились, пускай и по языческому обряду, но все-таки… Окажись они сейчас в Шотландии, она была бы уже мадам Макдональд! Изабель произнесла эти два слова вслух и засмеялась.

Ей не терпелось отправиться в кабачок «Бегущий заяц» и оставить Александеру записку. Сегодня вечером они увидятся в кладовой, там, в саду… Но завязать ленты все никак не получалось. Да бог с ними, с лентами! Изабель убрала волосы от лица и оценила свое отражение в зеркале. Она заплетет их в косу, как индианка, и спрячет под чепец. Это будет быстрее, да и волосы не будут целый день падать на лицо…

Сегодня ей хотелось выглядеть особенно хорошенькой. Изабель встала, натянула шелковые чулки и завязала над коленями подвязки. Заметив свое отражение в зеркале, она внезапно смутилась: на ней не было ничего, кроме чулок… С минуту Изабель рассматривала себя со всех сторон. Картинка обнаженного тела ясно демонстрировала ей округлости, которые Александер так любил ласкать.

Вспомнилась проповедь кюре в церкви, предостерегавшего своих прихожан от соблазнов красоты и плотских искушений. Но зачем же тогда Господь, создатель мужчины и женщины, породил красоту, если она губит души? Зачем Создателю, который дал ей изящные ноги, очаровательно-округлые плечи, жизнерадостное личико с милыми ямочками на щеках, шею, приглашавшую к поцелуям, и лоно, которое только и ждет, чтобы раскрыть любимому свои секреты? Почему Господь позволил людям наслаждаться всеми этими дарами плоти?