Майкл был в ярости. Сколь высоко ни ценил он дружеские отношения с Розой, то, о чем она его просит, возмутило его. Почему она так настаивает, чтобы он лично съездил и под залог освободил Викки? Нет, она, конечно, привела массу доводов, и самый неотразимый — что он как помощник директора наилучшим образом сможет представлять интересы цирка в переговорах с полицией.

— Я бы выехала сию же секунду, — сказала Роза; лицо у нее было бледным, а рука беспокойно поглаживала перевязанную ногу. — Но телеграмма так меня расстроила, что я неловко вскочила и подвернула ногу.

— А Кланки? Я чертовски занят, Роза…

— Я напомню вам про один должок, Майкл. Когда-то, уже достаточно давно, у вас были неприятности с девицей из кордебалета — как помните, я тогда сделала все, чтобы мистер Сэм ничего не узнал…

— Черт возьми, но это же история пятилетней давности!

— Что ж, а теперь пришел срок платить по векселю. «Я сделаю все, что вы попросите», — я, кажется, точно вас цитирую?

Пришлось согласиться сделать рейд в Ко́комо, но сам себе Майкл из-за этого был противен. «Приставала к мужчинам», «спровоцировала драку» — Господи помилуй! С ее-то рыбьей кровью! Правда, если верить народной мудрости, проститутки от природы фригидны… Так что она вполне могла таким способом попытаться заработать несколько баксов… только никогда он этому не поверит! Викки — странная особа, но он готов был поклясться, что она скорее умрет, чем пойдет ловить клиентов.

Майкл обнаружил, что он улыбается. Как ни стыдно было себе в этом признаться, но он уже предвкушал удовольствие от того, что выступит в роли спасителя — этакого архангела Михаила, и представлял, как вытянется у Викки лицо, когда он появится в полицейском участке…

Ожидания Розы, что он справится с этим делом играючи, оказались излишне оптимистичными. Судья, высохший человек с кислым лицом, с явным предубеждением относился к циркачам, а может быть, и ко всему роду человеческому. Он не только заставил Майкла прямо на месте заплатить за Викки штраф, но и возложил на его плечи ответственность за будущее поведение арестантки. Видно, он даже не догадывался, что через несколько минут они уедут и окажутся в таких местах, где всем глубоко наплевать на полномочия какого-то плюгавого судьи из Кокомо.

Потом судья важно прочел лекцию о необходимости иметь трезвую голову, в особенности если попадаешь в такое пользующееся дурной славой заведение, как придорожное кафе, а Викки стояла бледная, осунувшаяся, молча и боясь поднять глаза. О том, что она приставала к мужчинам и спровоцировала драку, не было сказано ни слова, и формально штраф налагался «за нарушение общественного порядка». Вид у Викки при этом был такой оскорбленный и подавленный, что Майклу стало стыдно за свое злорадство. Викки мучилась, и его это, как ни странно, страшно угнетало.

Они молча прошли на муниципальную автостоянку, и только когда выехали на шоссе, Майкл спросил, хорошо ли она себя чувствует. Ее ответ «спасибо, все отлично» был такой явной ложью, что Майкл не решился больше задавать вопросы. В угрюмом свете облачного дня кожа девушки казалась посеревшей, а под глазами виднелись синие круги.

Заметив мотель у дороги, Майкл, подчиняясь внутреннему порыву, свернул с шоссе.

— Вам нужно отдохнуть. Нельзя в таком виде возвращаться и выходить на арену. Вы сейчас похожи на привидение, — грубовато сказал он.

То, что Викки даже не возразила, было еще одним доказательством ее угнетенного состояния.

Заплатив за стоянку машины и за номер, Майкл снова залез в машину и достал с заднего сиденья чемоданчик.

— Вот, Роза прислала вам одежду, — сказал он. — Вам надо принять душ, а потом забраться в постель и чуток отдохнуть! У меня есть в городишке кое-какие дела, так что номер целиком в вашем распоряжении. Полагаю, прошлой ночью вы не слишком хорошо выспались?

Викки вздрогнула и разрыдалась.

— Это был какой-то кошмар! — всхлипывала она. — Эта женщина, с которой я сидела в камере, — она какая-то извращенка. Она пыталась даже…

Викки заплакала навзрыд, и Майкл не выдержал и обнял ее. Девушка уткнулась лицом в его плечо. С Майклом давно уже происходило что-то странное — то, чего он инстинктивно боялся. Он всегда знал, что хочет ее. Господи, как можно было этого не знать, не заметить? Но до самого последнего мгновения он не отдавал себе отчета в том, что его война с Викки — всего лишь самооборона, стремление подавить в себе сладостное и смертельно опасное влечение. Сейчас же он готов был ради нее воевать с ветряными мельницами, сражаться с целым миром — лишь бы у нее все было в порядке. И больше всего ему сейчас хотелось разбить в кровь физиономию того, кто оставил совершенно беззащитную девушку в этом вшивом придорожном кафе.

— Кто? — спросил он. — Кто завез тебя в этот притон?

Викки выпрямилась и рукавом вытерла слезы.

— Никто ни в чем не виноват. Нас была целая компания. Я зашла в дамский туалет, присела на диванчик, чтобы прийти в себя от музыки и шума и, наверное, слишком долго там задержалась. Когда я вернулась — наших и след простыл. Мы приехали на двух машинах, и, видно, девушки решили, что я в другой машине. А потом началась драка, явилась полиция и арестовала всех, кто там был. В суматохе я потеряла сумочку с документами и деньгами, поэтому они меня не хотели выпускать. Хорошо еще, что разрешили дать телеграмму Розе.

— Так вон оно что! Ладно, тебе надо принять душ и поспать — тогда ты сразу почувствуешь себя лучше.

И тут Майкл сообразил, что говорит ей «ты». Смутившись, он поднялся и оглядел номер. Мотель был типовой и шел по категории «люкс». Майкл зажег свет, и комната ожила, озарившись теплым мягким светом.

— Чувствуй себя как дома, — сказал он, уже подчеркнуто обращаясь к ней на «ты», и поставил на пол чемоданчик с одеждой, посланной Розой. — Не знаю, что она туда положила, но думаю, одежда вполне приличная. Я вернусь через час-другой. Теперь-то все будет в порядке, не правда ли?

Викки вяло кивнула.

— Боюсь, будет много хлопот с получением нового удостоверения личности, — сказала она. — Хотела бы я знать, куда пропала моя сумочка? Она исчезла, как только началась драка.

— Там было много денег?

— Да нет, всего два-три доллара. Я пыталась поговорить с барменом, чтобы он одолжил мне денег на такси — своих не хватало, — когда началось побоище…

— Ничего, главное, что все хорошо кончилось. Постарайся об этом не думать, — сказал он. — А что, если я принесу что-нибудь перекусить? Как ты относишься к гамбургерам и жареному мясу?

— Не стоит беспокоиться. Я не голодна, — чуть натянуто ответила она. — Как только мы вернемся и я получу зарплату, я за все заплачу.

— Нет проблем! — пожал плечами Майкл и двинулся к двери. Взглянув на себя в зеркало, он увидел отражение: девушка снова плакала. Майкл вернулся.

Он снова обнял ее, и Викки на мгновение прижалась к нему, а затем подняла заплаканное лицо и неуверенно улыбнулась.

— Мне нужно принять душ, — сказала она. — У меня такое впечатление, что я до конца жизни не отмою запах этой проклятой камеры.

Она задумалась и вдруг добавила:

— Я очень благодарна вам. Одного не пойму: почему мне так трудно сказать вам «спасибо»?

— Наверное, ты слишком редко слышала это слово в последнее время. — Майкл кивнул в сторону ванной комнаты: — Ладно, иди под душ, а я тем временем попробую отыскать что-нибудь получше гамбургеров.

— Я обожаю гамбургеры! — тут же откликнулась она. — И очень хочу есть. Просто у меня такая особенность: я не хочу никому быть обязанной. Но вы — другое дело.

Через несколько минут Майкл отыскал на улице таксофон и стал звонить по всем известным ему чикагским номерам, чтобы найти мистера Сэма. Наконец он обнаружил родителя в ресторане его любимого чикагского отеля, где тот собрался на поздний ленч с другими владельцами цирков. Как и следовало ожидать, мистер Сэм сразу же принялся ворчать по поводу отсутствия сына. Поскольку Майкл решил до поры до времени не распространяться об обстоятельствах исчезновения Викки, он наврал, что встретился со старым приятелем и немного задерживается. Мистер Сэм прорычал, чтобы Майкл немедленно возвращался, иначе он оставит его без зарплаты.

Потом Майкл позвонил на стоянку цирка и, к счастью, телефон в Серебряном фургоне отозвался. Поручив передать Розе, что все в порядке, он прошелся по магазинам, купил бледно-розовую губную помаду и маленькую кожаную сумочку с кожаным кошельком.

Поскольку отсутствовал он всего полчаса, то, чтобы не прийти слишком рано, Майкл зашел в ближайший бар и выпил стакан колы. На обратной дороге он накупил в китайском ресторане всевозможных закусок, которых хватило бы на целую компанию, и после этого вернулся в мотель.

Когда, открыв ключом дверь, он вошел, из радио по комнате лилась тихая музыка, а воздух был напоен тонким ароматом дорогого мыла. Викки спала на широкой постели, натянув одеяло по самый подбородок. Она вымыла волосы, и те блестящей волной рассыпались по подушке.

Майкл поставил коробку с едой на маленький столик очень осторожно, но Викки проснулась. Она смотрела на него так робко, что он не мог не улыбнуться. Куда делось то холодное высокомерное выражение, при виде которого ему хотелось унизить ее… или поцеловать прямо в губы? Выходит, это был просто щит самообороны, а настоящая Викки вот какая — хрупкая и неуверенная в себе… Если дело обстоит именно так, то он совсем пропал, потому что эту девушку он хочет даже больше, чем ту, другую.

— Вы были очень добры, — проговорила она. — Я… я особенно благодарна вам за то, что вы не задавали мне никаких вопросов.

— Ну, знаешь, нужно быть совсем идиотом, чтобы поверить, будто ты могла приставать к мужчинам и они из-за тебя передрались! — сказал он преувеличенно грубо.

Викки его замечание почему-то задело.

— А почему бы и нет? Вы считаете, что я совсем не привлекательна?

— Я вовсе не это имел в виду. Насколько я понимаю, ты способна на многое, но только не на это. Ты слишком… э-э… рафинированна. И пока ты не начала бросать в меня все, что попадется под руку, поясню: это комплимент.

Она пристально посмотрела на него, словно обдумывая услышанное, а затем улыбнулась. У Майкла перехватило дыхание.

«Господи, леди, неужели ты так ничего и не поняла? Неужели до тебя не доходит, что мы сейчас здесь одни и, судя по одежде, лежащей на стуле, ты под этим одеялом совершенно нагая, а я в конце концов мужчина. Господь свидетель, я мужчина… и никогда ничего подобного мне еще не приходилось испытывать».

Он увидел, как изменилось выражение ее лица, и только тут сообразил, что произнес что-то вслух. Майкл застонал и отвернулся. Он уже хотел уйти, как вдруг почувствовал ее руку на своем плече.

— Я знаю, что ты мужчина, — тихо сказала она. — Я давным-давно это знаю…

— Не понимаю, — еле выговорил он.

— А что тут понимать? Я пыталась этого не замечать, но у меня ничего не вышло.

— Боюсь, что сейчас в тебе говорит лишь чувство благодарности. Это ты понимаешь? — он не хотел играть в нечестную игру.

— Это не благодарность. Я уверена, что тебя послала Роза, как ты ни отбивался от этого поручения. Но… обними меня, Майкл. Обними — и тогда, может быть, я смогу навсегда забыть эту жуткую, отвратительную камеру… и вообще все ужасы моей жизни…

Майкл обнял ее и крепко прижал к себе. Она отчаянно нуждалась в утешении, он понимал это, но если бы на его месте был кто-то другой? Неужели она была бы такой же нежной и податливой? Эта мысль обожгла ему душу — но только на одно мгновение. В следующую секунду его рука обвила ее тонкую талию, и изголодавшееся, измученное тело Майкла задрожало. «Сейчас почувствует это и отшатнется», — подумал он, но Викки лишь теснее прижалась к нему, и слабый всхлипывающий вздох вырвался из ее груди.

Он еще соображал, что пользуется моментом, что Викки просто в шоке от пережитого ужаса, — но это уже не могло остановить его. Ничто на свете не могло остановить его — ни землетрясение, ни вселенский потоп. Ее тело, гибкое, бархатное тело опалило его жаром, ее нежные руки оплели его шею, и он понял, что пропал.

— Я хочу тебя, Викки, — прошептал он ей на ухо. — Боже, как я хочу тебя, Викки! Ты слышишь?


Викки слышала, но не ответила. Внутри ее тела происходило что-то, переполнявшее ее изумлением и недоверием к самой себе. Ей приходилось и раньше испытывать желание: когда она из подростка превращалась в девушку, а позже ее иногда возбуждали поцелуи Джима. Но сейчас все было иначе, сейчас колени слабели, тело таяло. Ее притягивало осязаемое свидетельство возбуждения Майкла, и блаженство стало еще сильнее, когда она сдвинулась, чтобы ощутить твердость мужского влечения нежной плотью в проеме своих бедер.