— Да сейчас-с, — задумчиво протянул. — Может, так где поймаем. А то еще ждать… А тут уже пробки начались. Глянь, — махнул рукой на проезжую часть, что за моей спиной, в конце сквера. — Всё, считай, до самого моста стоит. Короче, — резво, приказом, — жди здесь. Я вон к тому, — кивнул куда-то вдаль, — к частнику сбегаю. Если свободен… маякну. А то че… зря тебе мотаться, бегать за мной?..

Быстрые шаги, не дожидаясь моего участия, согласия.

Черти что. Как никогда…

Обомлела я от еще большего шока.

Не слушаюсь: неспешно потопала в заданном направлении.

Странные, непонятные какие-то терки Мирашева с водителем, расплатился (заранее?!)… разворот — и, радостно улыбаясь, махнул мне рукой — прибавляю скорость своей улитке.

— Ну че? — на автомате кидаю муженьку, едва замерла рядом (ведь таксист вообще отошел куда-то в сторону и (!) принялся лениво, задумчиво… курить).

— Че-че? — паясничает гаденыш. — Садись, — кивнул на автомобиль.

Странно, страшно, неясно — но подчиняюсь.

Едва я нырнула в салон, как поспешно завалился следом за мной, на заднее сидение, и Мирон.

Что-то явно не так: хищника взгляд, а в глазах — блеск расправы.

Резкий выпад, движение, сгреб в охапку и зажал в углу…

Ржу истерически, усердие сопротивляться.

— Мир, ты чего? Не тут же… Не в такси! Да и водитель же…

— Он в курсе, — перебивая.

— Че? — визгом тотчас зашлась я. — Т-ты… ты придурок что ли?! — давлюсь шоком, заикаясь. — Да и народу вокруг скольк…

Не дал договорить — припал, прилип, впился наглым, запойным поцелуем мне в губы. Дерзко руками забрался под юбку, к белью. Рванул кружева. Раздвинул ноги.

— Мирашев, не вздумай! Не надо! — ору, глотая воздух, и страхзаодно, давясь от неловкости смехом; силой выдираюсь, отбиваюсь от него.

Но… проворные манипуляции вердиктом — и вскрикнула от прилива шального удовольствия. Жесткие, повелительные движения, приговаривая к безропотному подчинению своему ожившему Тирану.

Спасибо хоть… что на задних стеклах тонировка… А там вскоре — и передние окна запотели…

Еще движения… Мгновения наших неприкрытых стонов — и обмер во мне, разливаясь и заполняя нас обоюдным ярким, сумасбродным, трепещущим блаженством.

Наперебой с учащенным дыханием, на ухо:

— Ну вот теперь… можно и домой, жена моя.

Эпилог. Si vis pacem, para bellum[34]

И вот оно. День… когда весь мир наш перевернется, или же… нам дадут шанс на жизнь. На будущее… отменив прежнее «вето».

— Одень платье, — внезапно отвесил свое щедрое пожелание мой муженек.

Обмерла я, невольно вздернув головой:

— Это еще зачем? — уставилась ему в глаза. — Я кроссы хотела…

— Ну, и обувай их. Но сверху — платье.

— Ты в своем уме? — таращу на него очи.

Шаги ко мне вплотную, поправляя ворот своей рубашки.

Хитрый, ехидный взгляд… и не менее ядовитая улыбка:

— В своем… Просто… — взор скатился к моим губам. — Если мы здоровы… то… — немного потянул интригу, — отпразднуем.

— А если… нет? — злобно, обижено рявкаю я: бесит меня уже этот его пофигизм… относительно этой темы.

— А если нет, — еще шире стала его бесовская улыбка, — то погорюем.

* * *

Не успела я даже взглянуть на бумажку, которую мне вручили, как тотчас наглая рожа отобрала у меня документ. Жуткий, пугающий… сосредоточенный вид Мирашева. Нервно сглотнул слюну — поежилась я. Чувствую, что вот-вот сердце мое встанет.

Вдруг взор мне в глаза Мирослава… непроницаемой немой картиной жалит меня.

— Ну, блядь! — не выдерживаю и рявкаю на него.

Пожал плечами, скривился:

— Да пиздец… — шумный вздох, скривился. Опустил очи. — Был шанс… и нету.

— Че? — живо кидаюсь выдираю изо всех сил результаты анализов, невольно разрывая бумажку на части. Впиваюсь взглядом в вердикт.

Вдруг жуткий, едкий хохот:

— Я же говорил тебе… что бессмертный. А ты не верила. А теперь и тебя этим заразил…

«Отрицательно»

— Сука ты, — ржу я истерически, давясь слезами.

— Не… че ты? — враз стал серьезный Мирон. — У нас еще через три месяца есть шанс на успех.

— Какой же ты… придурок! — заиливаюсь краской смущения. Шок все еще не отпускает, заживо съедает меня. Облегчение, которое все еще не возможно до конца осознать. Взгляд в глаза ржущему муженьку: — Придурок! — гаркнула вновь, и тотчас обижено поджала губы.

— Да ладно тебе! — развеселое. Обнял, притянул к себе. Жаркий поцелуй в губы. — Всё будет хорошо… я же обещал?

Глаза в глаза:

— И все же… ты придурок.

— Да запомнил я уже, запомнил… Можешь больше не повторять, — бесстыдно гогочет, скотина.

— Идиот, — ржу.

— Ну вот… Хоть что-то новое. А вообще, — цыкнул, паясничая, — все равно ты уже вышла за меня, потому, — коварно замигал бровями, — ничего страшного: всё равно моя.

* * *

Еще через три… и шесть: отрицательно.

Хоть и обещал мне клятвенно Мирашев не издеваться и больше надо мной так не шутить, без приколов не обошлось… Не умеет этот человек быть чувственным и учтивым, особенно когда об этом его кто-то просит…

* * *

Зимой Ритка родила мальчика. И да, кстати, поженились они с Мазуром почти сразу после нас с Мироном… — никого тоже не звали из родных. Родителей… также, как и мы с Мирашевым, уведомили постфактум. Но дорожка безобразия уже была протоптана нами — а потому Малой влетело не очень-то: дули губы недолго, особенно узнав, что скоро станут дедом с бабой.

Батя с Рожей так и не помирился, но пару-тройкой слов, без истерик и без мата, все же перекинулись. Вот как раз… когда Маргариту из роддома забирали. И вообще, та еще «выписка» получилась. Ведь и мы с Мирашевым заявились. Конечно… это все было больше показательной выходкой, угрозой (если хотите), нежели… Но… и без искренности не обошлось. Лично я радовалась за свою сестру, хоть она и открыто ненавидела меня. Как я лишь потом догадалась (а, вернее, подсказали)… она завидовала мне, ревновала. И дело даже было, что самое смешное, не в моем союзе с Мирашевым (некогда «боссе» ее ненаглядного) и трепетной дружбе с Федькой. Нет… эта тупая овца меня ненавидела за тот факт, что (цитата, все же однажды выплюнутая, вылетевшая в мою сторону из ее паршивого рта) я «спала с ее мужем». Я… Сука, спала… с ее мужем. У меня до сих пор волосы дыбом от этих слов.

Ну… да Бог им обоим судья: что ей, отмороженной на всю голову, что ее «прекрасному принцу». Ребенка только жаль, особенно… если вдруг каким-то чудом он не пойдет в них, то бишь… будет умнее. Но… как уж есть. Это их чадо — и им его растить, и воспитывать.

* * *

Женька моя, Жарова (а ныне — уже Ларцева), еще раньше родила девочку. Видела их потом, как годик исполнился — позвали в гости. И опять без сопровождения меня Мирой не обошлось. То еще веселье случилось. Но я очень рада, что как и в прошлый раз (на защите диплома), эти двое (Мирослав и Алексей) хорошо ладили. По крайней мере, после первой стопки — едва ли не закадычными друзьями стали… и уже даже «бабы «принялись» мешать мудрым, мужским разговорам о жизни». Несложно догадаться… кто автор сиих слов.

* * *

Майор и Алиса. Да уж… та еще парочка. Но я очень благодарна Виктору за то, что он для меня сделал, когда Мирон пропал: всё простила, всё забыла… даже на его жену перестала зубы точить. А та… и того на своей волне поплыла. Через годик-другой залетела. Мирон ржал, что отцовство надо еще перепроверить… Ну а я… лишь уповала, что вопреки всем их разногласиям и гуляниям на стороне, если уже сколько лет в браке… то дитя их общее — и лишь сплотит их. Может быть, даже… образумив, если не на весь их век, то хоть на время… пока малой подрастет.

* * *

А я… Ну куда уж без нас?

Родила, да не одного. Этой моей «сволочи» мало было одной девочки, уж очень хотелось еще и пацана — эдакую… «младшую смену для Миры». А потому через три года после Миланы… я родила еще и Мирона младшего.