Мысли о жене как пришли, так и ушли, не оставив следа и не взволновав Данилу. Да и о чём собственно думать? Без малого четыре года, как живём, не предъявляя претензий друг другу. Никаких. Вполне по-современному. Даже удобно. А разбираться, кто первый начал и почему, уже не хочется. Да и поздно. Справедливости ради можно было бы вспомнить первые два года после свадьбы, когда было неплохо, а моментами даже хорошо. Правда, вот мучили эти всегдашние вопросы Элеоноры: «А ты меня любишь? Скажи. Ну почему ты не можешь этого сказать, как надо? Мне не нужны твои отговорки: Ну да, конечно, люблю. Нет, я не это хочу от тебя услышать. Хотя бы поцелуй меня вот сюда и сюда, только нежно. И не надо кусаться. Ну почему же ты всё молчишь? У нас с тобой только секс. Ведь я же любила тебя, и ещё, наверное, люблю, но всё может ведь исчезнуть. И только ты один будешь в этом виноват».

А ведь она была права. О господи? Ведь она действительно ни в чём не виновата. Это именно я, а не кто другой, вместе с подписью в брачном контракте привнёс ложь в жизнь жены. Разве я мог тогда сказать ей, что у меня пустота в груди? Я не смог завести своё сердце. Да пытался. Не получилось. А что теперь? У каждого своя жизнь. У неё, кажется, есть даже парень, которого она таскает по заграницам, и подружки под стать, как перелётные птицы. С одного курорта на другой. Из одного модного бутика в другой. Изо дня в день. Одно и тоже. И бесконечные тусовки. Ну а я что делаю? Разве не то же самое? Ну, почти. Эдик, Сашка – «друзья»? Казино, бары, клуб. Одна любовница, другая, третья. Хорошо, что Лара есть. С ней хоть поговорить можно. И конечно бизнес. Он отвлекает, наполняет жизнь смыслом.

А это чей я образ вижу? Элизабет? Не может быть. Ты опять ко мне пришла? И где мы? Что это за незнакомый средневековый город. Ты что живёшь в этом доме? Ты приглашаешь меня зайти? Конечно. С большой радостью. Но почему я не могу открыть дверь? Где твоя рука, я так хочу обнять тебя. Мне нужна только ты, и никто другой. Но почему я не могу приблизиться к тебе? Что меня не пускает? Это что, между нами стеклянная стена? Не пойму. Что за мука? Почему я никак не могу прижать тебя к своей груди, поцеловать, остаться с тобой? Ты всегда исчезаешь. И так всегда, каждый раз. И почему так сильно печёт в груди?

Данила глубоко спал. Мигал и мурлыкал о чём-то непогашенный телевизор. Тускло горела ночная лампа. На барном столике стоял стакан с недопитым виски и в пепельнице одиноко скукожилась недокуренная сигара с обвисшим серым пеплом.

Колёса судьбы всегда вращаются разнонаправлено, не оставляя нам ни малейшего шанса заглянуть даже в ближайшее будущее. Недаром говорится: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

В этот день Данила раньше всех в офисе уже был на своём месте и с недоумением просматривал дежурное расписание – напоминание о предстоящих встречах и визитах.

– Как она успевает всё делать вовремя? – удивлялся он способностям своей секретарши, – молодец, девушка.

Раздавшийся звонок по линии внутренней связи вывел его из задумчивости.

– Да, Лариса, – откликнулся он.

– Доброе утро, Данила, извините Данила Николаевич, – секретарша вовремя вспомнила, что для рабочих отношений приемлемо только формальное обращение. Данила не терпел фамильярности со стороны подчинённых, справедливо считая, что она ни к чему хорошему не приводит.

– У меня городской звонок. Вас спрашивает какая-то женщина. Говорит, что вы с ней давно знакомы, и она хотела бы поговорить с вами. Я ей откажу?

– Подожди, а как её зовут?

– Она представилась как Ирина Щаховцова.

– Переключи её на меня, – щеки Данилы зарделись. – Неужели это Ирина, моя пассия на четвёртом курсе? Алло, это ты Ириша? Столько лет. Как ты меня нашла?

– Конечно, это я, – раздался в трубке весёлый смеющийся голос, по которому сразу можно было определить, что женщина рада этому разговору. – Как нашла? Ну, это просто. Твоя компания во всех справочниках.

– Замечательно, по телефону о многом не поговоришь. Предлагаю встречу. Ты как? Не против? – сразу выдвинул деловое предложение Данила.

– Я? Как раз «за». Какие будут соображения? – подзадоривая его, спросила Ирина.

– Например, завтра, в пятницу, чтобы не откладывать в долгий ящик. Часов в семь вечера. Не поздно? В «Кафе Пушкинъ». Устраивает? За тобой заехать? Нет? Тогда спросишь столик на моё имя. Я буду ждать.

– Неожиданно, – размышлял Данила. – Неужели всё возвращается на круги своя?

Залы «Кафе Пушкинъ» постепенно заполнялись разношёрстной, хотя и прилично одетой публикой, стекавшейся в этот уголок временного благополучия со всей Москвы.

– А ты совсем не изменилась, Ирина, – с удовольствием разглядывая улыбающееся лицо своей бывшей подруги, произнёс Данила, – всё такая же, красивая.

– Ну, ты скажешь, – рассмеялась Ирина, – Такая, да не такая. Как-никак восемь лет прошло с нашей последней встречи. Женщина умеет считать свои года.

– Ну, тебе рано о чём-либо беспокоиться. Ответственно говорю, – продолжал настаивать Данила, с удовольствием чувствуя, что с Ириной ему хорошо и что не надо напрягаться и придумывать искусственные комплименты. Ирина действительно блистала роскошной красотой тридцатилетней женщины, которая прекрасно была осведомлена о своих достоинствах и преимуществах, и гордилась силой и умением покорять мужчин.

– А ты стал ещё более мужественным, я бы сказала, очень уверенным в себе человеком, – Ирина бросила быстрый по-женски оценивающий взгляд на своего собеседника, – прежнего студента и мальчика-спортсмена уже нет.

– Ну что мы, как чужие, присматриваемся друг к другу, давай поднимем эти бокалы за нас, за встречу, за нашу альма-матер.

– С удовольствием. Я действительно очень рада видеть тебя, – глаза Ирины увлажнились и заблестели.

Хорошее вино расслабляет, сглаживает первичную напряжённость и настраивает людей на доверительность. Данила почувствовал, как приятная теплота поднялась к вискам, а потом раскатилась по груди и рукам.

– Расскажи, как живёшь, Ирина? После института ты куда-то совсем пропала?

– Это и не удивительно, так как я уже не Щаховцова, а Рогачёва. Муж мой дипломат. Были пять лет в Бирме, и вот недавно вернулись. Может быть, поэтому и не слышал. В общем, у меня всё более-менее нормально. Ну, а ты как? Хотя, что я спрашиваю. О твоей компании все газеты трубят. «Норд», «Норд», «Норд», везде только он, как будто других компаний нет. Несколько раз видела твои интервью по телевизору. Солидно говоришь, – какая-то неуловимая тень пробежала по лицу Ирины. – А как твоя семейная жизнь? Элеонора? Всё ли хорошо, как и в бизнесе?

– Ты и это знаешь?

– А почему нет? Тебя я никогда не забывала. И даже сочувствовала тебе, когда ты женился.

– А это ещё почему? – выразил неподдельное удивление Данила– Да так. Мне тогда показалось, что ты женишься не по своей воле, а как бы, по обязательствам. Впрочем, извини. Я глупости, наверное, говорю?

– Да нет. Всё нормально. Ты почти угадала.

На душе Данилы было спокойно. Никакой обиды на слова Ирины он не почувствовал, как будто её замечание об «обязательствах» касалось не его, а совсем другого, постороннего человека. Наверное, это крайне забавно говорить о себе в третьем лице?

– Ну а что же, жена не будет ревновать тебя, что ты сегодня опоздаешь на ужин? – не унималась Ирина. Без сомнения, тема личной жизни Данилы волновала её больше всего. Она даже встряхнула головой от нетерпения, заставив волосы рассыпаться по плечам. Уж очень ей хотелось докопаться до сути этого вопроса.

– Скорее нет, чем да, – понимающе усмехнулся Данила, попутно размышляя над тем, что женщины никогда не расстаются со своими приобретениями, так как считают, что часть того, кем они когда-то обладали, пусть даже на мгновение, навсегда принадлежит только им. – Тем более, что жена сейчас во Франции и в Москву не скоро приедет.

– И что она там делает? – живо поинтересовалась Ирина– Не знаю, ну что могут женщины делать на Лазурном берегу? Наверное, отдыхает, что там ещё делать.

– Счастливая, – легко, как бы сожалея о чём-то, вздохнула Ирина, – там ещё лето. Это у нас уже слякотная осень.

– Хорошо, если счастливая, – нехотя откликнулся Данила. Разговор на тему о том, что сейчас думает или чувствует его жена, начинал ему понемногу надоедать.

– А разве нет? – продолжала долбить в одну точку его собеседница. – Она получила от жизни всё, что хотела, не то, что другие.

– Как тебе сказать, Ирина. Может быть, ты сама лучше знаешь? – решил отмахнуться от неё как от надоедливой мухи, Данила, – это сложный вопрос, что делает женщину счастливой? Ну а ты-то счастлива?

– Я? Наверное, да, – щёки Ирины вспыхнули маковым цветом. – Если ты о муже, то он порядочный, хороший человек. С ним просто, и всё ясно. Настолько ясно, что становиться иногда холодновато, как в солнечный морозный день. Проще говоря, не греет. Я и вышла за него очень быстро, в конце пятого курса. Тогда он мне показался любопытным человеком, который мог мечтать и увлекательно рассказывать о своей цели в жизни. Эта определённость привлекла меня, да и не хотелось расставаться с привычной средой, ведь муж заканчивал институт вместе с нами, только на соседнем факультете. Ну и мои родители меня торопили. Так всё и сложилось. Но знаешь, у меня есть действительно большая радость – моя дочка, моя прелесть, небесное создание.

– Красивая?

– Думаю, да. Она очень милый и забавный человечек. Ей уже пять и с ней очень интересно. Она конечно, ещё ребёнок, но иногда в ней проглядывает рассудительность и лукавство взрослой женщины. Это очень любопытно. Милое сочетание обстоятельности женщины с игривостью и непосредственностью маленького ребёнка. Неужели и я была такой? Думаю, когда она вырастит, многие мужчины потеряют свои головы.

О своей дочери Ирина говорила с удовольствием. Она не только любила, но и понимала своего ребёнка, и по праву гордилась, так как связывала с ним ещё неясные даже для неё самой надежды, что может быть пусть не она, а её дочь обретёт в жизни ту полноту счастья, к которому стремится и так часто не получает в реальной жизни большинство женских сердец.

– Конечно, Ириша. Я не сомневаюсь, что твоя дочь будет вся в тебя и вырастет в замечательную красавицу. Недаром в народе говорят, что дочери крадут красоту матерей.

Данила с удовольствием смотрел на подругу из своего далёкого прошлого, в которой природная красота теперь сочеталась с совершенно новыми качествами. Она знала, чего хотела. Только взрослой женщин доступна способность точно определить тот момент, когда мужчина как неразумный карась уже заплыл в её умело расставленные сети. Чем дольше говорила Ирина, тем больше волновался Данила. Он чувствовал тонких аромат её духов, смотрел на красивое голубое платье с глубоким декольте, любовался искорками, исходившими от брильянтового кулона, который так вызывающе залёг в ложбинку на груди его собеседницы. Ему почудилось, что это не брильянт, а выступившая маленькая капелька пота в оправе из белого золота отражается в лучах света.

Данилу охватило нетерпение, перед которым померкли и роскошный интерьер ресторана, и изысканный ужин. Совсем близко от него сидела чувственная женщина, призыв которой кружил и туманил голову, выхолащивал смысл из ставшего бессодержательным дружеского разговора обо всём и ни о чём. Этот призыв он видел в её блестящих глазах, читал в уголках чувственного рта, в приглаженных волосках длинных бровей, в ритмичных движениях прихотливо изогнутых губ.

Стараясь, чтобы голос его не срывался, Данила спросил:

– Ирина, я очень рад тебе, и не хотел бы сегодня так быстро с тобой расстаться. Жаль, что время бежит так быстро.

– Что у тебя есть новые предложения? – игриво, явно стремясь расшевелить его, спросила Ирина, и при этом внимательно всмотрелась в его лицо.

– Если ты, не против, мы могли бы поехать ко мне домой. Это очень недалеко.

Ирина улыбнулась, длинные ресницы её глаз согласно сомкнулись. Данила сделал знак официанту, который только и ждал очередного приказания, и указал ему на оставленный на столе расчёт.

На выходе она немного поёжилась от ночного холодка. Данила поднял Ирине воротник осеннего пальто, наклонился и жадно поцеловал припухлые губу, чувствуя ответное прикосновение кончика её языка.

Сопровождаемой натасканной охраной чёрный БМВ ломанулся в ночную Москву и через пять минут стоял у подъезда знакомого дома.

– Я тебя люблю, – шептала Ирина, и её тело податливо изгибалось синхронно с движениями Данилы.

В полумраке спальни, черты лица женщины приобрели подвижность, стали расплывчатыми. Он жадно вдыхал в себя запах её волос и разгорячённого тела, играл губами с напряжёнными сосками её груди, а потом, испытав внезапную и резкую истому, ложился на спину с тем, чтобы дать себе небольшой отдых и дождаться нового прилива сил и желания. Щека Ирины прижималась к его животу, завитые локоны каштановым веером рассыпались по плечам, а руки вытянулись и обхватили его лицо. Обоим хотелось думать, что так лежать можно вечность, испытывая бесконечное наслаждение от соприкосновения двух обнажённых тел.