Хоть Макс и произнёс это вслух, тем не менее испуганно вздрогнул, услышав в ответ тихий стон. Это он стонал? Откуда-то, как ему показалось, издалека, послышалось покашливание. Теперь Демоуэри начал припоминать.

Он отправился к Бабуле Грендел, чтобы насладиться очередной ночью беспутства. Там он обнаружил некий курьёз и притащил его — вернее, её — к себе домой. И хотя в данный момент он не был уверен в причинах такого поступка, едва ли они его удивят. Ещё будучи ребёнком, он постоянно притаскивал домой всевозможную диковинную живность: главным образом насекомых, рептилий и грызунов. Мужчина призадумался: как бы его отец отнёсся к этому своеобразному трофею? К двадцати восьми годам Макс был уже не в том возрасте и уж точно не тех размеров, чтобы его можно было отшлёпать. Так или иначе, не существовало ни одной причины посвящать отца в это — как, впрочем, и любое другое — похождение из предпринятых им за последние полгода.

Второй донёсшийся из спальни слабый стон заставил мистера Демоуэри с трудом подняться на ноги. Не только голова, но и все мышцы заныли от боли, воскресив в памяти ещё парочку подробностей.

Он ввязался в шумную драку в дешёвом борделе, после которой ему к тому же пришлось расстаться с полсотней фунтов за право услышать, как какой-то клочок муслина благодарит его, попутно отказывая в благосклонности, за которую он пред тем столь щедро заплатил.

Демоуэри подтащил своё ноющее тело к приоткрытой двери спальни и уставился на хрупкую фигурку, запутавшуюся в постельном белье. Облачко светло-каштановых волос струилось по подушке, накрыв очень маленькое, как ему показалось, личико вуалью, из-под которой торчал лишь прямой тонкий носик.

«Бог ты мой, — подумал он в приступе внезапного отвращение к себе, — да она ещё совсем дитя».

В это самое мгновение объект его пристального наблюдения открыл глаза, и сердце мужчины упало. Огромные невинные карие глаза, сперва по-детски изумлённые, через мгновение стали испуганными, как только она вспомнила, где находится.

— Сколько тебе лет? — выпалил он, чувствуя, что необъяснимым образом пугает сам себя, и оттого раздражаясь всё больше.

— Двадцать один, — выдохнула девушка.

— Ха! — Макс промаршировал от двери и упал в глубокое кресло.

Он старательно не замечал звуков, доносившихся из спальни, — шелеста постельного белья, плеска воды, какого-то шуршания и стуков. Притворился слепым, когда Кэтрин тихонько выползла из комнаты и, схватив шляпные картонки, стремглав бросилась назад, наполовину прикрыв за собой упрямо неподдающуюся дверь.

Когда мисс Пеллистон наконец соизволила выйти, он протиснулся мимо неё в комнату, в свою очередь посвятив водным процедурам гораздо больше времени, чем обычно. Разве это он вчера притащил домой? Одетая в блёклое серое платье, с великолепными волосами, стянутыми на затылке в безвкусный узел, она ничуть не напоминала ту занятную проститутку, за которую он принял её прошлой ночью. Как, впрочем, и того ребёнка, который, как ему показалось, запутался в его простынях.

Зато это платье вкупе с узлом хорошо сочеталось с его воспоминаниями об их беседе. Вчера она разговаривала как учительница, что заодно с личным обаянием, воспоминание о котором промелькнуло у него в голове, взывало к его чувству юмора — или, может, уместнее сказать, чувству абсурда. Это создание было не из тех, кого ожидаешь обнаружить в заведении вроде притона Бабули Грендел.

Макса Демоуэри нельзя было назвать наивным молокососом. Он обладал значительным опытом общения со слабым полом как в Англии, так и за её пределами, и выслушал немало душераздирающих сказочек. В действительности он не поверил в историю девушки, но вытащил её из борделя, потому что она его забавляла. Сделка со старой сводницей казалась достойным завершением его полугодовой распутной оргии.

И только когда молодая женщина отказалась вознаградить его так, как он того ожидал под действием винных паров, Макс начал подозревать, что её рассказ, возможно, правдив. К тому же он никогда ещё не навязывал женщине своё общество.

Это всё, о чём он тогда был способен подумать. Сегодня же, при ясном, слишком ярком свете раннего дня, он обнаружил, что положение гораздо более запутано и неудобно. Обычную проститутку он, не раздумывая, вернул бы на улицы, справедливо положив, что она способна там выжить, иначе никогда бы не достигла своих преклонных двадцати с лишним лет. А вдруг она всё-таки не жрица любви?

«Довольно», — одёрнул себя Макс, свирепо вытирая лицо полотенцем. Если у него и возникло чувство обречённости, то лишь потому, что он проголодался и не в духе. Дать ей немного денег, и пусть идёт своей дорогой.

Макс размышлял, побриться ему сейчас или же после завтрака, когда услышал скрип входной двери.

Отшвырнув полотенце в сторону, он поспешил из комнаты, чтобы застать молодую женщину за попыткой закрыть дверь, не уронив шляпные картонки.

Ему бы вздохнуть с облегчением и объявить: «Скатертью дорога!», но, мельком взглянув на её лицо, Макс вместо этого спросил:

— Проклятье, и чем это вы занимаетесь?

Вздрогнув от неожиданности, Кэтрин всё же уронила одну картонку.

— О! Я ухожу. Если уж на то пошло, мне вовсе не следовало злоупотреблять вашим гостеприимством. Я хочу сказать, мне не следовало засыпать…

— А-а, вы собирались уйти среди ночи.

— Да. То есть нет. — Она протянула руку, чтобы заправить под немодную шляпку лёгкий завиток, выбившийся из узла.

Часть его размышляла над тем, для чего девушка вырядилась столь чертовски непривлекательно, в то время как другая — зачарованно наблюдала за её отчаянными усилиями скрыть испуг. Каждая попытка взять себя в руки отчётливо отражалась на её лице, и особливо в больших выразительных глазах.

— Я лишь имела в виду, что ситуация очень неловкая. Более того, я причинила вам массу неудобств и потому почла за лучшее уйти и оставить вас в покое. Уверена, у вас много дел.

— Могли хотя бы попрощаться. Так обычно поступают воспитанные люди.

— О, разумеется. Мне так жаль. Я ни за что не хотела показаться грубой. — Кэтрин подняла с пола картонку. — В таком случае до свидания, — проговорила она. — Нет, ещё не всё. Благодарю за всё, что вы для меня сделали. Я верну вам… пятьдесят фунтов, я имею в виду. Выслать их сюда?

Хоть мистер Дэмоуэри и не знал, чего именно он ожидал, но точно не этого. Он был также убеждён, что пусть она и не маленькая девочка, но вполне могла бы ею быть — такая хрупкая, такая невозможно наивная и такая потерянная, словно волшебная фея, забредшая слишком далеко от своего лесного домика.

Это причудливое сравнение рассердило Макса и, когда он заговорил, голос прозвучал резче, чем входило в его намерения.

— Даже не думайте. Что вы сейчас сделаете, так это избавитесь от ваших нелепых коробок, сядете и позавтракаете. Сядьте, — повторил он, когда девушка принялась пятиться к лестнице. — Не сядете сами, так я помогу.

Кэтрин прикусила губу.

— Благодарю, но я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. — Вернувшись, она бросила шляпные картонки и, промаршировав к креслу, уселась в него. — Меня и так уже достаточно швыряли, — понизив голос, добавила девушка, на её личике появилось мятежное выражение.

— Прошу простить меня, мэм… мисс Петтигрю, если я правильно помню, но вы выбрали себе в спасители необычайно невнимательного и нетерпеливого парня. И прямо сейчас я с нетерпением жду своего завтрака. Боюсь, с ним придётся повременить, потому что моя домовладелица — самая медлительная и бестолковая неряха из всех, живущих на земле. Пока меня не будет, у вас, надеюсь, не возникнет никаких безумных идей о том, как бы ускользнуть отсюда. Вы находитесь в самом центре Сент-Джайлса. Если вы не знаете, что это означает, то предлагаю вам вспомнить Чолли с Джозом и представить себе несколько сотен их самых близких друзей, разгуливающих по улицам. Это должно дать вам некоторое представление о районе — хоть и весьма приблизительное.

Хозяин вернулся двадцатью минутами позже, неся поднос с кофейником и тарелками, наполненными ломтями хлеба, маслом и сыром.

Ели они, по большей части, молча; мистер Демоуэри целиком отдался утолению зверского голода, а мисс Петтигрю (урождённая Пеллистон) была просто не в состоянии сформулировать хоть сколько-нибудь связное предложение из-за вереницы тревог, не оставлявших её ни на секунду. Только убедившись, что на тарелках не осталось ни крошки, Макс вновь обратил внимание на гостью.

Теперь, когда его желудок наполнился, в голове слегка прояснилось, он снова принялся размышлять, что же на него нашло прошлой ночью. Она совершенно не в его вкусе. Он был высоким, крепко сложённым мужчиной и предпочитал женщин, до которых можно дотронуться, не боясь при этом сломать. К его типу относились полногрудые амазонки — крепко сбитые страстные женщины, не возражавшие, если голова мужчины затуманена спиртным, а манеры чуточку грубоваты, до тех пор пока его кошель полон, а денежки отстёгиваются.

Макс поразился тому, что, лишь взглянув на эту заблудшую овечку, не помчался назад к Бабуле Грендел, дабы вытребовать себе более приемлемый образчик женской красоты. Мисс Петтигрю выглядела удручающе недокормленной — настолько, что показалась ему даже меньше, чем была на самом деле. По правде говоря, она смотрелась столь тощей, что он не мог взять в толк, что именно счёл таким интригующим прошлой ночью. В любом случае это обстоятельство беспокоило его меньше, чем осознание того, что его огромная неповоротливая особа едва не изнасиловала эту юную беспризорницу.

Его никогда не привлекали дети, разгуливающие по улицам Лондона и населяющие бордели, хотя он знал немало отличных парней, которые бы с ним не согласились. Неужели, на протяжении полугода погрязая во всевозможных распутствах в последней отчаянной попытке насладиться чем-то, напоминающим свободу, он окончательно испортил свой нрав и развратил разум?

«Однако, — мрачно напомнил он себе, — с подобными экскурсиями по самым злачным местам Лондона покончено».

В дальнейшем, если ему захочется женского общества, придётся искать его общепринятым способом. И пройти через обычные изнурительные уговоры, чтобы сделать какую-нибудь Светскую Шлюху своей любовницей.

Даже удовлетворение простых плотских желаний теперь осложнится адски запутанным политесом. Макс отказывался даже думать об ещё больших осложнениях, ожидающих его, когда он обзаведётся женой… и выводком наследников, которых ждёт не дождётся его отец.

Мистер Демоуэри сердито посмотрел на эльфа — или кем там она была — и ещё больше вышел из себя, заметив страх, мелькнувший в её глазах.

— Да не собираюсь я вас есть, — отрезал он. — Хватило завтрака.

— Да, — сухо отозвалась она. — Поражаюсь, как вы смогли с ним управиться. Мой ба… то есть некоторые люди совершенно неспособны проглотить ни крошки после ночи возлияний.

Девушка вздрогнула… нет, по правде говоря, она дёрнулась. Смутно припоминая, что видел это нервное движение прежде, Макс призадумался: уж не тик ли это.

— О, прошу прощения. Вы были очень добры, разделив со мной свой завтрак. Спасибо. — Она поднялась. — Не смею больше отнимать ваше время. Полагаю, я и так уже причинила вам немало неудобств. — Немного поколебавшись, Кэтрин протянула руку. — Прощайте, мистер Демоуэри.

Памятуя о манерах, мужчина встал, чтобы ответить на рукопожатие.

«Какая маленькая белая ручка», — подумалось ему, в то время как её ладонь утонула в его собственной огромной загорелой лапе. Это наблюдение тоже раздосадовало его, и Макс уже был готов поторопить девушку идти своей дорогой, когда вдруг взглянул в её лицо. Выразительные глаза напрочь опровергали непоколебимое спокойствие, написанное на лице. Они отчётливо говорили: «Я совсем потерялась и крайне напугана».

На лице мистера Демоуэри, в свою очередь, появилось выражение смирения.

— Не думаю, что вы имеете хотя бы малейшее представление о том, куда идти?

— Разумеется, имею. Моя подруга… та, которую я намеревалась навестить…

— Не представляю, что за подруга могла позволить наивной молодой мисс самой искать дорогу от постоялого двора через незнакомый город, но, полагаю, это меня не касается. Однако я, в отличие от вас, не столь наивен и знаю, что раз уж вы оказались так глупы, что позволили старой проститутке одурачить себя, то в жизни не доберётесь до своей подруги в одиночку. Дайте мне несколько минут переодеться во что-нибудь, ещё не служившее мне пижамой, и я провожу вас.

— О… вы так добры, но в этом нет необходимости. Уверена, при свете дня я и сама смогу найти дорогу.

— Только не в этом районе, дорогая. Здешним мерзавцам без разницы — ночь сейчас или день.

Кэтрин замерла. Очевидно, сравнивая опасности, подстерегавшие на грязных улицах, с тем, чем она рискует, приняв его покровительство. Должно быть, девушка рассудила, что он является меньшим из двух зол, потому как вскоре ей удалось пропищать слова благодарности, после чего она принялась усердно разглядывать оборванный угол ковра под ногами.