— Моя обязанность — поддерживать в труппе порядок. И эта женщина, мне кажется, здесь лишняя.

— Почему ты не хочешь дать ей шанс? Она живет у Розы, Роза за ней присматривает, а если девушка сработается с Барнэ — тем лучше. Так что давай дадим этой маленькой леди последнюю возможность.

И он ушел, оставив Майкла в состоянии тихой ярости. «Дадим этой маленькой леди шанс, сказал кто-то однажды про Мату Хари [9], — и все стали смотреть, что из этого выйдет», — со злостью подумал Майкл.

Тут его окликнул шеф техников и так долго жаловался на двух чернорабочих, чуть не запоровших утреннее представление, что Майкл на время позабыл о Викки. Когда часом позже он остановился у фургона Джима Райли, чтобы проверить, хорошо ли его отмыли, то обнаружил в траве позади фургона беспомощно лежащую собачку. Оказалось, это «заводная» собачонка из номера Джима, карликовый терьер по кличке Виски — основательно покалеченный, но еще живой.


Викки прекрасно понимала, что Маркус в любой момент может все переиграть — и она лишится работы. Как заметила Кланки, циркачи, особенно участвующие в опасных трюках, крайне суеверны, и если они решат, что Викки приносит несчастье, работать ей здесь не дадут.

Когда на следующее утро Викки пришла к загону, Маркус был уже там.

— А мне сказали, что ты от нас уехала, — удивился он.

— Как видите, я здесь. Ваше предложение остается в силе?

— А почему бы и нет? — гордо вскинув голову, сказал он, и тут же приступил к занятиям. Для начала Маркус продемонстрировал Викки все достоинства и недостатки своих арабских скакунов. Поблизости никого не было, но Викки все равно чувствовала на себе любопытные и недоброжелательные взгляды.

В разгар их тренировки жена Маркуса, молоденькая блондинка, по которой уже было заметно, что она беременна, принесла им термос с кофе:

— Так это вы — Викки? — спросила она с отчетливым немецким акцентом, с любопытством разглядывая Викки.

— Я видела ваш номер на прошлой неделе, — сказала Викки. — Боюсь, я буду для вас плохой заменой.

— Маркус в вас очень верит. Кстати, он рассказал вам, какой он задумал номер?

— Я еще ничего не успел рассказать, Кэтрин. — Маркус отпил кофе из крышки термоса и промокнул губы безупречно чистым платком. — Идея родилась, когда я увидел тебя, Викки, гарцующей на Лоубое. Ты выглядела такой… как бы это сказать? Заносчивой?.. И я представил, как такая сверхэлегантная леди в модном наряде для верховой езды и черном котелке выезжает на арену — с задранным носом и такими неописуемо изысканными манерами. А потом на арене появляется уличный парень, этакий бродяга в большой кепке с козырьком и потрепанной одежонке. Он видит прекрасную леди и влюбляется в нее, что называется, с первого взгляда. Он всячески пытается привлечь ее внимание, но леди высокомерно игнорирует его. Парень не сдается и в конце концов вскакивает на лошадь и исполняет головокружительные трюки. Мало-помалу девушка проникается расположением к нему, и последние трюки они исполняют вместе на одной лошади. Что скажешь, мон ами [10]?

Викки внимательно слушала его. Выходит, он увидел ее именно такой — заносчивой леди с задранным кверху носом?

— По-моему, замысел просто великолепен, — дипломатично ответила она.

Всю первую половину дня они отрабатывали основные технические приемы. Маркус был из тех, кто все привык делать на высочайшем уровне, и Викки в этом смысле была ему достойной партнершей. Ее могли раздражать нетерпение и властный тон француза, но лошади — лошади того стоили! Когда Викки вернулась в фургон Розы, раскрасневшаяся и уставшая, она испытывала чувство глубокого удовлетворения. Кланки штопала, а Роза, изысканно томная в своем расшитом золотом халате и такой же чалме, читала книжку. Отложив ее, цыганка улыбнулась Викки:

— Как дела?

— По-моему, отлично.

— Иди-ка сюда, присядь, — сказала Роза и похлопала по дивану рядом с собой. — Расскажешь мне о репетиции?

В течение нескольких минут Викки с увлечением объясняла Розе суть номера, придуманного Маркусом. Роза слушала, не сводя с Викки глаз.

— Майкл Брадфорд в курсе того, что ты собираешься занять место Кэтрин? — спросила Кланки.

— Даже если нет, то скоро будет в курсе. Репетицию видели много людей, — поколебавшись, Викки спросила у Розы: — А что, Майклу это может прийтись не по вкусу?

— Не волнуйся, Маркус — звезда, — отозвалась Роза, — для него будет оскорблением, если кто-то, даже Майкл, станет ему диктовать, кого он должен включать в номер. Полагаю, ты уже успела заметить, какой у Маркуса крутой нрав?

— Заметила, конечно, — ответила Викки с таким унынием, что Роза расхохоталась. Кланки же даже не улыбнулась.

— А где же ты собираешься жить? — вдруг спросила она.

— Она будет спать здесь, на своем прежнем месте, — твердо сказала Роза, прежде чем Викки успела открыть рот.

Кланки поджала губы. Викки очень хотелось ответить, что у нее, дескать, есть место, где она может ночевать. Но поскольку такого места не существовало, пришлось промолчать. Роза тем временем со вздохом поднялась с дивана.

— Пора открывать лавочку. Ты идешь, Кланки?

— Мне нужно доштопать кофточку, — откликнулась Кланки, и в голосе ее звучало раздражение. — Я буду через пару минут.

Роза ушла, и в комнате воцарилось молчание. В стекло с сонным жужжанием билась муха. Стоянка располагалась недалеко от шоссе, и в окно, которое Роза оставила открытым, прорывался пропитанный выхлопными газами горячий воздух. Викки, безуспешно поискав тему для разговора, решила, что лучше будет молчать, и сидела нахохлившись.

— Может быть, хватит паразитировать на отзывчивости Розы? — спросила вдруг Кланки.

— Я не паразитирую. Как только я начну получать деньги…

— На! — Кланки запустила руку в карман и швырнула ей пригоршню зеленых бумажек. — Этого хватит, чтобы уехать отсюда.

Викки изумленно уставилась на разлетевшиеся купюры.

— Не нужно мне ваших денег. Как только меня возьмут в штат, я переберусь в женский пульман. А кроме того… — она набрала воздуху в легкие, чтобы не показать, как ей больно, — кроме того, это дело Розы, а не ваше.

— Ошибаешься! Я подруга Розы с незапамятных времен, и мне не нравится то, что здесь происходит. Ты ее губишь и причиняешь ей боль. И если на то пошло, я не побоюсь поговорить на эту тему с мистером Майклом. Он давно ищет повод избавиться от тебя.

Не дожидаясь ответа, Кланки порывисто встала и зашагала к двери. На пороге она обернулась:

— И не вздумай стащить у Розы драгоценности!

Кланки ушла, а Викки по-прежнему сидела на диване, сложив руки на коленях, и изо всех сил старалась не заплакать. Вот уже второй человек пытается избавиться от нее и предлагает деньги… Но за что Кланки так невзлюбила ее? Такое впечатление, что она чего-то боится. И всерьез ли она пугала Викки разговором с Майклом? Как бы то ни было, лучше самой попытаться еще раз переговорить с этим черствым, бессердечным администратором и убедить его, что она не такая, как все они думают, и никому не желает зла…


Из самостоятельных аттракционов, размещавшихся в палатках вокруг большой арены, больше всего Майкл не любил «Ноев ковчег», известный среди посетителей как «комната страшилищ». И дело здесь было не в том, что уродцы вызывали у него брезгливое чувство, — нет, по большей части это были порядочные и трудолюбивые ребята. Майкл ненавидел тех, кто готов был платить деньги, чтобы поглазеть на физические недостатки других людей. Он ненавидел ухмыляющиеся и самодовольные рожи этих посетителей, поэтому старался обходить аттракцион стороной. Но слухи о раздорах между Барки Песьей Мордой и мистером Вселенная, нынешним цирковым гигантом, заставили его изменить привычке.

Обычно гиганты были самыми добродушными из всех добряков, словно природа, в избытке наделив их ростом и силой, сочла за лучшее наградить их кротким нравом. К сожалению, мистер Вселенная оказался исключением из правила. Он отличался воинственным характером и самонадеянно полагал, что среди прочих уродов он, безусловно, идет под номером первым. Всеми правдами и неправдами он выбивал для себя самое выгодное место у входа и большую часть рабочего времени занимался тем, что бессовестно навязывал посетителям открытки, деньги от продажи которых составляли весомую прибавку к скромной зарплате урода. Но что хуже всего, он постоянно изводил Барки — робкого, покладистого малого, не умевшего заступиться за себя.

Барки, угрюмо шевеля заячьей губой, сидел на своей подставке, пересчитывая мелочь, вырученную от продажи открыток. Поскольку в школе он не учился вообще («Кому захочется сидеть в одном классе со мной, босс?» — заметил он однажды Майклу), пересчет денег был для него адским мучением.

— Привет, хозяин! — прошепелявил он при виде Майкла; верхняя губа у него была настолько раздвоена, что при улыбке обнажались десны и все зубы. — Я слышал, главная арена выдала вчера первоклассное представление. Каким ветром вас к нам занесло?

— Попутным, — ответил Майкл. — До меня дошли слухи, что мистер Вселенная тебя совсем заел?

Улыбка моментально слетела с лица Барки.

— Э-э, мы все уладим.

Майкл скептически посмотрел на парня. Боится великана или, как всякий циркач, не желает ввязываться в разборку?

— Ты вовсе не обязан терпеть его дерьмовые наезды, имей в виду.

— Он просто немного психует, хозяин. У него начались приступы головокружения, а кто-то из городских сдуру брякнул при нем, что великаны умирают молодыми. Вот и втемяшил себе в голову, что того… уже началось.

Майкл кивнул. Ему стало ясно, что от Барки он не дождется никаких жалоб. Уроды могли сколько угодно воевать и грызться между собой, но, как и клоуны, моментально объединялись, если кто-то вмешивался в их внутренние дела. Что ж, придется ограничиться беседой с самим мистером Вселенная. Не для того, чтобы предостеречь от дальнейших пакостей в отношении Барки, а для того, чтобы, немного покривив душой, заверить великана, что разговоры о ранней смерти гигантов — чушь, и он, Майкл, лично знаком с несколькими, дожившими до благородных седин.

Выходя из палатки, он буквально столкнулся с Викки. Девушка была в мужской рубашке, заправленной в плотно сидящие джинсы с широким ремнем вокруг тонкой талии. Бывшая напарница Джима улыбалась — но явно натянуто, исключительно из вежливости.

— Так вы еще здесь? — буркнул он.

— Меня приютила мадам Роза — пока я не приступлю к работе, — сказала она. — Сегодня утром я начала репетиции с Маркусом… я хотела бы с вами поговорить…

Только сейчас до Майкла дошло, что они не одни и трое рабочих рядом чинят подмостки этого проклятого «Ноева ковчега».

— Если вам угодно, мы можем пройти ко мне в фургон, — сухо сказал он.

Он быстро зашагал, и Викки поспешила за ним. Пару раз Майкл останавливался, чтобы выслушать чьи-то жалобы, и всякий раз девушка отходила в сторону — вежливость, лишь раздражавшая Майкла еще больше.

Фургон простоял запертым несколько часов, и Майкл распахнул окна, чтобы впустить свежего воздуха, после чего жестом предложил Викки сесть.

— Как вас угораздило познакомиться с Розой? — спросил он.

— Я подружилась с ней, еще когда была с Джимом. Она меня и приютила на эти две ночи.

— Ох уж эта ее привычка подбирать заблудших и страждущих! Не довела бы она ее до беды… — проворчал Майкл.

— Она очень добра ко мне, но как только я смогу платить за жилье, я, разумеется, переберусь в пульман. — На секунду замолчав, она добавила: — Вот увидите, все будет нормально, я со всеми уживусь и никаких неприятностей от меня не будет.

— Но вы же недолюбливаете циркачей, разве не так? Вы их считаете неотесанными мужланами, грубиянами. Что ж, вы правы — и в то же время неправы. По большей части это достойные люди, просто они живут такой жизнью, в которой человеку трудно рассчитывать на уважение. Некоторые из них — прирожденные артисты, и их единственное счастье — выйти на арену и увидеть восторг в глазах зрителей. Другие — неудачники, изгои нашего общества — к примеру, те же уроды. Где еще такие люди, как Барки, могли бы зарабатывать себе на жизнь? А третьи прячутся — от закона, от старых прегрешений, от самих себя. Но каждый из них не пытается изображать из себя нечто большее, чем он есть на самом деле. И к вам они относятся настороженно, потому что у них инстинкт — они не любят тех, кто смотрит на них сверху вниз. Именно поэтому они держат с вами дистанцию. А история с самоубийством вашего партнера — дело десятое.

— Я не смотрю на них сверху вниз! — возмутилась Викки. — И я не понимаю, что я такого сделала, что вы всеми силами стараетесь от меня избавиться?

В голосе ее сквозила искренняя боль, но Майкл не позволил себе пожалеть ее. Нет, конечно, она прекрасна, спору нет. Слово это настолько затерто, что потеряло свое первоначальное значение, но к Викки оно подходило в полной мере. Но не было в девушке никакой душевной теплоты — даже сейчас, когда она пыталась заручиться его расположением.