Ольга Резниченко - Вето на будущее

— Только не трогай ничего, — поторопившись, взволнованно брякнул мужчина.

Обмерла я от неловкости и в непонятном страхе.

— Да я… я могу тут постоять, — несмело шепнула.

— Пройдись, — уверенное, доброе, но приказом.

(Н и к а)

И не раскиданные шмотки по углам… и не комканная постель меня смутила. Нет. Странный, больной антураж чувствовался вокруг. Стены, как и мебель — в темных тонах, на окнах — красные римские шторы, отчего вся комната невольно погружалась в мягкий полумрак интима и вожделения. Странные флакончики на полках за стеклом. Но что самое забавное — каждый из таких бутыльков представлял из себя предмет искусства — не менее странные, чем все здесь, сюрреалистичные фигурки не то людей, не то зверей. И запах — необычный. И не сказать что приятный, но и не отталкивающий. В углу, все в том же серванте, на самой верхней полке — рамка с фотографией: хозяин квартиры с какой-то девушкой. Еще молодой, с добротной такой шевелюрой — отчего не сразу даже признала. Счастливые, улыбаются. Странно, почему спрятано. Очередные разбитые мечты? Несчастная любовь?

Среди хлама на полу не сразу заметила телевизор. И даже не старая бандура — нет, нового поколения, тфт или плазма, хотя и не намного больше обычного монитора. На столе, у подоконника — ноутбук. Еще шаги вперед — и подошла к окну. Несмело сдвинула штору — и взглянула на улицу: обычный, серый пейзаж. Красотой брала лишь только высота — четырнадцатый этаж. А потому полем протянулись, раскинулись крыши высоток, и так вплоть до горизонта, усеянного темно-зеленым обрамлением крон деревьев и тонкой линией змеи-реки.

Шумный вздох. Разворот — и пройтись вновь по комнате. Обмерла. Полуоборот. Странная, дивная картинка на экране ноутбука привлекла мое внимание. Видимо, когда лезла к окну — невольно задела, а потому пропала заставка.

Еще попытки разобрать сию «какофонию» изображенного — и окоченела. Сама не поняла — как дернулась, потянулась рукой и машинально нажала на пробел, запуская ход видео…

(М и р а)

Жуткий, приглушенный женский стон раздался из соседней комнаты. Причем не то от боли, не то от похоти. Секунды дабы осознать, что не глюк, — и вдруг очередной всплеск разврата, что невольно тотчас взбудоражил все во мне на уровне инстинктов. Вмиг сорвался я с места — кинулся в коридор. В комнату.

Обомлел. Это там… на кухне, звукоизоляция давала хоть какую-то приглушенность. Тут же… вовсю царил ад. Жесткий, на грани плача и стона наслаждения звон, женский крик, разрывая плоть природным зовом текущей самки. Стоит же моя Мальвина в растерянности и пристально бурит, взглядом впивается в это чертовое месиво жизни и грязи на экране ноутбука, где мелькают какие-то картинки. Шаг ближе — и вижу, как какой-то голый ублюдок шпилит «трудолюбивую д*валку». Не шевелится, не моргает Вероника. Казалось, даже уже не дышит мой Малыш. Только слезы… жуткими, жгучими рельсами по щекам, ознаменовывая очередной мой провал.

Блядь.

Живо выступаю наперед, закрывая собой это безумие. Захлопнуть крышку — и тотчас ухватить за плечи Нику.

— Посмотри на меня.

Не реагирует — все еще где-то там, на темном дне своих мыслей. А эта Сука, что за спиной моей, то и дело, не собирается затыкаться, взывая еще усерднее к беспредельному, грязному совокуплению, отчего еще стремительней покатились Ее слезы.

— Да, блядь, заткни уже ее! — бешено рявкнул я, метнув взгляд на застывшего в растерянности этого хура собачьего, Димона. В мгновение подчинился. — Ника, посмотри на меня, — отчаянно я, приказом.

Крутит, вертит эту еба*ую бандуру Дизя, но все никак не может унять.

— Да ты, Сука, че… издеваешься?! — живо кинулся я к нему. Выхватил из рук и швырнул, разхуечил об стену. Вздрогнула моя Мальвина, ожив.

— Ты че, блядь?! — обижено взвизгнул Дизук, но в момент заткнулся, опечалено заныв. Поднял свой недобиток с пола и начал крутить в руках, тыкать на кнопки.

Ухватил я вновь за руки свою подвисшую.

— Ника, ты меня слышишь? — и снова с напором. Дрогнул ее взгляд, сцепился с моим.

Молчит.

Нервно сглотнула. Но хоть веки ее вспомнили свой ход.

— Зачем ты туда полезла? — сдержано, но не без укора, злости, я.

— Я же просил ничего не трогать! — слюнявит Этот и дальше.

— Не ной, Сука! — наградил я вмиг его презрением. — Новый купишь!

— Но там это… — не унимался бессмертный.

— Если ты сейчас сам не завалишь свое ебало, то я помогу! — выпалил в его сторону, давясь уже яростью. Руки сжались в кулаки.

Окоченел в момент Дизя, покорно заткнувшись.

Взор снова на Рожину:

— Ника, блядь! — злобно. — Очнись! — грубо, сам того до конца не осознавая, давясь страхом ожиданием того, что эта мадам может сейчас отчебучить.

И вот оно, чуяло сердце: взгляд вперила мне в глаза. И шепотом, будто скрежетом метала:

— Переспи со мной.

— О-па, — послышалось где-то сбоку, вперед даже, чем я сообразил, осознал, что услышал.

— Че-го?! — гаркнул я, пристальней взглянув ей в лицо, прищурившись. Она что… обнюхалась уже чем-то здесь?

— Трахни меня, — уверенное, требованием, заливая ртутью мне уши.

Нервно сглотнул я слюну, поежившись. Шумный вздох. Скривился:

— Понятно все, — нервно.

Разворот и, силой сжав ее за локоть, потащил за собой.

«Кукушнутая моя вернулась… Недолго музыка играла».

— Стой! А я?! — отчаянное Дизиака за спинами. — Что со мной?! — тотчас поспешило это чучело за нами.

Застыл, застыли мы оба в коридоре на пороге. Обернулся я.

Прожевал эмоции:

— Я понял твою ситуацию. Разберусь.

— И че должен буду… дополнительно?! — выныривает из комнаты голосистый.

— Ничего, — злобно. — Всё как всегда, по старой схеме. А это так… — кивнул головой, — компенсация… за эту твою… порно-коллекцию.

— Документальную, между прочим! — самодовольно, вожделенно-психопатически; залился печальной ухмылкой. Поджал губы.

Фу, блядь! Мерзость. Аж сжалось у меня всё внутри от отвращения и злости. Но сдержался. Еще напор — и повел, потащил и без того уже измученную сегодняшними прозрениями Мальвину. Не хватало еще ей напороться на слезно-слюнявые откровения этого любителя дурманных оргий, и не всегда добровольных… по крайней мере, пока своих «микстур» не капает.

(М и р а)

Быстро завалиться в машину — и по газам.

— Ну что тебе стоит?.. — внезапно, огорошивая, отозвалась моя Молчунья, разрывая не менее пугающие минуты воцарившиеся тишины и напряжения.

Тотчас устремил я на нее взгляд, на мгновение оторвав взор от дороги:

— Ник, давай не сейчас, а… Сейчас… воздухом свежим подышишь, проветришься — попустит. А там домой приедем — и поговорим, — нервно сглотнул слюну. Черт!

И с хуя она полезла к ноуту? И че это за ебатень… с «Трахни меня»? блядь! Надо было у Кряги спросить полегче успокоительное, а то не дело это все: не сегодня, так завтра рванет. Незнамо где, с кем и почему. И, блядь, че мне теперь делать? Опять, Сука, ее пичкать этим… «овощным трэшем»? А то чую, нервов моих не хватит. И уже по два колеса обоим придется закидывать. Сука, нарики конченные. Дожили: не по доброй воле дурью закидываться. Будто и без того скучно жилось…

Шумный вздох.

(Н и к а)

Иду ва-банк. Чиркаю запал и поджигаю фитиль:

— Нам в магазин надо.

— За-чем? — раздраженно Мирашев. — Вроде еще есть еда.

— Макароны и кофе. Сам говорил.

Скривился.

— Ниче. Потерпим. Не сегодня. Хватит с меня концертов.

— А еще соль закончилась, — нагло вру. — Че я без нее приготовлю? Чай?

Повелся. Выругался себе под нос, но поворот руля — и свернул в карман, ведущий на парковку супермаркета.

(Н и к а)

Сама не знаю, как это провернула. Но провернула…

Уже у самой кассы были, как я Мирашеву закинула просьбу: состроила разочарование, рисуя вид, что только что невольно вспомнила, что масло сливочное забыли взять, причем что тогда, что сейчас. Повелся. Морщился, отнекивался, но место в очереди тоже не хотел терять, как и макароны всухую вновь жевать, а потому подчинился, помчал один, гордым орлом, в молочный отдел. Живо я стащила с полки пачку презервативов и, проталкиваясь вперед, игнорируя зависшего мужика, выбирающего мелочь с блюдца, протянула оную девушке:

— Пробейте, пожалуйста, и побыстрей.

Вздернула та бровями от удивления, но смолчала — не прокомментировала.

Еще миг жуткой интриги, волнения — и поспешно спрятала я трофей в карман.

Принялась покорно подавать, выставлять на ленту продукты из корзины…

(Н и к а)

Едва переступили порог квартиры, разделись, разулись… Мирон пошагал руки мыть. Открыл кран, налил побольше жидкого мыла на ладони…

— Переспи со мной, — взволнованное, горькое, с опаской. Замер. Пристальный, изучающий взгляд мне в лицо.

И вдруг гневным, озлобленным рыком:

— Ты жрать готовить хотела?! Вот и иди, — кивнул в сторону кухни, — готовь!

Отвернулся. Поспешно смыл мыло с рук.

— Пожалуйста… — отчаянно, едва различимым шепотом обронила я.

Вдруг резкое движение, выпад — ухватил меня за локоть — и куда-то потащил. Поддаюсь невольно. Еще миг — и затолкал, зашвырнул в спальню. Захлопнул дверь… между нами. Шорох, стук. Попытка моя открыть, сдвинуть полотно — тщетно — пружинисто подалось обратно.

(М и р а)

Захлопнул я дверь за этой сумасшедшей — и тотчас осел, прижавшись спиной к деревянному полотну, давясь целым клубком беспредельных, не менее сумасбродных чувств.

Сука! Черти что…

Вот что ты творишь?!! Идиотка!

Давление — попыталась сдвинуть между нами преграду, вырваться — не даю. Усердней сопротивляюсь. Послышались тихие всхлипы… Зов…

— Мирон! — отчаянное.

М*ть твою! Шумный вздох — и закрыл я уши руками, дабы еще больше не испытывать ни себя, ни судьбу.

Я же не железный! Что. ты. творишь?!

И так, блядь, каждую ночь, едва вырубается свет и чувствую ее рядом в кровати… вопреки всем доводам рассудка… ст*як, как у школьника… и, Сука, ночные поллюции — на утро шикарный привет. Уже скоро завою. В играх уже, как прыщавый задрот, сублимируюсь — похуй. И давалку бы уже какую себе организовал… да, блядь… не то всё это. Не поможет… ведь даже не тянет…

А она еще такое заряжает.

Как пить дать, сорвусь. Сорвусь — и пи**ец всему будет. Не лучше тех сук стану…

Нервно сглотнул скопившуюся слюну.

— Выпусти меня! — нелепое блеяние стало более разборчивым, но не менее жалобным.

блядь! И эта баба под колеса машины кидалась, спасая свою честь…

Жесть.

Живо срываюсь на ноги. Еще одна ее попытка открыть дверь — поддаюсь. Шаги на меня — ловлю за руки. Потащил за собой.

— Ты че удумал?! — испуганно визгом. — Мне больно!

— Отлично! Может, протрезвеешь!

Еще ход — и затолкал в ванную. Отбивается, орет, матом садит. Врубить воду — и засунуть ее больную голову под холодный душ. Струями дождика да прям в лицо, приводя в чувства ледяными шпорами.

Еще мгновения сопротивления — и расслабляю хватку. Отпускаю идиотку. За шкирку — и в коридор. Толкнул слегка в сторону спальни — подалась по инерции, захлебываясь остаточными рыданиями.

Криком ей вслед:

— И смотри мне! А то сейчас еще и таблетками накормлю!

…

Захлопнуть дверь за собой. Присесть на край ванны. Утопить лицо в ладонях — и бешено зарычать.

Пиздец. Это простопиздец! Такими темпами я не то, что свихнусь, но и пулю в лоб себе пущу. Это уже перебор какой-то… Пере-дози-ровка.

…

Включить вновь душ. Раздеться — и самому нырнуть под холодную воду, хоть как-то гася свою ярость… и вожделение.

(М и р а)

Одно полотенце — завязать на пояснице, а вторым приняться усердно вытирать голову. Шаги в коридор. Взглядом скольжу по сторонам, выискивая свою шальную. Шорох где-то в спальне. Живо туда — и обомлел.

Голая… что не есть… стояла посреди комнаты передо мной.

Нервно сглотнул я слюну, окончательно понимая: пиздец, конечная точка.

(Н и к а)

— Ты чего, блядь, там нализалась?!! — бешено взревел на меня, пойдя тараном — отчаянно, испуганно попятилась я, пока не уткнулась в кровать. Обмерла перед демоном, невольно дрожа. — С *** ли тебя так таращит?! — исступленно.