— О, я понял! — вскричал Фредди, испугавшись собственной дерзости. — И как я только мог об этом подумать?! Верьте мне, несравненная: я никогда в жизни не причиню вам зла и не посягну на то, что мне не принадлежит, пока мы не…

Джейн затаила дыхание. Она ждала. Сердце ее гулко билось. «… Поженимся! О, Фредди, скажи наконец это слово! Ну, пожалуйста! Ну, давай же! Ну! Скажи: „Когда мы поженимся…“ Ну же!»

Но он внезапно замолчал и осмотрелся по сторонам. Его золотисто-зеленые глаза понемногу стали обретать осмысленное выражение.

— О, да мы, оказывается, уже едем! Я слышу, что где-то впереди играет оркестр… И там же мой экипаж — ведь он второй в линии! — Фредди легко, как мальчишка, соскочил с подножки кареты. — До вечера, моя радость! Два танца за мной, договорились?

— Конечно, — улыбнулась Джейн.

О, только бы удержать эту улыбку, не показать своего разочарования! Фредди убежал, и лишь тогда она дала волю своим чувствам. Спрятавшись поглубже в карете, Джейн зарыдала.

Опять, опять! Ну почему он в который раз подошел в разговоре вплотную к самому главному и снова сбился на свои мудреные поэтические образы?! Почему попросту не сказал: «Джейн, я люблю вас и хочу, чтобы вы стали моей женой!»?

Слезы застилали глаза, текли по щекам, капали на колени.

— Милый, несчастный Фредди, — шептала Джейн. — Ну что мне с тобой делать?!

Впрочем, этот риторический вопрос вскоре был забыт, так как за окнами уже потянулись владения лорда Сомеркоута. Экипажи притормаживали. Музыканты пританцовывали на обочинах, кланяясь каждому кабриолету, карете и коляске, съезжавшей с Королевской дороги на проселок.

Позади остался маленький ярмарочный городок Чедфилд, уютно раскинувшийся на невысоком холме, сбегавшем к золотистому пятиарочному каменному мосту через реку Харт. Теперь карета катилась по мягкому песчаному проселку, и Джейн невольно отвлеклась от невеселых мыслей, любуясь окрестными видами.

В нескольких милях к западу возвышались серые горы Вольфскар-Риджа. Они нарушали однообразие тихих долин и невысоких холмов, обычных для дербиширского пейзажа. У подножия хребта пролегало ущелье, из-за чего стоявшие на его противоположных берегах деревушки соединяла дорога длиною в восемь миль. Зато по прямой там и двух миль не набралось бы — любая ворона долетит. Вниз по склонам сбегали сосны и дубы, сливаясь на дне ущелья в небольшие темные рощи.

Чистая, безоблачная синева над восточным краем хребта своим сиянием давала понять, что праздник, устроенный леди Сомеркоут на земле, угоден и небесам.

Пока карета катилась под уклон холма к мосту, Джейн рассматривала в окно собравшихся вдоль дороги поселян. Пришедшие из соседних деревень дербиширцы щедро усыпали проезжающие экипажи лепестками цветов и веточками папоротника. Заливались деревянные свистки, весело гудели рожки. Вскоре послышалась и другая музыка, а подъехав к мосту, Джейн увидела струнный ансамбль и певицу. Она пела красивым сопрано популярную грустную песенку о бедной индийской девочке.

Затем карета въехала на мост, и грохот колес по настилу, отраженный эхом от поверхности воды, на время заглушил все остальные звуки. А потом, уже из-за моста, до Джейн вновь долетел нежный голос, певший на сей раз песенку о маме, которая велела дочери всегда заплетать косички.

Джейн наслаждалась музыкой, сверкающей на солнце зеленью и теплым ветерком, залетавшим в открытые окна кареты. Дети то и дело подбегали к экипажу Джейн и осыпали его дождем розовых лепестков. Вскоре и ее колени, и весь пол покрылись сплошным слоем благоухающего, разноцветного снега. Джейн стала собирать с колен лепестки и в свою очередь посыпать ими стоявших вдоль дороги деревенских девочек в веночках из роз на курчавых головках. Следом за каретой Джейн с моста скатился экипаж мистера и миссис Улльстри, и девчонки с визгом бросились к нему.

Выглянув из окна, Джейн обнаружила, что все путешественники так же, как и она, искренне наслаждаются происходящим.

За поворотом показались крыши какой-то фермы, пейзаж полностью изменился, но был не менее чудесен, чем предыдущий. Теперь в десяти милях к востоку виднелся изящный силуэт холма Уинди-Ноул. Сосновые рощи густо покрывали его склоны, делая холм похожим на ежа. Кое-где лес перемежался цветущими лужайками, на которых можно было рассмотреть пасущихся огненно-рыжих ланей.

У подножия холма и находился Чаллестон-Холл — родовой замок лорда Сомеркоута. Он сиял, словно бриллиант, лежащий в роскошной шкатулке, дном которой служила изумрудная зелень долины, а стенкой — темно-зеленая сосновая роща.

Огромный дом, сложенный из светло-серого камня, стоял в живописном парке. Разлапистые пихты, высокие буки, древние дубы красивыми группами росли посреди подстриженных лужаек, искусственных озер, каменных мостиков и усыпанных гравием тропинок. Парк, безусловно, был творением большого мастера, сумевшего сохранить полную иллюзию слияния с дикой природой. Отгороженный всего лишь живой изгородью от общественных земель, Чаллестон-Холл смотрелся как естественное продолжение долины, а долина казалась естественным продолжением Чаллестона.

Фермерские поля, купы дубов, вязов и сосен, крыши амбаров, блеск солнца на шпиле дальней сельской церкви дополняли картину.

Джейн невольно припомнила заброшенное имение своего покойного мужа в Кенте. Воспоминание не доставило ей удовольствия.

Образ Фудкок-Хилла наложился на вид Чаллестон-Холла и словно накрыл его своей тенью. Как будто тяжелые грозовые тучи пришли из Кента и затянули синеву неба над Дербиширом, лишили красок долины, холмы и камни Чаллестона.

Нищета всегда безобразна. Если у вас нет денег, чтобы содержать слуг для ухода за садом, все вокруг моментально зарастет вездесущими сорняками. Оставленный без ухода, дом быстро ветшает и разваливается в дождливой английской провинции.

Но самым печальным было то, что даже убогий Вудкок-Хилл должен был через месяц пойти с молотка за долги, оставшиеся после ее мужа!

В конце июля у нее не станет ни дома, ни денег, ни драгоценностей, ни мебели. Ничего, кроме платья, что на ней. Она была не просто бедной. Она была нищей.

Слава Богу, что страшную тайну Джейн знала только леди Сомеркоут.

Фредди Уэйнгров был ее последней надеждой. Джейн постаралась отбросить прочь горькие мысли и крепче сжала на коленях руки. Она не позволит нищете загрызть ее, словно стая голодных волков! Джейн Амбергейт ни за что не окончит свои дни в богадельне! Она сумеет, обязательно сумеет добиться от Фредди предложения руки и сердца. И кошелька.

Джейн улыбнулась.

Фредди жаждет духовного слияния? Что ж, она его понимает. Но понимает также и то, что, если ей удастся хоть раз перейти с Фредди к близости физической, он будет принадлежать ей целиком и навеки. Это вам не лорд Торп, который меняет женщин как перчатки! Тому доставляет удовольствие лишь погоня, охота, и, добившись от женщины своего, он быстро теряет к ней всякий интерес и уважение.

Но Фредди… О, для него любовь — это таинство. Нечто вроде религии. Сколько сонетов он уже написал в честь Джейн! Сколько еще напишет! Физическая сторона любви для него гораздо менее важна, чем духовное слияние, зато уж с женщиной, которая подарит ему себя, он не расстанется никогда.

Джейн стало спокойнее от этих мыслей.

Сегодня все должно решиться.

Она была уверена в этом.


Каждый экипаж, подъезжавший к подъезду Чаллестон-Холла, встречала толпа слуг. Они помогали гостям выйти и провожали каждого из них в большой холл, где путешественников ждали лорд и леди Сомеркоут.

Джейн поднималась по ступеням следом за полковником Даффилдом и миссис Ньюстед. На пороге она подняла голову к потолку над центральной частью ротонды и задохнулась от восхищения. Возникало ощущение, что она стоит в храме — таким высоким был потолок, выкрашенный в темно-синий цвет. На небесном фоне были изображены библейские персонажи: Адам и Ева, Моисей, цари и, наконец, сам Христос с ягненком, прижавшимся к Его ногам. Арку в дальней стене холла обрамляла искусная деревянная резьба. За аркой виднелись три широкие лестницы, ведущие на верхние этажи. Кое-кто из гостей уже поднимался по ним в свои комнаты.

Еще несколько шагов — и Джейн очутилась в дружеских объятиях леди Сомеркоут.

— Добро пожаловать в Чаллестон, моя дорогая Джейн! — воскликнула графиня и чуть слышно добавила: — Пусть все ваши мечты сбудутся здесь.

Джейн покраснела. Конечно, леди Сомеркоут была ее верным союзником в битве за Фредди, но такой прямой намек слегка покоробил.

Леди Сомеркоут была величественной пятидесятилетней женщиной с прекрасными пепельно-серыми волосами. Всегда спокойная, всегда улыбающаяся, всегда и ко всем дружелюбная. Ее доброжелательность распространялась даже на служанок — никто из знакомых Джейн не относился к своим горничным так хорошо, как леди Сомеркоут. И еще одно прекрасное качество было у графини: однажды сблизившись с человеком, она сохраняла дружеское расположение к нему навсегда.

Джейн повернулась, чтобы поприветствовать хозяина, лорда Сомеркоута, и онемела от изумления. На нем не было привычного напудреного парика, а его собственные волосы, редкие и мягкие, были выкрашены в черный цвет и по-модному зачесаны на висках. «О, Боже» — вздохнула Джейн, надеясь, что ей удалось хоть отчасти скрыть свое удивление.

— Свежий воздух идет вам на пользу, граф. Вы выглядите прекрасно, как никогда, — сказала она вслух.

Лорд Сомеркоут засиял от удовольствия и горделиво выпятил грудь. Затем бросил короткий торжествующий взгляд в сторону жены, взял Джейн за руку и со старосветским шиком поцеловал ей пальцы. Джейн с трудом подавила усмешку: лорд выглядел не просто нелепо — лорд выглядел глупо!

Когда Сомеркоут отвернулся, чтобы отдать одному из слуг приказ проводить ее в комнату, до Джейн донесся какой-то непонятный звук. Отходя, она обернулась, и ей бросилась в глаза необычайная стройность лорда. Присмотревшись, Джейн ахнула. Лорд Сомеркоут был затянут в корсет — именно он и издавал этот странный скрипучий звук! Щегольской бордовый сюртук лорда был таким тесным, что едва не трещал по швам при каждом движении. А последнее, что Джейн успела заметить, направляясь к лестнице, и вконец изумило ее.

Талия лорда Сомеркоута была перехвачена широким офицерским кушаком, кисточки которого свисали до самых колен!

Такого она еще не видала. Большой сезон давно окончился, а лорд вдруг стал таким отчаянным модником! К чему бы это?


Получасом позже Джейн сидела на краю кровати в своей комнате и слушала взволнованный рассказ леди Сомеркоут. Графиня сидела возле двери в изящном кресле, обтянутом голубым шелком, положив ногу на ногу. Подол красного шелкового платья плотно облегал ее икры, одна нога нервно покачивалась. Оперевшись локтем на колено, она сжимала ладонью лоб.

— Я не понимаю, как это могло случиться! Не понимаю! Мы с ним так хорошо жили — вырастили детей, женили, устроили их. Казалось, что в жизни все уже произошло, все состоялось, остается лишь жить да радоваться… И вдруг он красит волосы! — Леди Сомеркоут подняла голову и взглянула на Джейн в полном замешательстве. — Джейн! Он покрасил волосы! И сразу стал похож на ворону, верно?

Джейн не знала, как ей успокоить подругу.

— Ну-у, — осторожно протянула она, — он стал молодо выглядеть…

Леди Сомеркоут взвилась.

— Молодо? — закричала она. — Молодо?! Это Фредди выглядит молодо! Торп выглядит молодо! А Сомеркоут — старик, ему под шестьдесят… Так меня никогда еще не унижали… Он покрасился сегодня утром!

— Сегодня утром? — изумилась Джейн. — Так у вас даже не было времени, чтобы обсудить это?..

— Ну, конечно! А все эта женщина! Джейн хлопнула себя по коленям: она вдруг поняла, кого имеет в виду леди Сомеркоут.

— Я и не знала, что она тоже приглашена, — негромко протянула Джейн.

Леди Сомеркоут встала с кресла и принялась ходить по комнате в тщетной попытке успокоить нервы — от двери к окну, от окна назад к двери, — раздраженно потирая при этом шею.

— Он всегда был верен мне. Всегда. И до сегодняшнего дня я даже не представляла, насколько это было важно для меня. Сколько наших лондонских знакомых охладели за эти годы к своим женам и стали проводить ночи напролет либо в своих клубах, либо в объятиях любовниц! Дом для них стал местом, где они могут целый день отсыпаться после безудержных возлияний. Но мой дорогой Джорджи никогда не был таким! И я была так счастлива с ним. — Она наступила себе на подол, раздраженным, но изящным движением руки освободила платье и продолжила: — А теперь вот что получается… И все из-за того, что миссис Ньюстед взбрело в голову заполучить этого старого дурака! Но почему? Почему именно моего мужа? Почему не… ну, скажем, не мистера Улльстри?!

Леди Сомеркоут остановилась, поймала взгляд Джейн, и обе женщины громко расхохотались. Мистер Улльстри, при всех его достоинствах, был низеньким, кругленьким, как колобок, с лицом, похожим на непропеченный бисквит. Но, как и большинство ее знакомых, Джейн очень высоко ценила мистера Улльстри. Он был не просто хорошим — он был замечательным человеком, и все, кто его знал, не могли не любить этого толстячка. Спокойный, добрый, всегда готовый помочь и утешить, он составлял прекрасную пару со своей женой — на редкость красивой и безумно любившей его женщиной. Представив себе миссис Ньюстед, заигрывающей с мистером Улльстри, Джейн покачала головой, а леди Сомеркоут снова принялась мерить комнату нервными шагами.