Виктория Хольт

Виктория – королева Английская

Посвящается Мэри Бэррон

ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ ГОД

Это был очень важный год. Наполеона отправили в изгнание, его власть сломили. Матери больше не пугали своих детей, говоря им: «Вот придет Бони и унесет тебя!», потому что Бони стал бессильным изгнанником, и даже самый маленький ребенок знал это. Он стал объектом для насмешек, ненависти или жалости, в зависимости от того, как к нему относился тот или иной человек. Непобедимый Веллингтон и усатый Блюхер разгромили его при Ватерлоо, и звезда Бони навсегда закатилась.

«Бони-воин – вчерашний день, Жан-Франсуа», – издевательски распевали ребятишки.

Никогда еще Англия не казалась такой богатой и влиятельной. Гуманитарные науки процветали благодаря утонченному вкусу принца-регента; в истории страны государство редко столь щедро поощряло творческий гений. Теперь, когда слава Франции померкла, нигде в мире не нашлось бы дворца, способного сравниться с Карлтон-хаусом; а «Павильон» в Брайтоне, эта феерия в восточном духе, не имел себе равных, хотя своим замыслом он, возможно, и был обязан китайским художникам.

Внешний блеск соответствовал славе. Мир не знал второй такой мощной державы, и вместе с тем недалеко от Карл-тон-хауса, в лачугах Севен Дайалз, люди умирали от голода; бремя национального долга стало непосильным; ткачи Манчестера бунтовали против установки станков, и голодные толпы шли на Лондон, сжигая по пути сено на полях и угрожающе распевая «Марсельезу». Ни один из членов королевской семьи никогда не забывал об ужасной участи, постигшей их родственников на другом берегу Ла-Манша: зверская жестокость, убийства, падение режима и последовавший за этим хаос – это была самая кровавая революция, какую когда-либо знал мир.

В одной из своих глупых речей герцог Кларенский как-то сказал, что у народов Европы есть привычка рубить головы своим королям и королевам, и что скоро там будет много тронов без королей и много королей без голов.

Правда, Кларенс считался дурачком в семье. Возможно потому, что он не получил такого образования, как братья. Отец, стремясь сделать из него мужчину и освободить от тлетворного влияния братьев, отправил сына на флот, когда ему исполнилось тринадцать лет. И хотя с ним вместе послали наставника, герцог стал моряком, но не ученым мужем, так как сам не проявлял склонности к учебе, да и обстоятельства не способствовали ей.

Принц-регент был недоволен жизнью. Ему недоставало того, чего он так жаждал: одобрения со стороны своих подданных. Он не мог заслужить его, как бы ни стремился к этому. Они его ненавидели, преувеличивая недостатки и преуменьшая достоинства. Принц-Само-Очарование в детстве превратился в Принца Нелепого в зрелом возрасте.

В один самый ужасный январский день, когда он ехал на открытие сессии парламента, враждебно настроенная толпа окружила его экипаж и побила в нем стекла, а кто-то воспользовался смятением, чтобы выстрелить, причем пуля пролетела в нескольких сантиметрах от него.

Регент не был таким храбрым, как его отец, который спокойно относился к подобным актам оскорбления королевского достоинства. «Есть тот, кто распоряжается всем на этом свете, и я верю в него», – заметил Георг III, когда потенциальный убийца выстрелил в его карету, и затем, вытащив пулю из рукава, где она застряла, он сказал лорду Онслоу, сидевшему рядом: «Милорд, сохраните ее как память о том вежливом обхождении, с которым мы столкнулись сегодня». Принцу-регенту недоставало веры отца, и единственная роль, которую он не мог сыграть убедительно, была роль человека безразличного к смерти. Он беспокоился о своем здоровье, не был готов умереть и, будучи более просвещенным человеком, чем его отец, с большим отвращением относился к грязной, неграмотной и безрассудной толпе.

«За что они так ненавидят меня? – спрашивал он себя. – Я шел на все, чтобы возвеличить нашу страну. Я бы встал рядом с Веллингтоном, если бы мне разрешили. Но коль скоро это было невозможно, я оказал честь Веллингтону и сделал его своим другом. Я принес красоту и культуру моей стране; я даже дал им наследницу трона, хотя они никогда не будут в состоянии понять, чего мне это стоило. И все равно они ненавидят меня».

Его брат Фредерик, герцог Йоркский и главнокомандующий сухопутными войсками, не вызывал такой ненависти, как он, хотя и явился причиной одного из самых громких скандалов, от которых пострадала королевская семья, когда его любовницу, Мэри-Энн Кларк, обвинили в том, что она торговала офицерскими патентами, а письма Фредерика – пошлые, безграмотные и в высшей степени откровенные – зачитали в суде. Пришлось уволить Фредерика из армии, что не помешало ему занять тот же пост, когда его брат стал регентом. На какое-то время Фредерик попал под огонь сатириков и карикатуристов, однако постепенно ему удалось вернуть снисходительное расположение граждан.

«Ну почему мне не удается сделать то же самое?» – удивлялся регент. Он был умней Фредерика; он был фактическим королем; он исполнил свой отвратительный долг, женившись на Каролине Брауншвейгской, которая родила ему дочь. И несмотря на все это – никакой благодарности. В своих карикатурах они изображали его в два раза толще, чем на самом деле; писали ужасные вещи о нем. Писателя Ли Ханта оштрафовали и посадили в тюрьму за клевету на него. Они называли его «толстяком». Когда он слышал это слово, его бросало в дрожь. Они преувеличивали его странности. По существу, сотнями способов доказывали, что самым непопулярным человеком в стране является ее правитель.

Часто ему вспоминался давний разговор с лордом Мальмсбери, который был его другом, хотя он так и не смог простить ему того, что тот не предупредил его о вульгарности Каролины Брауншвейгской. Ведь Мальмсбери, королевский посол, поехавший в Брауншвейг, чтобы договориться о браке, прекрасно знал о грубости Каролины, о ее нечистоплотности, о том, что она не годится ему в жены. Всякий раз, когда он думал о ней, его слегка вздернутый нос, такой очаровательный в молодости, морщился от отвращения. Всего этого не произошло бы, если бы он мог официально жениться на Марии Фитцерберт. Он был бы счастливым человеком, монархом, которого любит его народ, и разве мог бы он найти женщину, более достойную стать его королевой, чем Мария?

Но жизнь обошлась с ним жестоко.

Регент был уверен в том, что, если бы он мог избавиться от этой женщины и жениться вновь – на сей раз на своей собственной избраннице, – у него быстро появился бы наследник мужского пола. Это положило бы конец надеждам его дочери Шарлотты на престол, чему он был бы рад. Шарлотта пользовалась популярностью в народе, который, казалось, ждет не дождется, когда Георг уйдет и она станет королевой. Говорили, что англичане предпочитают королям королев. Бытовало суеверие, согласно которому при них страна процветала, как это было при Елизавете и Анне.

И теперь они ждали, чтобы Шарлотта стала королевой, бурно приветствуя ее всякий раз при встрече, а она прекрасно знала об этом и делала все, чтобы поощрять такое отношение к себе. Шарлотта появлялась среди людей, любовно держа под руку своего мужа Леопольда; пресса тепло писала о ней, и сейчас, когда она ожидала в Клэрмонте рождения ребенка, принцесса стала для народа предметом слепого обожания.

Мать регента, королева Шарлотта, утверждала, что никогда еще королевская семья не пользовалась таким расположением, и все это только благодаря ее внучке, к тому же ее тезке. Если не считать рождения детей – конечно, в умеренных количествах, – народу больше всего нравились браки в его королевской семье. В ее собственной жизни такие счастливые события случались слишком часто: ведь она дала стране пятнадцать детей. Это чересчур, в особенности если учесть, что каждого из них нужно было наделить титулом и доходом. Двое из них умерли еще до того, как им понадобились эти дорогостоящие атрибуты, но и тринадцать тоже большое число, причем семеро из них – сыновья!

Жизнь такая капризная штука. У короля с королевой было пятнадцать детей, а у регента – всего один ребенок, да и та девочка.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что все взоры были обращены на Клэрмонт, где принцесса Шарлотта, предполагаемая наследница английского престола, ожидала рождения ребенка.

Но еще до конца этого важного года принцесса Шарлотта родила мертвого сына.

Так что напрасно ожидали ребенка – будущего короля Англии. Еще страшней то, что вскоре после родов сама Шарлотта, пока лишь юная наследница престола, тоже умерла.

Казалось, Ганноверская династия прекратит свое существование, если не будут приняты срочные меры.

Страна нуждалась в наследнике. Стареющие сыновья короля, отошедшего от дел из-за помрачения рассудка, должны были жениться без промедления.

КОРОЛЕВА И РЕГЕНТ

Королева Шарлотта находилась на водах в Бате, когда до нее дошло известие о смерти внучки. Услышав это, она лишилась чувств. Служанки перенесли ее на постель, и, едва придя в себя, она стала размышлять о том, чем чревато это ужасное несчастье для семьи.

– Кто бы мог подумать, – шептала она своей дочери Елизавете, покорно сидевшей у ее постели. – Я и представить себе не могла, что случится нечто подобное. Шарлотта была так молода.

– Ее беременность затянулась, мама, – напомнила Елизавета. – Я думаю, что врачей это начинало беспокоить.

– Бедный Георг! Он, наверное, умирает от горя. Мы должны немедленно вернуться. Нам необходимо будет разработать план.

– Мама, вам надо немного отдохнуть.

Королева удивленно посмотрела на свою сорокасемилетнюю дочь. Даже при таких обстоятельствах она считает себя вправе указывать матери, что делать. Однако королева решила простить дочери ее промах. Осознав свою бестактность, Елизавета быстро добавила:

– Так советует ваш врач.

Королева закрыла глаза. «Я старая женщина, – подумала она. – У меня осталось немного времени, и что-то надо предпринять очень быстро. Их так много, но ни один не дал нам законного наследника. Они уже немолоды. Это грозит гибелью династии. Кто бы мог поверить, что при семи сыновьях не окажется ни одного законного ребенка младшего поколения!»

Георг был единственным, кто исполнил свой долг. Бедный милый Георг, такой разборчивый, такой элегантный, был вынужден жениться на этой женщине. Конечно, он мог бы получить в жены ее племянницу, Луизу Мекленбург-Стрелиц, вместо племянницы короля, Каролины Брауншвейгской, и именно в этом состояла самая большая ошибка в жизни Георга. Но королева сочувствовала ему, любила как никого на свете своего первенца, своего умного, с младенческих лет красивого Георга. Его очаровательный портрет того времени она все еще держала на своем туалетном столике. Ей надо немедленно повидаться с сыном.

Конечно же, он в отчаянии. Они с Шарлоттой всегда конфликтовали, но ведь Шарлотта – надо быть справедливым, даже если не принято говорить нелестное о человеке, который только что умер, – была трудным ребенком. Вульгарная молодая особа, не больше и не меньше. Никакого намека на королевское достоинство: всегда готовая общаться с простонародьем и не очень-то уважительно относящаяся к своим теткам, которых называла «старушками», и к бабушке, которую прозвала Бегумой. Однажды она бросила в королеву яблочный пирог – а может быть, вареную баранину? – ведь именно эти две вещи она действительно ненавидела. К тому же Шарлотта постоянно убегала к матери, создавая самые неприятные осложнения, настраивая общественное мнение против регента и вызывая симпатии к его порочной жене. Позже она отказалась выйти замуж за принца Оранского, хотя ее отец дал ей совершенно ясно понять, что таково его желание, и разорвала помолвку как… какая-нибудь девчонка из простонародья, которой позволено делать все, что ей заблагорассудится, а не принцесса и наследница престола.

Однако она стала вести себя лучше после того, как вышла замуж за Леопольда Саксен-Кобургского, которого выбрала сама; Шарлотта любила его, а она никогда ни в чем не знала меры. Они довольно скромно жили в Клэрмонте, и люди часто видели, как Шарлотта прогуливается вблизи дома, крепко держась за руку мужа. Конечно, члену королевской семьи не пристало так себя вести, хотя людям это нравилось, а семья действительно остро нуждалась в одобрении народа. Вульгарная молодая особа, Шарлотта сделала для популярности семьи больше, чем любой другой, так что за это она заслуживала благодарности. Из Клэрмонта поступали вызывающие умиление сообщения о гармонии в отношениях королевской четы, о том, как принц Леопольд пел для супруги, читал ей книги и оказывал на нее благотворное влияние, убеждая в необходимости достойного поведения. О том, как она слушала его – а ведь принцесса никогда никого не слушала – и заявляла, что она его обожает и что сила ее любви по своей грандиозности может сравниться разве что с долгом перед нацией.