— Как скажешь. Ирка без тебя скучает. Только в саду еще карантин. Я тогда завтра к вечеру за ней заеду.

— Пусть Иришка скажет, — решила Ляля. — Как ей больше хочется.

Про себя она не сомневалась, что через пять минут Иринка будет посапывать в своей кроватке, и порадовалась, что постель еще стоит на месте.

— Я с папой поеду, — заявила Иринка. — А то ему грустно будет, я знаю.

Для Ляли такой поворот был новостью, и она не сразу поняла, хорошей или плохой.

Зато Миша сразу все понял по ее изменившемуся лицу и захотел утешить.

— В понедельник придет Вера, — сказал он, — а в среду Миша и поможет Вере, — пообещал он, а глаза у него радостно сияли.

Глядя на это радостное сияние, Ляля подумала: нечего ей обижаться, очень хорошо, что папа с дочкой так любят друг друга. А вот по части ремонта… Тут сам Бог велел повредничать.

— Неужели ты что-то умеешь? — Она с недоверием вскинула на Мишу глаза.

— Пришлось научиться, — скромно потупился Миша, а потом лукаво подмигнул. — А если чего не добрал, доберу у Веры.

— Надежды и любви, — закончила устало Ляля.

— У любви, — неожиданно серьезно пообещал Миша.

И все трое почему-то притихли.

Глава 13

Саня поглядывал из окна, наблюдая за гусем, который пытался перелететь через забор. В доме никого не было. Сева был на работе, Вера в Москве. Солнышко пригрело, растопило снег во дворе, и на радостях Саня выпустил гуся из сарайчика. Гусь тоже обрадовался, сначала гулял, пил из лужи, а потом принялся за короткие перелеты.

— Садись, мужик, будем борщ хлебать, — пригласил Александр Павлович своего сотоварища, выходя на крыльцо и вынося две тарелки.

Вера наварила огромную кастрюлю вкуснейшего борща, и он решил им позавтракать, а заодно накормить и Мартина. Гусь отнесся к борщу с пониманием, переваливаясь с боку на бок, подошел к тарелке и принялся вылавливать капусту, морковь, свеклу.

— А губа у тебя не дура, — похвалил его Саня и сам принялся наворачивать наваристый борщ.

На размышление у него оставался еще один день, и он никак не мог решить, как ему поступить. Собственный сценарий Иргунова Иващенко одобрил.

— Молодец. Сценарий классный. «Россия» правильно сделала, что взяла, — сказал он. — Но мы бы такой не потянули. Фэнтези на историческую тему — дорогостоящее удовольствие: костюмы, спецэффекты, черт в ступе. Нам такое пока не по карману.

Александру Павловичу стало стыдно за свое вранье. Он тогда в Доме кино слукавил под горячую руку, боялся ударить лицом в грязь.

— Да они тоже колеблются, — приготовил он для себя возможность отступления. — Тоже говорят, с финансами туго.

— Если говорить откровенно, я бы удивился, возьмись они за историю, — сказал Иващенко. И дальше уже заговорил насчет команды и сотрудничества.

— У меня есть сценарий попроще, — сказал он и вручил Сане довольно увесистую папку. — Прочитай, выскажи мнение. Даю тебе три дня. А там глядишь, и договор заключим.

Саня привык к увесистым папкам, взял и эту, сунул в сумку и только потом сообразил, что ничего толком у Сергея Петровича не выяснил.

Весь первый день Александр Павлович промаялся, решая, какой такой может быть договор. О чем, собственно, вел речь Иващенко? Берет он Александра Павловича в судьи или определяет кому-то в соавторы?

В конце концов Саня позвонил Иващенко и спросил у него без всяких околичностей, что тот имел в виду, говоря о договоре.

— Имел в виду помощь опытного автора начинающему. Понравится сценарий, познакомишься с автором, и поработаете на пару.

Вот что ему ответил Иващенко на его очень конкретно поставленный вопрос.

Саня никогда не работал на пару. Хотя, например, с Лялей они иногда работали, и вполне успешно. Случалось, что она ему интересный сюжетный ход подсказывала, иногда — они вместе психологию подтягивали. В общем, дело шло. Но на всякий случай он все-таки решил предупредить Иващенко, чтобы тот особенно на его счет не обольщался.

— Не знаю, умею ли я на пару работать, — осторожно сказал он. — Ну да ладно, когда сценарий прочитаю, видно будет. Вслепую ничего не могу сказать. А кто автор?

— Фамилию назвать? — Голос Иващенко звучал насмешливо. — Мелещенко. Что-то стало яснее?

— Да нет, не стало, — признался Саня. — Ладно, прочитаю и буду решать.

— Читай быстро и решай быстро, — распорядился Иващенко. — Нам еще знаешь, сколько решений принимать, если запускаться. А вы бы уже работали! Даю неделю!

— Десять дней, не меньше, — автоматически потребовал Александр Павлович. Он всегда выгрызал не деньги, а время.

— Ну так и быть, — милостиво согласился Иващенко.

Разговор на этом закончился, а маета нет. Она даже усилилась, эта маета!

Сценарий Саня прочитал, и надо сказать, сценарий ему понравился. Что-то в нем было свежее, симпатичное и бесхитростное. Милый, славный герой, забавные ситуации. Но он понял, чего не хватало в сценарии Иващенко. Сюжета не хватало. Сквозной истории. Пока это была лирика, настроение, а нужна была жесткая конструкция. Кое-какие соображения на этот счет уже зашевелились в голове Александра Павловича. Но вот стоило ли их отдавать неизвестному Мелещенко?

Одним словом, Саня сидел на крыльце и думал, ввязываться ему в это дело или нет.

И еще он думал о том, что жизнь непредсказуема. Рассчитываешь на одно, она непременно подсунет тебе другое. Словно постоянно проверяет: а ты в самом деле хочешь того, о чем просишь? А на какие жертвы готов ради исполнения своего желания?

Вот Саня теперь и взвешивал, готов он ради того, чтобы попасть в кино, на жертвы или нет? Соавторство его очень смущало. Он был наслышан, как работают на чужого дядю рабы на киностудиях. Похоже, и ему теперь предлагают что-то вроде этого. Всегда он жил вольным казаком, а теперь ему предлагают кабалу. А может, и не кабалу вовсе? Зачем себя пугать заранее? Иващенко выглядит вполне приличным человеком. Разве не мечтал Саня о киностудии? И вот, пожалуйста! Начинать нужно не с амбиций, а совсем с другого конца. Главный вопрос — сработаются они с этим Мелещенко или нет. Судя по сценарию, Мелещенко совсем молодой парнишка. Но у молодых частенько бывает до того болезненное самолюбие, что ни на какой козе к ним не подъедешь. Но если он писал героя с себя, как часто бывает, то должен быть симпатичный парень и с юморком.

Свою повесть Саня вчерне набросал. Теперь она должна была созревать, углубляться. Может быть, и имело смысл покрутиться пока на киностудии, понять изнутри, в чем состоит суть киношной работы? Чем дольше он думал, тем больше находил привлекательности в предложении Сергея Петровича. Он чувствовал, что засиделся на месте. Что ему нужны новые впечатления. И даже переживания. В воздухе веяло весной, и Саню, как все живое вокруг, потянуло в житейское странствие. Он доел борщ и посмотрел на гуся. Тот тоже доел борщ.

— Теперь по домам, — предложил Саня, открыл дверь сарайчика и загнал туда Мартина. — Погрелся на солнышке, и будет.

Гусь в ответ возмущенно загоготал. На гусиный гогот выглянула соседка-старушка и поздоровалась.

— Палыч, а Палыч! Что с гусем будешь делать? Резать? — спросила она после традиционных вопросов о самочувствии и сетований по поводу погоды.

— Что вы, баба Ксеня! Такого-то красавца!

— А я уж пожалела. Это у тебя гусыня. Если надумаешь, она тебе гусяточек наведет.

Сане только гусяточек не хватало для полного счастья.

— Да ты откуда знаешь, баба Ксеня? Это гусак, и зовут его Мартин.

— Хоть Егор, хоть Мартын, а гусыню в гусака не переделаешь. Коли не хочешь гусят разводить, отнеси ее Арине. Она на пенсию пошла, ей дело понадобится. Одинокая она.

Саня прекрасно знал Арину. Много лет подряд и в дождь, и в снег, и в вёдро видел он ранним утром аккуратную фигурку с коромыслом: Арина шла на ключ за водой. Не так-то он был близок, этот ключ, но изо дня в день носила она в цех, где работала уборщицей, ключевую воду. Так всю жизнь и прожила: возила грязь за мужиками-матерщинниками и поила их ключевой водой. Всего-то и дела. Чистоту внутри и снаружи наводила. А если вдуматься, может ли человек за всю свою жизнь больше сделать?

Александр Павлович очень почитал тетку Арину. И обрадовался: вдруг правда она гуся возьмет? Тут же накинул куртку и пошел спрашивать. Жила она через две улицы. Шел, через лужи перескакивал. Улицы-то две, да обе длинные.

Отметил, что заборы стали солиднее. В детстве сквозь них непременно смородина или крыжовник тянулись, нет, нет, да полакомишься. А теперь заборы стали глухими, раньше такие только у правительства были. Постепенно он замедлил шаг, вспоминая ощущения детства, когда все камешки были интересны на дороге и лужи были любимые и нелюбимые. Вспомнил босые ноги, теплую воду луж и до дома тетки Арины добрался мальчишкой лет восьми, не больше.

Калитка была не на запоре, и он пошел по аккуратной дорожке к дому, а на крыльце уже стояла складная маленькая фигурка в наброшенной на плечи телогрейке. Старушки сидят у окошек, на улицу смотрят. Восьмилетнему Саньке Арина яблочко припасла. Санька поздоровался, поблагодарил, захрустел яблоком и о здоровье осведомился.

— И у меня гостинчик есть, — сказал он, — карамельки к чаю.

Он всегда прихватывал кулечек для старушек, зная их детские слабости.

— Слыхал, ты на пенсию уволилась, — сказал он.

— Уволилась, — кивнула Арина. — Пойдем в дом, чаем напою.

— Давай лучше на крылечке посидим, воздухом подышим. Уж больно весной хорошо пахнет, — предложил Саня и опустился на ступеньку.

Присела на лавочку и бабушка.

— А делать что будешь? — продолжил Саня свои расспросы.

— Огляжусь.

Арина была не болтлива, ее работа к болтовне не приучивает.

— Мне приятель гуся привез, тете Ксеня сказала, что гусочку. Мне с ней одна морока. Ищу добрые руки, чтобы передать. Не избавишь ли меня от хлопот, тетя Арина? — Саня смотрел просительно, снизу вверх.

Арина задумалась. Думала, губами пожевывала.

— Посиди тут, — проговорила она и ушла в дом. Вернулась в резиновых сапогах и отправилась к сараюшке.

Саня и оглянуться не успел, как она уже лестницу подставила и на крышу полезла.

— Гнездо вить? — спросил Саня и поспешил на помощь. — Чего ты на крыше не видела, тетя Арина.

— Подтекает она, — отозвалась Арина. — Погляжу, может, починю.

— Ну-ка спускайся, я сам посмотрю. И чинить тоже не ты будешь!

Поколебавшись, Арина спустилась вниз.

— Я сама, Санечка! Я ж привычная. Посмотрю, а там мужичка из нашего цеха налажу. И опилок оттуда натаскаю. Тогда и гуся своего неси.

— Я сам тебе опилок натаскаю, — пообещал Саня. — И крышу сейчас могу посмотреть.

Арина, спустившись, отперла сараюшку. Заглянул в нее и Саня. Внутри было почти сухо. Если подтекало, то чуть-чуть. Но раз обещал, на крышу полез.

— Толь у меня есть, толем накрою, — пообещал Саня, оглядев крышу.

— Если накроешь, спасибо скажу, — улыбнулась Арина. — А теперь пойдем к твоему гусю.

— Если не понравится, не возьмешь? — Саня сделал обеспокоенное лицо.

— Познакомиться надо, — коротко ответила Арина и пошла запирать дом.

Дорогой Саня не удержался и спросил:

— А воду себе будешь из ключа носить? Или обычную будешь пить, водопроводную?

— Я и им буду ключевую носить. Они привыкли. После ключевой другой не захочешь.

— Так ведь уволилась!

— Не умерла же.

Когда Саня сталкивался с деревенскими, его собственные заботы начинали казаться ему какими-то лишними, ненастоящими. Несерьезными. Но он себя утешал, что это у него работают интеллигентские комплексы вечной вины перед народом. Кто, так сказать, виноват, и что делать?

Гусь Арине очень понравился.

— Знатная птица, — одобрила она. — Положительная. Давай я ее прямо сейчас возьму. Пусть ко мне привыкает. А к лету она мне гусяток выведет. Будем вместе на прудок ходить, я носки вязать, она деток холить. К Рождеству тебе гусем отдам с яблоками.

На том и порешили.

Проводив Арину с гусем, Саня неожиданно почувствовал себя очень одиноко. Подумал, что хорошо бы от Инны ответ получить и с Олежкой повидаться, хотя бы по Интернету. И еще вспомнил, что у него накопилось множество вопросов к отцу, и решил махнуть в Москву, повидать отца и тетю Наташу. Свидание с детством не прошло даром. Пора было кое-что понять про своих собственных родителей. И снова он заволновался, но подумал, что перед тем как принимать важное решение относительно будущего, необходимо разобраться с прошлым. Он поднялся наверх и положил во внутренний карман материнское письмо.