Ольга Резниченко - Вето на любовь

Изменился. Еще красивее стал. Возмужал.

Вот он, тот… о ком столько грезила — хотя бы просто узреть. Вот оно… счастье.

При желании — можно даже коснуться рукой… и будь, что будет.

Не рискнула. А затем и вовсе… миг — и дрогнули его веки. Распахнулись глаза.

Схлестнулись взгляды.

Сжалась я в испуге, выкрытая, но отстраниться — не отстранилась.

Во мраке сей дивной, больной, сумасбродной ночи… казалось, можно всё. Всё — и ровным счетом ничего. А пока… пока я пробую почву, дабы и вовсе не свалиться в омут.

— Я скучал по тебе, — тихим, добрым громом, будто небеса, что милуют грешников.

— Я по тебе тоже, — хрипло. Нервически сглотнула слюну. Отвела взор. Прокашлялась. — Подушка нужна? — протянула несмело.

Долгие, цепкие мгновение тишины. И снова очи в очи — пока не решает ответить:

— Нужна.

Пристыжено спрятала я взгляд. Протянула, запихнула ему оную под голову — поддался, не вставая с места.

— Одеяло? — робко, едва слышно. Я.

— Иди ко мне… — пронзающей стрелой в самое сердце.

Задыхаюсь. Захлебываюсь… не то кровью, не то счастьем.

— Федь, — горестно. — Я не могу.

Мигом закинула постельное на него — и дернулась долой. Едва только попыталась встать, отстраниться, как в момент ухватил за руку.

Разряд тока. И снова обрушила на него взор. В груди зияет рана. Я — жива. И я вновь… умираю.

— Ничего такого, — закачал головой. — Вань… просто по-дружески… побудь со мной, а?

Глаза в глаза. Душа к душе.

— Когда мы еще с тобой… так окажемся… когда еще поговорим?.. — медовым бальзамом искусителя.

— О чем? — взволнованное. А сердце уже и само знает ответ, да разум противится. Знает, чувствует… предвидит всеобщую слабость. Миг — и оступлюсь.

— О том, что было.

— А надо?

— А не надо?

…вердиктом.

Еще мгновение перепалки растерянных взглядов, надорванных судеб — и поддалась. Легла рядом. На плечо — жадно обнял.

Взор в потолок.

Родное сердцебиение — звук, который век бы слушала, век бы ему внимала.

Тысяча слов — и не знаю с чего начать. Что нужно озвучить, высказать, спросить. И, главное, искренне и действительно: надо ли?

Обиды? Надежды? Разочарование в жизни? О чем? Что? Что ему сказать?

* * *

(Ф е д о р)

И вправду, что ей я могу сказать?

Что Инку там, еще на озере, хотел бросить? После того, как с Ваней сорвался. И бросил бы! Да только… только та никак не соглашалась с таким раскладом вещей: истерика, слезы, крик. Угрозы… покончить с собой.

Что и решил… пока не торопиться, выждать момент.

— Я видела вас, — неожиданно отозвалась Ванесса, читая мои мысли, заодно пронзая словами, будто током, — там, на озере. Видела… как ты после меня к ней пошел.

— Вань, — ошарашено. — Да ничего не было! — гневом. Сжал невольно ее сильнее в своих объятиях, страшась вновь потерять. — Как пристала та, так и отвалилась… Я до этого, вон сколько… из-за тебя от нее бегал. А тут бы… да после всего, что с тобой на острове было?.. Не чуди! Не было ничего!

— И на даче? — горестно; провернулась в моих руках. Взоры сцепились, теряя фокус.

— И на даче. Ничего не было. А как Ника… рассказала, что случилось, я послал эту мр*зь… окончательно. Мне уже по*** на всё стало. Даже если бы действительно та удавилась. Но тебя батя забрал. И это перестало иметь смысл.

— И опять сошелся? — робко.

Округлил зенки я:

— Шутишь? — невольно грубо вышло, осекся. — По-твоему, я такой, да? Сегодня одно решение, завтра другое? Или что? Нет, конечно. Я думал, я начал искать… выход. Искать варианты, как туда, к тебе перебраться. Как замутить всё, чтоб хоть как-то, что-то. Не за бомжа бы ты замуж пошла? Вон… Серебров чего только стоит. А я че? ПТУшник х*ров.

— Хм… Серебров, — горько вдруг рассмеялась и сильнее прижалась ко мне — ответил участием.

Но не продолжила.

А потому продолжил я:

— И вляпался… С*ка, по самое не хочу. Обещали же тихое, безобидное, б***ь, дело! Чтоб хоть немного лаве для старта поднять. А там… а там хозяева на месте оказались — и понеслась. Такая ж*па. Сами едва живыми выбрались. Батя потом сколько бабла еще выгреб, чтоб хоть как-то на мировую сойти. Но… всё равно, всем плевать — всё дальше пошло. И впаяли, так впаяли. Там еще в конце кто-то что-то пыжился, но… Но, как говорится, уже давно всё было схвачено: давно уже все всё решили, и только кота за я*ца полгода тянули. А то и почти год. И покатили мы… дружной шайкой на зону. Тёрика, Токаря Старшего, тоже же посадили. А вот… Артур… с воли пришли о нем вести: с Инкой замутил. Но ты, наверно, и так знаешь, — улыбаюсь кисло.

— Да ладно? — ошарашено; вперила в меня взгляд, но не ответил, а потому вновь, как и я, уставилась в потолок.

Смеюсь:

— Ага. Она же… в сопли сразу: бросил, ублюдок, скотина. И, видимо, отомстить захотела. Потому к этому, к Токареву и побежала. А он-то… давно уже на нее свой карандаш точил. Эт не Шмель. Понятия ему чужды. Хотя и тот… с*кой оказался.

— Я добровольно, — испуганным шепотом обронила Ваня и сжалась от страха. Обнял крепче и поцеловал в висок — замерла, не дыша.

— Да он мне… всё рассказал. Что это он… там, в доме… к тебе полез.

— Он извинялся.

— Да это я дурак, — резво перебил. — Надо было сразу все… края обозначить, а так… всё равно предателем себя чувствую. Да и потом, как бы не старался, а для всех гнид*й оказался… Мы так-то с Ней давно… Я ее первым был. Такая любовь, прям п**дец, — рассмеялся печально. — Думал… что любовь. Сколько ее добивался. Ждал, — нервически сглотнул слюну. — А в итоге… — шумный вздох, роняя слова, — одни пустые обещания. Ты как появилась… Я не знаю, меня как молотком кто у*башил. Просто отрубило от нее. Так и завис между вами двумя. С одной стороны — слово, честь, а с другой — …Короче, — скривился болезненно, — я рад. Реально рад, что у нее всё наладилось. А, так вот, к чему я, — рассмеялся, прогоняя гадкие воспоминания, — поженились же они. И даже ребенка родили.

— Кто? — ошарашено вновь выпучила на меня очи. — Инна… и Токарь?

— Ага, — искренне хохочу. Отвечаю ей взглядом. — Че, вообще не в курсе?

— Да откуда? — улыбается уже и моя Ванюша. — Я в шоке… — увела растерянный взор. — Она же так за тебя… — едва слышно.

Гогочу:

— Ага. Еще и слух распустила, мол… — обмер, улыбаясь. — Ну да по***. Мне еще и лучше. Проще. Пусть творит и говорит, что хочет. Лишь бы оно меня прямо… не задевало. Проблем не добавляло. Так что… как-то так.

Колкая, пронзающая души, тишина. Поежилась она невольно, видимо, перебирая что-то из прошлого: мысли, картины, чувства.

Но еще миг — и дернулась, вновь уставилась на меня:

— А остальные? Слышал что?

— Остальные? — нахмурился я. — А кто там был? Кого еще знаешь?

— Ну, Ника для начала, — тихий, смущенный смех.

— Да че там Малая? Одна, — махнул я рукой и вновь сжал в своих объятиях Ваню. — Может, че и мутила, но… не клеится у нее. Не нашла еще… своего «прынца».

— А Настя? Сева? Валя?

— А, эти! Сева, конечно, это ж Сева! Женился на Насте. И только вот недавно, вроде, родили. Даже двойню.

— Да ладно, — и снова взгляд мне в лицо.

— Ага, — улыбаюсь. — Ну там, мальчики-девочки у них: не знаю. Гриб за Катей ходил долго, но та в столицу уехала, а этот — тут, в городе. В универ поступил. Валька… — нахмурился. — Не, про нее вообще ничего не знаю. Димон, где-то тут… Вернее, там, у нас. На рынке работает. Колян. Колян, тот, вроде, сидит. Если не путаю. Все? А ну и Жека… тот уехал за бугор. Сначала так, туристом, а дальше — нелегалом.

Немного помолчав, отваживаюсь:

— А о тебе, Вань… — тихо, — особенно после всего, что было, не у кого было… и расспросить. Да и стыдно. Стыдно, что допустил, что эта… с тобой сделала. Говорят, ты в больнице лежала?

— Да так, немного.

— Но ментам не сдала…

— Нет. Зачем? Я заслужила.

Окоченел в шоке. Жуткие, убийственные мгновения, дабы осознать, что не шутит — и тотчас отозвался:

— С ума сошла? Какое заслужила? — силой отстраняю, заставляю взглянуть мне в лицо. — В чем твоя вина?

Пристыжено опустила, спрятала взор и прижалась ко мне силой — поддаюсь.

— За то, что… пыталась отбить у другой.

Невольно (печально) рассмеялся я над ее милой наивностью:

— Ванюша, не чуди. Ничего ты такого не делала. Поверь. И потом… я что, по-твоему, совсем какой-то… безмозглый, сопливый малолетка был, которым можно было вертеть, как хочешь? Помыкать? Разводить? Или что? Я всегда несу ответственность за свои поступки и решения. Так что… это я д*бил, что допустил всё это. Мучил вас обеих… вместо того, чтоб взять и окончательно выбрать.

Немного помолчав:

— А когда… все же выбрал, было слишком поздно. И вот… ты уже замужем, с ребенком. Но я не злюсь, — невольно поморщился. — Нет, сам… просил не ждать. Черт! — в сердцах скривился от боли, — я, когда там тебя увидел… это просто… просто п**дец какой-то был! — зажмурился, давясь прошлым. Прикрыл ладонью лицо, сдавливая эмоции. — Нет, — нервически рассмеялся, — я, конечно, безумно рад был тебя… повидать. И все дела. Но… не когда же я… по уши в дерьме, и так жестко облажался. П**дец, стыдно было. Жесть, — и снова давлюсь истерическим смехом. Но еще вдох — и осекся. — Ну а после… вести о тебе не доходили, как я уже говорил. У своих — неудобно было спрашивать, после всего-то, да и… х*ли им знать… кто, что?.. А чужие — чужие не в курсе. Короче, — скривился я от боли, — пытался. — Немного помолчав, вновь прокручивая былые круги ада: — Да так, не то, чтобы… Там контроль, или претензия. Нет, ни в коем случае. А так… просто знать, для успокоения души, что у тебя все хорошо. Что жизнь наладилась. А тут вот… Ритка как-то проболталась, что, мол, знает тебя и твоего мужа, что, даже был период, что вы общались немного. И в курсе, где живешь. У нее адрес и раздобыл. А не позвонил — ну, сама понимаешь. Куда? Да и… увидеть хотел, поговорить. А тут еще и ребенок… Федей назвала? — смеюсь невольно.

— Угу, — тихое, пристыженное, сильнее прижимаясь ко мне — отвечаю тем же.

— Ну, ты хоть счастлива с ним? С этим твоим… Серебровым?

* * *

(В а н е с с а)

— Ну, ты хоть счастлива с ним? С этим твоим… Серебровым?

— Он отец моего ребенка. А Федьке нужен… родной отец.

Виновато опустил очи Рогожин. Но еще мгновение — и вдруг резво взор на меня, выстрелом, требованием:

— Ты не ответила. Ты с ним счастлива?

— Я ответила, — гаркнула раздраженно. Спрятала взгляд. — Счастье сына мне важнее.

— Но ты же живой человек! Счастье-то, конечно, счастьем. Но… и что теперь? Заживо хоронить себя?

— Федь, не начинай! — гневно, отворачиваюсь.

Я сама… сама едва смирилась со всем этим. А ты… старую рану, да с таким усердием.

— Ну, смотри вот, — внезапно бодро затараторил, привстав (вытащил из-под меня свою руку; облокотился на подушку, подперев голову). Невольно поддаюсь: глаза в глаза со своим Истязателем. — Мы вот с Мазуром в этом месяце планируем еще один магазин открывать. На Киевском, Московском — мебельные, на Ленина — фурнитура — это наши точки. По сути, если перестать фанатично всё обратно вкладывать в бизнес, то я вполне, ну, это, конечно, если верить слухам, сколько твой зарабатывает, то смог бы потягаться с ним, с Серебровым в доходах.

— Да причем тут доходы?! — взбешенно; зажмурилась я от боли.

Не понимает, не понимает он меня!

— Федька… — отчаянно.

— Да че ты? Я че, наивный идиот? — не менее с напором отозвался и Рогожин. — В шалаше только в книжках с милым рай. А я реально на вещи смотрю. И всё для этого стараюсь сделать. Чего зажмурилась? — слышу, сквозь печаль смеется. Приблизился. Носом своим задел мой. Обжигает губы дыханием. Но еще мгновение моего безучастия — и резво отстраняется. Давая больше мне свободы для вдохов, давая возможность не сгореть дотла от чувств.

— Что я, неправду говорю? — неожиданно продолжил. — Без квартиры, без нормальной зарплаты… на**й я тебе такой нужен? Тебе и Малому? Но если всё выгорит, получится, как задумал, как хочу… Ты уйдешь ко мне? С Федькой, естественно.