Камилла убрала волосы Иви под белую хлопковую ленту и начала мягко массировать ей лоб.

– Что касается аксессуаров, или как они там называются, то я все смотрела и смотрела и все равно не поняла, для чего нужна половина из них. Кто захочет купить вещь, не зная, как ее приспособить? Так и с ума сойти недолго. Нет, спасибо, это не для меня.

– Так что, неудачный поход? – поинтересовалась Камилла, закончив накладывать маску.

– О нет, я воспользовалась вашим советом, милая. Купила в конце концов два гарнитура. – Она заговорила тише. – За тридцать два года брака впервые видела у Леонарда такое лицо. Он решил, что удача ему все-таки улыбнулась. – Она хмыкнула. – А я после думала, что просто убила его.

– Зато он больше не говорит о кабельном телевидении. С голландскими каналами.

– Нет. И мысль о боулинге он тоже оставил. Так что, Камилла, вы оказали мне огромную услугу. Огромную. Можно мне снова сделать на глаза те примочки? В прошлый раз они чудно помогли.

Камилла Хаттон подошла к шкафу и потянулась к четвертой полке, где держала примочки «Прохладные глаза». С утра ни одной свободной минуты: обычно такой наплыв клиентов случается перед свадьбой или танцами в отеле «Ривьера». Но с приближением летнего сезона все городские дамы прихорашивались в ожидании ежегодного приезда отдыхающих.

– Вам какие – чайные или огуречные? – спросила она, ощупывая коробки.

– Чайные, пожалуйста. Кстати, нельзя ли попросить Тэсс приготовить чашечку? У меня в горле совершенно пересохло.

– Без проблем, – ответила Камилла и позвала молодую помощницу.

– Но одна вещь заставила меня рассмеяться. Только между нами. Подойдите-ка поближе. Не хочу кричать на весь салон. Я рассказывала вам о перьях?

С наступлением весны у людей словно развязывались языки. Можно было подумать, что мартовский ветер, дувший с моря, потихоньку разгонял зимний застой, напоминая людям о грядущих переменах. Дамам он обещал новый поток женских журналов.

Когда ее босс, Кей, почти девять лет назад открыла салон, женщины не торопились его посещать. Стеснялись ухаживать за собой, боялись, что это можно принять за изнеженность. Сидели напряженные и молчаливые, словно ожидая насмешки или какой-нибудь ужасной ошибки с ее стороны, пока она накладывала кремы и делала массажи. Но постепенно они стали завсегдатаями. И примерно в то время, когда адвентисты седьмого дня заняли старую методистскую церковь, дамы разговорились.

Теперь они рассказывали Камилле обо всем: о неверных мужьях, о непослушных детях, о горьких потерях младенцев и радости рождения новых. Они рассказывали такое, что не посмели бы рассказать даже викарию, и шутили: о вожделении, любви и любовном пыле, как у Леонарда, возрожденных к жизни. А она ничего не рассказывала. Не судила, не смеялась, не осуждала. Просто слушала, пока работала, а потом, весьма редко, ненавязчиво давала совет, вселяя в них уверенность. Твоя паства, шутил Хэл. Но это было давно, когда Хэл еще шутил.

Она склонилась над лицом Иви, потрогала кончиками пальцев затвердевшую маску для увлажнения кожи. Морской воздух создавал неблагоприятную среду для кожи. От соли и ветра на лицах женщин появлялись преждевременные морщинки, кожа старилась, покрывалась веснушками, и никакие увлажнители не помогали. Камилла носила свое средство для увлажнения в сумке и целый день его применяла. Терпеть не могла пересохшей кожи – ее даже передергивало.

– Сниму через минуту, – сказала она, постучав по щеке Иви. – Сначала позволю вам выпить чая. Тэсс уже идет.

– Мне уже гораздо лучше, дорогая. – Иви откинулась в кресле так, что оно запищало под внушительной тушей. – После сеанса у меня всегда такое ощущение, словно я заново родилась.

– Похоже, ваш Леонард тоже так думает.

– Вот и чай. Вы ведь пьете без сахара, миссис Ньюком? – У Тэсс была уникальная память насчет чая и кофе для клиенток. Бесценное качество для работницы косметического салона.

– Все правильно, дорогая. Чудесно.

– К телефону, Камилла. Кажется, из школы.

Звонила школьный секретарь. Говорила она твердо и в то же время елейно, как имеют обыкновение говорить те, кто привык с помощью стального обаяния добиваться своего.

– Миссис Хаттон? Здравствуйте, это Маргарет Уэй. У нас возникла небольшая проблема с Кейти, и мы подумали, что будет лучше, если вы сможете приехать и забрать ее.

– Что-нибудь серьезное?

– Нет, ничего. Просто ей нездоровится.

Ничто так не тревожит сердце, как неожиданный звонок из школы, подумала Камилла. Работающие мамы реагировали всегда одинаково: испытывали облегчение, что с ребенком ничего не случилось страшного, а затем раздражение, что им поломали весь рабочий день.

– Она говорит, что уже несколько дней испытывает недомогание. – Безобидное с виду замечание содержало легкий упрек: не посылайте своих детей в школу, если они больны.

Камилла вспомнила о книге записей.

– А ее отцу вы звонили?

– Нет. Мы предпочитаем сначала звонить матери. Ребенок всегда просится к маме.

Что ж, все ясно, подумала она.

– Ладно, буду немедленно, – сказала Камилла и повесила трубку. – Тэсс, мне нужно отлучиться, забрать Кейти. Кажется, она заболела. Я постараюсь быстро, но тебе, возможно, придется отменить несколько встреч после обеда. Мне очень жаль.

Мало кто согласится, чтобы их вместо Камиллы обслуживала Тэсс. Дамы не были расположены рассказывать Тэсс то, чем охотно делились с Камиллой. Слишком еще молода. Слишком… Впрочем, Камилла понимала, что на самом деле они имели в виду.

– Сейчас многие болеют, – подала голос Иви из-под маски. – Шейла не встает уже почти десять дней. Полагаю, зима слишком теплая. Бактерии легко размножаются.

– Мы с вами практически закончили, Иви. Не возражаете, если я отойду? Тэсс вместо меня нанесет вам на кожу сужающий поры увлажнитель.

– Ступайте спокойно, дорогая. Все равно мне тоже скоро уходить. Обещала Леонарду рыбу на ужин, а у меня закончился замороженный картофель.

* * *

Кейти уснула под одеялом. Она извинилась с необычной для восьмилетнего ребенка взрослостью за то, что прервала рабочий день матери, а потом сказала, что хочет спать. Поэтому Камилла, сидя у кровати и положив руку поверх одеяла, чувствовала бессилие, тревогу и в то же время раздражение. Школьная медсестра сказала, что девочка выглядит очень бледной, после чего поинтересовалась, не свидетельствуют ли темные круги под глазами, что она поздно ложится спать. Камиллу оскорбил ее тон и невысказанное предположение, что «состояние» Камиллы, как вежливо это называлось, не всегда позволяло ей следить за дочерью.

– У нее в комнате нет телевизора, если вы это имеете в виду, – резко ответила она. – Спать она ложится в половине девятого, и я читаю ей перед сном.

Но медсестра сказала, что Кейти дважды за эту неделю засыпала во время урока и вообще выглядела сонной, поникшей. А еще напомнила, что не прошло и двух недель с тех пор, как девочка болела в последний раз.

– Возможно, у нее легкая анемия, – предположила медсестра, и от ее доброжелательного тона Камилле стало еще хуже.

Когда они медленно шли домой, Камилла спросила, не из-за нее ли с папой все это случилось, но Кейти раздраженно ответила, что она «просто больна», ясно давая понять, что разговор окончен. Камилла не настаивала. Все говорили, что она хорошо справляется. Быть может, даже слишком хорошо.

Она наклонилась и поцеловала спящую дочь, потом погладила шелковую морду Ролло, их лабрадора. Пес со вздохом уселся рядом и стал тыкаться мокрым носом в ее голую ногу. Так она посидела с минуту, прислушиваясь к часам на камине и далекому гулу улицы. Придется позвонить. Она сделала глубокий вдох.

– Хэл?

– Камилла?

Она давно перестала звонить ему на работу.

– Прости, что отрываю. Просто мне нужно поговорить о сегодняшнем вечере. Ты можешь вернуться домой пораньше?

– Зачем?

– Кейти прислали домой из школы, а мне нужно уйти и обслужить пару клиенток, которых я отменила днем. Может быть, сделать перезапись.

– А что с дочкой?

Она слышала в трубке звук далекого радио – ни стука молотков, ни лязга инструмента, ни голосов, которые когда-то указывали на процветающую мастерскую.

– Какой-то вирус, наверное. Она слегка подавлена, но, по-моему, ничего серьезного.

– Тогда хорошо.

– Школьная медсестра считает, что у нее может быть небольшая анемия. Я уже купила таблетки с железом.

– Ладно. Да, она действительно в последнее время немножко бледная. – Голос его звучал спокойно. – Так с кем ты встречаешься?

Она знала, что так и будет.

– Я пока ни о чем не договорилась. Только хотела узнать, возможно ли это.

Она чувствовала, что он колеблется.

– Ладно, работу я могу принести с собой.

– Ты занят?

– Нет. По правде говоря, у меня затишье на этой неделе. Планирую, как мне сэкономить на туалетной бумаге и лампочках.

– Что ж, как я уже сказала, у меня ничего не решено. Если никто не сможет прийти, тебе не нужно будет возвращаться раньше.

Оба были очень вежливы. Очень внимательны.

– Без проблем, – сказал он. – Ты же не хочешь расстраивать своих клиенток. Нет смысла рисковать нашим единственным хорошим бизнесом. Просто… Позвони, если понадобится забрать тебя откуда-нибудь. Я всегда смогу попросить твою маму посидеть с Кейти пять минут.

– Спасибо, дорогой, ты меня здорово выручишь.

– Без проблем. Извини, мне пора.

* * *

Камилла и Хэл Хаттоны состояли в браке ровно одиннадцать лет и один день, когда она призналась мужу, что его подозрения насчет Майкла, агента по недвижимости из Лондона, были небеспочвенны. Момент она выбрала, прямо скажем, неподходящий. Они как раз проснулись на следующий день после празднования годовщины свадьбы. Но Камилла была честным человеком – во всяком случае, такой себя считала до эпизода с Майклом, – и ее талант носить в себе чужие секреты не распространялся на нее саму.

По мнению окружающих, у них был счастливый брак. Камилла и сама так говорила в тех редких случаях, когда открывала рот. Она не принадлежала к романтичным особам, но Хэла любила с неукротимой страстью, которая, в отличие от браков ее подруг, не перешла постепенно во что-то более спокойное (по словам ее матери, так называли брак без секса). Они были красивой парой. Хэл, по общему мнению, «подтянутый», а она высокая и сильная, с густыми светлыми волосами и бюстом, как у мультяшной барменши. К тому же он со своим университетским дипломом, перспективами и умением реставрировать антикварную мебель был готов взять на себя заботы о ней. А ведь не всякий так поступил бы, несмотря на все ее обаяние. Их взаимная страсть была такой всепоглощающей и многолетней, что даже стала предметом шуток среди их друзей. Однако, когда они шутили, Камилла всякий раз слышала в их голосах еще что-то, очень похожее на зависть. Страсть была для них способом общения. Когда он молчал или уходил в себя, а она чувствовала, что не способна навести мосты, когда они ссорились и она не знала, как вернуть его домой, всегда выручал секс. Бурный, радостный, целительный. Не угасший после появления Кейти. Если на то пошло, с годами она хотела его сильнее.

И это стало частью проблемы. Хэл начал самостоятельное дело, открыв мастерскую в Харидже, и пропадал там целыми днями. Задерживался допоздна, о чем сообщал по телефону. Первый год для нового бизнеса всегда самый сложный. Она пыталась понять, но ее физическая тяга к нему все возрастала, как и повседневные проблемы из-за его отсутствия дома.

Затем в экономику пришел спад, и реставрация мебели оказалась в самом конце списка приоритетных дел. Хэл все больше отдалялся, а иногда вообще не приходил домой ночевать. Слабый запах пота от его одежды и щетина на подбородке говорили о том, что он в очередной раз ночевал на диванчике в своем кабинете, мрачное настроение свидетельствовало о неоплаченных счетах и уволенных сотрудниках. И он больше не хотел спать с ней. Слишком устал. Слишком подавлен всем происходящим. Он не привык к неудачам. И Камилла, не знавшая за все тридцать пять лет своей жизни, что такое быть отвергнутой, запаниковала.

Вот тут как раз и появился Майкл. Майкл Брайант, недавно прибывший в город из Лондона, чтобы преуспеть благодаря растущему спросу на пляжные домики и прибрежные бунгало. Он с самого начала воспылал к Камилле и не замедлил сообщить ей об этом. В конце концов, теряя разум от горя, что муж от нее вот-вот уйдет, лишенная физической любви, которая поддерживала в ней жизненные силы, Камилла сдалась.