Кер Дьюки - Видимость

— Привет, Стар.

Стар? Я не ответила. Он продолжал смотреть на меня с другой стороны комнаты. Мужчина прислонился к стене, смотря на меня с легким наклоном головы, а его сильные руки были скрещены на груди:

— Это... — слова застряли в моем пересушенном горле, и он изогнул бровь в мою сторону. Страх струился по моим венам, и моя грудь поднималась и опускалась, когда использование голосовых связок вызвало першение в моем скрипучем горле, заставляя меня кашлять и плеваться. Он не помог мне, а просто смотрел, когда я кашляла и отхаркивалась:

— Может быть, если ты перестанешь быть такой упрямой и попьешь, то у тебя не будет этой проблемы.

Я нахмурилась. Он закатил глаза и оттолкнулся от стены. Его медленная походка ко мне через комнату, заставила меня медленного двигаться по кровати, пока стена не остановила от того, чтобы продолжать движение. Он склонился надо мной, схватив мои запястья:

— Не делай мне больно, — захныкала я, хотя мне уже и так было очень больно от кровоточащих запястий под его разгоряченными ладонями и сцепленных наручников. Мне хотелось закричать, чтобы он освободил мои руки и дал мне погрузить их в лед. Так я бы смогла охладить острую боль, пульсирующую под разодранной кожей и соответствующую глухому стуку моего сердца, бурно бьющемуся в груди.

Он покачал головой и повозился с моими наручниками, пока они не раскрылись. Мужчина яростно потер мою кожу, когда я отступила подальше от него и замерла в страхе.

В конечно счете он отступил и протянул бутылку воды:

— Пей.

Я моргнула. Я ничего не видела в его руках до этого, но потом поняла, что, возможно, она была зажата под его рукой. Я опустила взгляд к бутылке и посмотрела на нее с опаской.

— Это просто вода.

Зная, но, не заботясь, что она, вероятно, с добавление яда, я вырвала ее у него из руки и открутила крышку, прежде чем сделать длинные, жадные глотки:

— Пей маленькими глотками.

Я подняла на него глаза, все еще жадно глотая содержимое бутылки. Холодная вода ощущалась как мед, смазывающий мое горло. Она была как целебное средство, смягчающее мой пищевод и убирающее невероятную сухость во рту. Однако когда вода достигла моего желудка, мне показалось, будто она превратилась в жидкий огонь. Судорога и спазмы немедленно вынудили меня скрючиться и сжаться от обжигающей меня боли.

Мужчина вздохнул и покачал головой:

— Всегда была неповинующейся.

Я посмотрела на него, когда мой живот ослабил свое восстание.

— Ты… Кто ты? — мой собственный голос казался чуждым моим ушам, но я проглотила одиночество, что он создал внутри.

Мужчина ухмыльнулся, но не ответил. Я настороженно следила за ним. Он подмигнул и обернулся.

— Ешь, — приказал он, прежде чем открыть дверь и проскользнуть через нее, спокойно потянув, чтобы закрыть. Сигнальный щелчок замка еще раз известил меня о моем одиночестве.

Какого черта только что случилось? Внезапно я стала такой злой. Как он смеет так обращаться со мной? Я не заслужила этого, так как в глубине души знала, что не была плохим человеком. На самом деле я не могла вспомнить, была ли моя жизнь хорошей или была ли я счастлива, но, по крайней мере, я все еще различала доброту внутри. Я отличала неправильное от правильного, даже если не имела понятия, какой личностью была. Пустота внутри моей головы повлекла яростное освобождение слез, пока я не села на кровати, обхватив свои колени, неудержимо рыдая. Я не знала, что делать. Понятия не имела, что произойдет со мной, и неважно что... что угодно. К черту это! Вся эта непонятная куча перемешалась в моей голове, глубокая пропасть заполнялась завихрениями, которые хотели, чтобы я ухватилась за них, но, к сожалению, не могла дотянуться. Каждое воспоминание было пронзающей вспышкой внутри моей памяти, что кончалась неудачей, когда я думала, что схватила его.

— ПОЧЕМУ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ЭТО? — закричала я и запустила бутылку через комнату. Она отскочила от стальной двери, катаясь по полу и остановившись у основания кровати: — ТЫ МОЖЕШЬ СЛЫШАТЬ МЕНЯ? ПОЧЕМУ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ЭТО?

Из моего горла раздался визг при попытке внезапно закричать после долгого периода молчания, но мне было плевать, ведь это просто была еще одна боль среди всех других, всех их, болящих вместе. Пока всё, что я чувствовала, не стало одной сплошной массой боли, приближающейся к агонии.

— ВЫПУСТИ МЕНЯ, БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! ОТПУСТИ МЕНЯ!

Я оторвалась от кровати, и мои ноги подогнулись. Гнев проносился через меня, давая силу, чтобы снова подняться и доковылять до двери.

— ВЫПУСТИ МЕНЯ!

Я ударила кулаком по двери, не заботясь о том, что сталь не поддастся воздействию руки или о том, что синяки и ссадины появятся на бледной мягкой коже моей кисти. Мне было плевать, что мое горло пылало болью или, что сопли текли по моему лицу вместе с потоком слез. Мне было плевать, что мой мочевой пузырь не выдержал и опустошил себя прямо на пол подо мной. Мне было плевать, что мой лоб ударялся об дверь с тяжелым стуком, когда я сползла по ней вниз, рухнув на пол.

Все, что меня заботило, все, чего я хотела — это выбраться. Я хотела пойти домой, где бы он ни был. Я хотела материнской любви или сильных объятий любимого, если он у меня был. Я хотела безопасности, зная, кем, черт возьми, я была. Я молилась, чтобы пройти через все это живой. Но больше всего я хотела умереть, потому что неизвестность была тихой смертью души. Они лишили меня всего. Я чувствовала себя оскверненной за все, что они могли сделать с моим телом. Они изнасиловали мой мозг. Как? Почему?

— ПОЧЕМУ? — я задыхалась, мои голосовые связки отказали мне в любом звуке, поэтому это был только тихий крик.

Данте

Даже в таком состоянии от нее все еще исходил тонкий аромат вишневого лосьона для тела, а волосы были наполнены блеском, который можно достичь, используя только дорогие средства по уходу. Она до сих пор оставалась самой красивой женщиной, которую мне только приходилось видеть, и я ненавидел этот факт со всей долбаной страстью, которая наполняла меня, перемешиваясь с еле сдерживаемым гневом в глубине души. Я позволял ему гореть в моих венах, заполняя меня ожиданием того, что будет дальше:

— Малик,— я злобно рявкнул в трубку. — Время душа.

***

Я стоял за дверью, наблюдая, как Малик поднимает Стар с пола. Ее обнаженное тело лежало в том же положении, в каком она и упала без сознания, после того как не смогла больше терпеть давление переполненного мочевого пузыря. Она продержалась дольше, чем я предполагал. Жесткой хваткой он держал ее за руку и практически волок за собой. Стар не поднимала своих глаз, когда проходила мимо меня. Она сломлена, повержена. Улыбка, растягивающаяся на моих губах должна быть шире, но я хотел от нее большего перед тем, как чувство окончательной победы крепко укоренится в моей душе.

Я последовал за ними в душевую, которую специально установил для воплощения своей мести: квадратная комната размером пятнадцать на пятнадцать, от пола до потолка все выложено плиткой, в стену встроены гидрофорсунки для распыления теплой воды, а с другой стороны к крану с холодной водой подведен шланг, предлагая быстрое пробуждение.

Я смотрел с весельем, как ее шаги стали неуверенными. Она подняла голову и посмотрела на девушку, которая была полностью раздета перед ней под теплыми струями воды. Я приблизился к ней сзади, заставляя вздрогнуть от внезапного приближения, и прошептал на ухо:

— Это Мария.

Малик ослабил свой захват на ее руке, вынуждая ее пошатнуться. Я подхватил ее, заключая в кольцо своих рук, притягивая спиной к себе, и продолжил свои изощренные насмешки:

— Она выпила воду и съела всю еду, которую мы любезно оставили ей в качестве подарка. Как она еще терпит и сдерживает свой мочевой пузырь, не помочившись под себя, словно долбаный маленький зверек? — прорычал я, отталкивая ее тело от себя. Ее ноги ослабли, и тело по инерции повело вперед, падая и врезаясь в плиточную стену.

В это время Малик уже направил шланг в ее сторону. Я посмотрел на него и уверенно кивнул. Громкий крик вырвался из ее легких и отскочил рикошетом от стен душевой, прежде чем она онемела от шока. Ледяной туман укутал влажными каплями пара мое лицо, пока холодные струи воды хлестали девушку по обнаженному телу. Она обняла себя, пытаясь защитить свое тело от жестокой атаки. Я испытывал ни с чем несравнимое удовольствие наблюдать и слышать ее сломленный голос, умоляющий остановиться. Ее губы приобрели темно-сиреневый оттенок, сравнивания температуру воды в душе с расплавленным льдом в моем сердце.

— Хватит! — приказал я. Душ и шланг моментально были выключены, и только звук трясущихся зубов эхом отдавался в комнате, а ее тихие рыдания сопровождались вздрагиванием тела.

— Теперь ты станешь более благодарной, Стар, и будешь радоваться подаркам, которые я предоставляю тебе? — произнес я с издевкой. Ее глаза полоснули меня словно бритва, обнажая тайные мысли, которые создавали картинки моей смерти. Мой громкий хохот раздался в комнате.

Тео появился передо мной с ее чашкой, хлеб в которой уже был черствым и не свежим. Я взял у него из рук миску и поставил перед ней. Ее тело дрожало так сильно, что напоминало дурацкую гавайскую куколку на пружинке, которую ставили на приборную панель в машине. Я видел борьбу в ее глазах, когда она смотрела на хлеб. Дрожащей рукой Стар потянулась и схватила его, а затем отползла дальше к стене, вжимаясь в нее, и поднесла хлеб к губам. То, как она грызла его, напомнило мне моего хомяка, которого звали Джинджер. Мои родители купили мне его, когда я был еще ребенком. Маленький комочек шерсти очень нравился мне и подстегивал интерес к науке.

Мое внимание опять вернулось к действиям Стар. Боль промелькнула в ее глазах, образовывая маленькую морщинку между бровей. Она обернула руку вокруг живота, который не принимал пищу после продолжительного голода. Опустив глаза, она продолжила обреченно грызть корку.

Двадцать минут спустя она закончила. Ее тело напряглось, когда она глотала остатки еды.

— Хорошая девочка, а теперь прими душ.

Она застыла на месте, плавно наклонила голову и посмотрела на шланг, лежащий на полу. Моя ответная улыбка вынудила ее быстро вжаться в стену.

— Тихо, успокойся, Белль (прим. с итальянского — красавица), — я четко выговорил эти слова, давая ей понять, что это было предложением, а не приказ. — Ты быстро научишься тому, что нужно принимать и ценить подарки, которые я преподношу тебе. Мое снисхождение не распространяется на упрямых и неблагодарных сук.

Я подошел и поднял ее, прижимая тело Стар к своему и хватая ее холодные обессилевшие руки. Это полностью раскрыло ее мысли. Стремясь к теплу, которое предлагало мое тело, она прижалась ко мне, заставляя простонать в ответ. Мое тело было коварным ублюдком, и мне хотело быть внутри нее больше, чем видеть ее слезы… Или, может, быть внутри нее, пока она плачет:

— Иди, согрей себя под душем, Белль. У меня такое ощущение, словно я обнимаю окоченевший труп. Некрофилия не является моим фетишем.

Мой член дернулся в возбуждении от ее тихого вдоха. Она подняла голову, чтобы посмотреть на меня, и ее глаза цвета нефрита поглотили меня. Она отвела взгляд так быстро, как только смогла. Освобождаясь от моей хватки, Стар робко сделала шаги назад под душ, и только после этого я заметил, что Мария все еще была тут, так же как Тео и Малик:

— Мария, — рявкнул я. Ее глаза и голова были опущены вниз, пока она делала несмелые шаги в мою сторону. Я улыбнулся и прикоснулся к ее щеке легким касанием, вознаграждая за послушание. — У Тео есть для тебя подарок.

Ее ответная улыбка и тихий шепот «спасибо» были слышны Стар. Тео протянул Марии легкий шелковый халат, а затем вышел вместе с Маликом в коридор. Она легко накинула струящийся материал на свою кожу цвета кофе с молоком. Мария была восхитительной женщиной, но ее красота не могла сравниться с красотой Стар. Халат заскользил по ее телу, доходя до середины бедра и нежно прикрывая напряженные соски, подтянутый живот и красивую шелковую киску:

— Нравится ли тебе твой подарок, Мария?

Ее большие шоколадные глаза сосредоточено смотрели в мои:

— Да. Могу ли я показать вам насколько, мне понравился подарок? — несмело поинтересовалась она.

Мои глаза жадно искали Стар, которая стояла во всей своей обнаженной красоте и смотрела на меня, устанавливая между нами незримую связь. Ее ротик был слегка приоткрыт. Я положил руку на плечо Марии, прикладывая немного силы, чтобы она опустилась. Ей не нужно было помогать, она сама охотно опустись на колени. Руки девушки нетерпеливо потянулись к пряжке ремня, расстегивая молнию на брюках. Она схватила мой подрагивающий от возбуждения член и охотно приняла в свой рот. Ее полные губы прошлись по моему члену, облизывая и втягивая его до основания, пока головка не уперлась в стенку горла, вызывая кашель.