Однажды она все-таки спасла приглянувшийся диванчик, умудрилась отыскать торговца мебелью, который увел диван прямо у нее из-под носа, пока она осматривала всякую ерунду в лавке, и предложила перекупить у него. Он зарядил ей почти двойную сумму от первоначальной цены, и хотя в то время деньги ее не волновали, а получить диванчик хотелось отчаянно, спустя несколько месяцев она пришла к выводу, что заплаченная цена каким-то образом испортила все удовольствие от вещи. Теперь, когда она смотрела на него, она видела не с трудом добытый антиквариат, а непомерную сумму, которую ее заставили заплатить.

– Все в порядке? – спросил Джонс, стоя у штабеля запакованных дверей. – Купили что хотели?

– Нет, – ответила Дейзи, небрежно прислонившись к одной из дверных панелей с матовым стеклом. Она решила про себя, что не станет ныть. Этот случай послужит ей уроком. – Упустила момент, – призналась она, потом ойкнула и повалилась вбок, когда стекло треснуло и рассыпалось.

* * *

Они провели два часа сорок минут в приемной «скорой помощи», где она получила двенадцать швов, марлевую перевязь и несколько чашек подслащенного чая из автомата.

– Думаю, обед мы не потянем, – сказал Джонс, когда позже помогал ей сесть в машину, – но пара глотков чего-нибудь крепкого, вероятно, придется кстати. – Он вложил ей в здоровую руку коробочку с обезболивающим. – Да, их можно принимать с алкоголем. Это первое, что я проверил.

Дейзи молча сидела на пассажирском месте, вся забрызганная кровью, в разобранных чувствах и гораздо больше потрясенная, чем ей хотелось бы признать. Джонс повел себя на удивление прекрасно: терпеливо сидел с ней во всех очередях, пока дежурные сестры, а потом и врачи обрабатывали ей раны и зашивали руку, так что в конце концов она стала походить на тряпичную куклу. Джонс отлучался дважды, чтобы поговорить по телефону. Один звонок, как он позже признался в машине, он сделал Лотти, предупредив, что Дейзи вернется позже, чем предполагалось.

– Она рассердилась? – спросила Дейзи, в ужасе глядя, как пятна крови на светлой кожаной обивке становятся коричневыми.

– Ничуть. С девочкой все в порядке. Лотти заберет ее с собой, так как обещала мужу поужинать с ним дома. А вы не в состоянии сесть за руль.

– Вот мистер Бернард обрадуется.

– Послушайте, это несчастный случай. Со всеми бывает. Не переживайте.

Он весь день был таким – спокойным, уверенным, – словно никуда не спешил и ни о чем не волновался. Они очень сблизились за то время, что провели на пластиковых стульях в больничном коридоре: ей приходилось опираться на него, а ему – бинтовать ей руку и ждать врачебной помощи. И говорил он с ней тихо и ласково, как говорят с больными. Иногда ей даже не верилось, что это тот самый человек, который утром посадил ее в машину у Ливерпульского вокзала.

– Я испортила вам день?

Он рассмеялся на это и, не отрывая взгляда от дороги, покачал головой.

Дейзи, старавшаяся не обращать внимания на боль в руке, перестала разговаривать.

Когда они доехали до «Красных комнат», настроение у него ухудшилось – отчасти потому, что их никто не встретил, когда они вошли. За такое увольняют, позже пояснил он, когда она спросила, в чем проблема.

– Каждого, кто сюда заходит, следует приветствовать как старого друга. Я плачу своим служащим за то, чтобы они запоминали имена и лица, а не за то, чтобы обедали во внеурочное время.

Он держал ее за здоровую руку, пока она поднималась по деревянным ступеням, проходила мимо баров, где под работающими вентиляторами сидели люди, незаметно вытягивая шею, когда приходил кто-то новый, – вдруг это окажется кто-то более известный, чем они. При виде Джонса они махали или радостно его приветствовали. Раньше она сочла бы такой интерес зевак забавным, но, когда Джонс сказал, что столик им накроют на террасе перед его кабинетом, у нее отлегло от сердца: не придется сидеть на виду у завсегдатаев лондонских баров в окровавленной одежде и с рукой на перевязи.

Она не ожидала такого возвращения в большой город, где ее смущал оглушающий шум транспорта, раскатистый грохот дорожных работ, орущие люди. На нее давили высотные здания. Она успела забыть, как пробираться сквозь толпу, и все время отходила не в ту сторону. Ее вдруг пронзила тоска по ребенку, чего она никак не ожидала: глубокое чувство беспокойства, когда она представила, сколько миль их сейчас разделяет. Но хуже всего, что ей все время попадались на глаза мужчины, похожие на Даниеля, и каждый раз внутри у нее все сжималось.

Джонс попросил дать ему пять минут, чтобы «уладить кое-какие дела». Девушка, подававшая напитки, красавица-амазонка с темным загаром и длинными черными волосами, искусно уложенными в узел, удивленно на нее посмотрела.

– Прошла сквозь дверь, – пояснила Дейзи, с трудом улыбнувшись.

– А-а-а, – незаинтересованно отозвалась девушка и неспешно отошла прочь, оставив Дейзи сокрушаться, что сказала такую глупость.

– Джонс, мне очень жаль, но я бы хотела вернуться домой, – заявила она, когда он наконец появился на террасе. – Не могли бы вы подвезти меня до вокзала?

Он нахмурился, медленно опустился на стул напротив нее:

– Плохо себя чувствуете?

– Небольшая слабость. Думаю, мне лучше вернуться… – Она умолкла, осознав, как только что назвала отель.

– Для начала поешьте. Вы целый день не ели. Поэтому у вас и слабость. – Прозвучало как распоряжение.

Она слегка улыбнулась, приставив руку козырьком к глазам, чтобы закрыться от света.

– Как скажете.

Она заказала бифштекс и сидела, смущаясь, пока он, забрав тарелку, разрезал для нее мясо, чтобы она могла обойтись одной рукой.

– Я чувствую себя идиоткой, – периодически повторяла она.

– Поешьте, и вам станет лучше. – Сам он есть не стал, пробормотав слегка неловко, что пытается сбросить несколько фунтов. – Всю жизнь занимаюсь развлечением других, – сказал он, бросив взгляд на свой живот. – Раньше все перегорало быстрее.

– Это возраст, – прокомментировала Дейзи, допивая второй коктейль с белым вином.

– Слышу, что вам уже лучше, – съязвил он.

Они обсудили фреску и лица, которые Хэл старательно и осторожно открыл всему свету. Лотти, как рассказала Дейзи, по-прежнему не радовалась реставрации. Но, убедившись, что так, как она хочет, не получится, она начала, правда без особого восторга, опознавать кое-какие персонажи. Один из них, Стивен Микер, жил в нескольких милях вдоль побережья, в домике на берегу. (Они не дружили, как сказала Лотти, но он был очень мил с ней, когда родилась Камилла.) Накануне она показала Дейзи Аделину, и Дейзи еще долго стояла перед фреской, любуясь этой женщиной, похожей на куклу, чье скандальное поведение в прошлом теперь считалось нормой. Она и Френсис узнала. Но лицо оказалось частично стертым. Дейзи подумала, не попытаться ли им отыскать фотографию Френсис – может быть, в каких-нибудь художественных архивах, чтобы вернуть ее к нарисованным друзьям.

– Несправедливо, что именно она будет отсутствовать на фреске, – произнесла Дейзи.

– Быть может, она этого и хотела, – ответил он.

Она не стала рассказывать ему о предыдущем вечере, когда выглянула в окно и увидела Лотти, замершую перед фреской и погруженную в собственные мысли. Потом Лотти медленно подняла руку, словно собираясь до чего-то дотронуться, но резко повернулась и ушла прочь.

Он поделился с ней планами открытия отеля, продемонстрировал несколько папок с подробным описанием и фотографиями предыдущих мероприятий, которые проводил. Почти на всех, как она заметила, его окружали высокие гламурные красавицы.

– На этот раз я хочу сделать что-нибудь другое, хочу отразить историю дома. Но ничего не могу придумать, – признался он.

– Это будет съезд знаменитостей? – спросила Дейзи, почему-то чувствуя свою причастность к будущему мероприятию.

– Надеюсь, мы увидим несколько известных лиц, – признался он. – Но мне не нужен заурядный прием с канапе. Весь смысл создания подобного отеля в том, что он другой, чуть выше остальных, если хотите, – слегка смутившись, договорил Джонс.

– Интересно, найдется ли кто-нибудь из них в живых, – сказала Дейзи, глядя на папку.

– Кого вы имеете в виду?

– Людей с фрески. Мы знаем, что Френсис и Аделины больше нет. Но если фреску создали в пятидесятых, то есть шанс, что многие персонажи еще живы.

– Ну и что?

– Мы найдем их, соберем вместе. В вашем отеле. В день открытия. Вам не кажется, что это будет потрясающий рекламный ход? Подумайте сами, если эти люди в свое время считались enfants terribles, как утверждает Лотти, то прессу мы получим фантастическую. Изображение на стене, фреска… Думаю, это будет здорово.

– Если они живы.

– Вряд ли я смогу их пригласить в противном случае. Зато местных это может немного успокоить: все-таки речь пойдет об их истории.

– Надеюсь, это сработает. Я подключу Кэрол.

Дейзи оторвала взгляд от бокала:

– Это кто еще такая?

– Она устраивает все мои вечеринки. У нее собственное пиар-агентство, и она организует все мои мероприятия. – Он нахмурился, глядя на Дейзи. – А в чем проблема?

Дейзи взяла в руки бокал и сделала большой глоток:

– Дело в том… Дело в том, что мне самой хотелось бы все устроить.

– Вам?

– Ну да. Это же моя идея. И потом, я нашла… Мы нашли фреску. Я чувствую, что тоже имею к этому отношение.

– Где вы найдете время?

– Мне понадобится сделать всего несколько телефонных звонков. Послушайте, Джонс… – Она почти бессознательно протянула руку через стол. – Я действительно считаю эту фреску особой. Может быть, даже важной. Вам не кажется, что подобную новость лучше держать в секрете, хотя бы первое время? Так вы получите лучшее освещение в прессе, если новость не просочится по каплям. А вы знаете, каковы пиарщики: совершенно не умеют держать рот на замке. Я не сомневаюсь, что ваша Кэрол – отличный работник, но если мы сейчас никому не расскажем о фреске, хотя бы до окончания работ, то новость в результате прозвучит громче.

Она раньше думала, что у него черные глаза, но теперь убедилась, что на самом деле они синие.

– Если вы считаете, что это не будет для вас дополнительной нагрузкой, то конечно, – согласился он. – Можете передать им, что я поселю их, заплачу за дорогу, пойду на другие расходы. Но не питайте великих надежд. Некоторые из них могут оказаться слабыми, больными или выжившими из ума.

– Они не намного старше Лотти.

– Мм-да.

Они улыбнулись друг другу. Почему-то как заговорщики. Дейзи почувствовала, что ей стало гораздо лучше, и тут же встревожилась, потому что это было неправильно.

* * *

Он собрался отвезти ее обратно в Мерхем. Не стал слушать никаких возражений. Времени это займет немного, так как час пик уже прошел, а кроме того, ему захотелось посмотреть фреску.

– Но будет темно, – сказала Дейзи, выпившая так много, что рука перестала болеть. – Что вы там разглядите?

– В таком случае мы включим все освещение. – Он исчез в кабинете. – Дайте мне две минуты.

Дейзи сидела на освещенной террасе в накинутом на плечи кардигане, слушая далекие звуки веселья и шум улицы внизу. Ей больше не казалось, что она здесь как белая ворона. И в обществе Джонса она больше не испытывала неловкости, будто пытаясь что-то ему доказать, убедить, что в данный момент он видит не лучшую ее сторону. Здесь все было по-другому, пока она наблюдала за ним в его привычном окружении, легко передвигающимся в толпе уважительных, жаждущих общения с ним людей. Ужасно, что власть делает человека более привлекательным, думала Дейзи, в то же время борясь с тайным радостным ожиданием того момента, когда они снова окажутся вдвоем в пустом доме.

Она достала из сумки мобильный телефон, чтобы проверить, как там Элли, и тихо выругалась, обнаружив, что сел аккумулятор. В Мерхеме она почти не пользовалась мобильником, так что, вполне вероятно, он разрядился еще неделю назад.

– Уже закончили? – Официантка начала собирать со стола пустые бокалы.

– Да, спасибо. – То ли помог алкоголь, то ли внимание Джонса, но Дейзи перестала перед ней робеть.

– Джонс просил передать вам, что задержится еще на пять минут. Застрял на телефоне.

Дейзи понимающе кивнула, прикидывая, удобно ли будет одолжить потом у него телефон, чтобы позвонить Лотти.