Симона Вилар - Ветер с севера

– Скорее, принцесса!

В ушах засвистел ветер. Промчавшись через взбудораженную долину, с маху преодолев ручей, на всем скаку они вломились в чащу неподалеку от расщепленного ствола дуба.

На краю леса Эврар оглянулся, увидел преследователей и снова хлестнул коня. Незнакомый скакун храпел, порой начинал брыкаться, но Эврар что было силы хлестал его по ушам и колотил в брюхо каблуками сапог. Главное – заставить его немного подустать, и тогда конь будет послушнее.

– Веди, Эмма!

Они бешено неслись по едва заметной тропе, пригибаясь, чтобы избежать столкновения со свисающими ветвями. Их путь изобиловал спусками и подъемами, кони испуганно ржали, совершая прыжки через пни и рытвины. Эмма поначалу держалась впереди, но вскоре Эврар ее обогнал. Шум погони тем не менее слышался все ближе. Оглянувшись, Эврар увидел, что девушка отчаянно подгоняет свою лошадь, но та бежит как бы с ленцой, вяло, и уже вся в мыле. С трудом они одолели очередное препятствие, лошадь Эммы вскинулась и заржала, едва не ткнувшись мордой в землю, и девушка лишь чудом не вылетела из седла. К счастью, Эврар увидел впереди просвет, дорога расширилась, и уже не так опасно было нестись во весь опор. Но и следовавшие едва не по пятам преследователи теперь тоже ускорили ход. Больше Эврар не оглядывался. Его охватили злость и отчаяние. При нем, кроме кинжала, не оставалось никакого оружия, и он чувствовал себя как бы обнаженным. В очередной раз попридержав разгоряченного коня, порывавшегося стать на дыбы, он крикнул:

– Скорее, ради всех богов!

Треск, топот и вой погони казались оглушительными. Эврар слышал их буквально за спиной. Однако беглецы внезапно выехали на широкую открытую поляну и понеслись по ней к ближайшим зарослям. Норманны по-прежнему догоняли. В воздухе засвистели стрелы. Теперь Эврар видел чужаков совсем рядом. Впереди на гнедом жеребце несся сам Ролло. Эврар отчаянно пришпорил коня, заметив, как ярл, привстав на стременах и правя одним корпусом, натягивает лук. Мелит взглянул на Эмму, припавшую к гриве лошади.

Еще немного, и они окажутся в чаще, где стрелы бессильны.

– Налево, Эврар! – отчаянно крикнула Эмма. – По склону, к болотам!

В тот же миг ее лошадь споткнулась и покатилась по траве. На мгновение показалось, что ее тело раздавит девушку, но Эмма вылетела из седла чуть раньше, и ее отшвырнуло в сторону. Там она и осталась лежать без движения.

От неожиданности Эврар резко рванул повод. Конь с диким храпом взмыл на дыбы. Но мелит уже понял, что девушку не спасти. Ее темная хрупкая фигурка неподвижно лежала в самом центре поляны, и расстояние между нею и норманнами стремительно сокращалось.

Резкая боль рванула левое ухо. Стрела! От неожиданности Эврар вскрикнул. Боль тупо отдалась под черепом, и он ощутил запах и тепло собственной крови. Больше ничего сделать нельзя…

Эврар повернул коня и пустил его в карьер, чтобы укрыться от стрел в спасительных зарослях.

Эмма потеряла дыхание от удара о землю, и ей показалось, что она умерла. «Слава Богу!» – подумала она, ибо это значило остаться живой и попасть варварам в лапы!.. О нет, она действительно рада, что все так кончилось… С огромным облегчением она наконец сделала глубокий вдох.

Сознание тотчас стало проясняться. В голове еще слышался звон, но теперь она отчетливо различала, как содрогается земля от топота лошадиных копыт, слышала громкие крики, лязг железа. Они приближались… нет, – удалялись. Зашелестела трава, послышались шаги. Кто-то остановился совсем близко. Эмма медленно открыла глаза. Возле нее стоял юноша, держа под уздцы шумно фыркающую, разгоряченную лошадь. Его богатая кольчуга из поразительно мелких колец блестела на солнце, как чистое серебро. Он был без шлема, и гладкие светло-каштановые волосы плотной завесой спадали до самых глаз.

Эмма узнала его. Это он вышел из башни Девы Марии вместе с убитым ею позже старым викингом, это он ходил за водой для несчастного отца Ирминона… Теперь она глядела снизу вверх на его склоненное к ней лицо, и он казался ей безобразным. Ноздри крупного носа раздувались при дыхании, побелевшие губы закушены, маленький скошенный подбородок вздрагивает. О, сколько ненависти было в этих маленьких синих глазах!

«Сейчас он меня убьет», – решила девушка и все-таки ощутила страх – липкий, холодный, сердце сжалось в ком где-то глубоко в груди.

Молодой викинг оставил лошадь и, подойдя совсем близко, выхватил из ножен у бедра длинный кинжал. Глаза Эммы расширились, она неотрывно смотрела на отражавшее блеск солнца лезвие.

Но молодой викинг почему-то медлил. Опустившись на одно колено подле тела девушки, он внимательно разглядывал ее. Теперь выражение слепой ярости уступило место недоумению. Он медленно протянул руку, словно собираясь снять с головы Эммы шлем, но внезапно резко поднялся на ноги. Снова загудела земля, и их окружило полтора десятка викингов верхом на лошадях. Они носились вокруг, как демоны, темными силуэтами загораживали свет солнца, их кони сатанински ржали. Юноша о чем-то громко спросил, и они все разом бешено загалдели. Соскакивали с седел, толпились вокруг, один из них пнул Эмму сапогом под ребра:

– Вставай, сучий выродок!

Он говорил по-франкски, и Эмма узнала в нем того самого Ролло, которого помешал ей убить мелит. Он снова пнул ее сапогом. Эмма застонала от боли, но едва она пошевелилась, как он резко рванул ее, подняв на ноги. Ролло так сильно сжал ее предплечье, что она вскрикнула. Норманны вокруг по-прежнему шумели.

Эмма стояла, пошатываясь, и совсем близко видела темное страшное лицо их предводителя. Его светлые глаза, казавшиеся сейчас почти белыми, смотрели на нее с бешеной ненавистью, все мускулы на его лице дрожали, ноздри раздувались, дышал он шумно, как разъяренный лев.

– Это ты, щенок, убил моего Ингольфа?

Он неторопливо опустил могучие руки на плечи Эммы, железные пальцы обвили ее шею.

Девушка снова рванулась, почувствовав, что задыхается, но неумолимые тиски сжались еще крепче. Она судорожно хваталась за эти отбиравшие у нее по капле воздух руки, но они были так сильны, что ее усилий хватило лишь на то, чтобы оцарапать их кожу. Норманн с холодным любопытством наблюдал, как побагровело ее лицо, а глаза открылись в ужасе так широко, как никогда. Воздуха не хватало, в ушах стоял гул, грудь разрывалась. В полубессознательном состоянии Эмма сквозь снопы фиолетовых искр в глазах видела, как подошедший к ней первым юноша сзади прыгнул на спину Ролло, что-то крича и пытаясь ослабить его хватку.

Мир перевернулся, она упала на четвереньки, захлебываясь и хрипя, и уткнулась носом в траву. В груди бешено металось и рвалось сердце, кровь все еще шумела в ушах, когда она жадными глотками пила воздух. С ним возвращались свет и жизнь. Она отчетливо видела перед собой высокие шнурованные сапоги своего врага, слышала, как издевательски кричат вокруг викинги. Один из них пнул ее пониже спины, и Эмма сунулась лицом прямо в эти сапоги. В следующий миг она опять оказалась на ногах, и Ролло снова держал ее за плечи. Его глаза светились яростью, сверкали зубы из-за брезгливо искривленных губ. Не отрываясь, он глядел в ее покрытое корой грязи, исцарапанное лицо под съехавшим до бровей шлемом. Стоявший рядом юноша что-то быстро говорил ему по-норвежски. Ролло, не глядя на него, кивнул:

– Ты прав, брат мой Атли. Глупо было бы убить его сейчас. Этот ком блевотины не заслуживает столь легкой смерти. Мы придумаем что-нибудь повеселее. Посадим его на толстый кол или подвесим за ноги, опустив голову в костер, или сдерем с живого кожу и поджарим у него на глазах… Но, клянусь великими богами, всего этого недостаточно, чтобы отплатить за смерть Ингольфа!

Ролло намеренно говорил на языке франков, чтобы пленник понял, какая участь ему уготована. Но в глазах викинга явственно читалось желание убить, и убить немедленно. Однако Эмма от ужаса и перенесенного напряжения уже переступила ту грань, когда действует разум. Даже страх смерти, казалось, отступил. Она видела рядом это ненавистное лицо, чувствовала исходивший от норманна животный запах, и в глубине ее существа поднималась волна неистового гнева, звериной злобы, всепоглощающей ненависти.

– Дьявол! – выдохнула она. – Да, это я убила его! Но и ты убил мою мать, моего жениха, всех моих близких! Вы уничтожили все, что я любила в этом мире, и собачья смерть какого-то поганого язычника не искупит и сотой доли моей утраты!.. И я… я…

Она задыхалась, не в силах найти слова. Каждое давалось ей с трудом. Она хрипела, и горло болело все сильнее. Страха больше не было, и прежде чем она осознала, что делает, Эмма плюнула в ненавистное лицо предводителя норманнов.

Обступившие их язычники пораженно умолкли. Ее била крупная дрожь, но сейчас она не была способна хоть на йоту умерить свой гнев, ей необходимо было дать выход ненависти и отвращению. Эмма попыталась сказать еще что-то, но лишь хрипела, давясь раскаленным шаром в горле…

Ролло смотрел на нее не мигая. Медленно подняв руку, он тыльной стороной сжатого кулака отер со щеки плевок. В следующий же миг этот кулак стремительно врезался в лицо девушки.

Она отлетела на десяток шагов, с силой ударившись спиной и затылком о землю. Шлем, слетев с головы, покатился по траве. Она еще не пришла в себя, когда рывком ее подняли, а стальная рука уже вновь была занесена. Эмма вскрикнула, закрыла глаза и сжалась в комок, но удара не последовало. Медленно приоткрыв глаза, она поймала озадаченный взгляд Ролло, увидела его все еще сжатый для удара кулак. Затем он медленно опустил руку, другой все еще продолжая удерживать девушку за ворот.

Эмма не заметила, что вместе со шлемом с нее сполз и капюшон. Развившаяся коса, выскользнув из-под головной повязки, упала на спину, выбившиеся пряди огненных волос закрыли лицо.

Кто-то из обступивших их викингов присвистнул:

– Надо же! Баба!

– Вижу, – спокойно произнес Ролло, не сводя с нее сумрачного взгляда. – Кровь демонов! И эта мразь в юбке свалила такого героя, как Ингольф!

Эмма не понимала, о чем они говорят. Она висела в руке Ролло, сжимавшей ее у горла, почти не касаясь ногами земли. Из рассеченной скулы струилась кровь. Губы кровоточили.

Рагнар в красной тунике хмыкнул:

– Да это же их Птичка! Это она пела и плясала вчера весь день. А я, когда не нашел ее, решил уже было, что Фульк Рыжий забрал ее с собой! Кровь Локи![90] Она родня Анжуйскому ярлу, и мы сможем взять за нее небывалый выкуп!

Ролло криво усмехнулся. Он видел, как девушка ошеломлена, как она переводит панический взгляд с его лица на лица других норманнов.

– Ну уж нет, клянусь молотом Тора! За все золото Мидгарда я никому ее не отдам. Я придумаю убийце Ингольфа такую кару, воспоминание о которой будет долго веселить мое сердце.

– Жаль, – почесывая рукоятью меча за ухом, проговорил Рагнар. – Признаюсь, она красавица, и я еще вчера присмотрел ее для себя.

– Красавица? – задумчиво произнес Ролло, глядя, как слезы смешиваются с кровью на лице его пленницы. И вдруг захохотал, а затем резко разорвал одежду девушки, обнажив светящееся белизной тело.

Эмма вскрикнула и отшатнулась, пытаясь прикрыться руками. Воины изумленно примолкли, потом кто-то хмыкнул, кто-то помянул Локи, кто-то пробормотал кенинг – «омела злата». Они обступили ее со всех сторон, с жадностью разглядывая. Глаза их светились, как уголья, но сквозь похоть в их взглядах проступало и невольное восхищение. Казалось, сама Фрейя предстала им, блистая совершенной наготой. Пленница была невысокого роста, но вся ее, словно сияющая изнутри, точеная фигурка была совершенной, мягкой, дышащей драгоценностью. У девушки была нежная бело-розовая кожа, изящные плечи, еще по-детски худощавые, а грудь – высока и округла, с маленькими, отливающими перламутром сосками. На удивление тонкая талия плавной линией переходила в округлые, соблазнительные бедра. Плоский живот с темным пушком у лона вздрагивал от рыданий. Длинные, стройные ноги, без малейшего изъяна, оканчивались узкими маленькими ступнями.

Ролло хлестко ударил по рукам, прикрывавшим тело. Когда же Эмма не повиновалась, силой отвел их в стороны, окидывая девушку презрительно-оценивающим взглядом. Наконец он кивнул, словно соглашаясь, что она действительно хороша, и вгляделся в ее перепачканное, измученное лицо. Сквозь грязь и кровь явственно проступали на редкость привлекательные черты. Но в глазах были только ужас, стыд и гнев.

– Птичка, – повторил он, словно пробуя слово на вкус. И вдруг захохотал: – Это тело, эта щепотка мяса на костях исхитрилась убить лучшего друга, какого только боги могут послать смертному!

Лицо его вновь исказилось яростью и болью.

– Мясо! – процедил он сквозь зубы. – Хорошее мясо? – спросил он, видя жадные глаза своих воинов, и вдруг с силой толкнул девушку к ним. – Берите. Она ваша. Делайте что хотите. А то, что останется, сгорит в погребальном костре Ингольфа…