— Пять лет покажутся менее подозрительными. Сначала мне дадут лишь условную зеленую карту. Через два года я получу постоянную.

Пять лет? Эйдену сейчас тридцать; ему будет тридцать пять. Мне двадцать шесть. Когда мы технически разведемся, мне будет тридцать один. Тридцать один — не старость, даже и близко нет. Цифра не кажется такой ужасной, как должна... если я серьезно рассматриваю идею согласиться.

Но все равно. Пять лет. За это время многое может произойти. Но что я точно знала, что никогда не смогу выплатить свои кредиты за десять лет, а тем более за пять, даже если продам машину, везде буду ездить на автобусе, отключу телефон и буду есть лапшу быстрого приготовления на завтрак, обед и ужин.

— Пять лет, — повторила я, выдохнув. — Ладно.

— В этом есть смысл?

Я окинула его взглядом, напоминая себе, что еще не сказала ему «да». Мы просто разговаривали.

— Да, в этом есть смысл. Если я скажу «да», чего я не делаю прямо сейчас, так что угомони лошадей, — позже я похлопаю себя по спине за свою напористость и твердость.

Он просто невозмутимо смотрел на меня.

— О чем ты еще переживаешь?

Я фыркнула.

— Обо всем.

Эйден моргнул.

— О чем? Я оплачу твои долги и куплю дом.

Думай, Ван. Все не может быть так легко. У меня есть честь, и я еще не полностью простила его за то, что он такой мудак, несмотря на его ранние манипуляции и вынужденные извинения. У моей гордости тоже есть цена, и эта мысль заставила меня тяжело вздохнуть и встретить его взгляд, который так долго заставлял меня смотреть в другую сторону.

— Что, если твоя карьера закончится завтра? — спросила я, несмотря на то, что из-за этих слов я была похожа на золотоискательницу. Это деловая сделка, и я буду вести себя соответственно.

Одна его бровь забавно приподнялась.

— Ты знаешь, сколько денег на моем банковском счету.

В его словах есть смысл.

— Если я не буду работать всю оставшуюся жизнь, то буду в порядке. Ты знаешь, я не безответственно отношусь к своим деньгам, — заявил он почти оскорбленно. Под этим он имел в виду, что все еще сможет выполнить то, что обещал мне, и в итоге у него все еще будет все хорошо.

— Но я больше не буду твоим ассистентом, — я удерживала свой взгляд на нем, даже если очень, очень этого не хотела. — Я упорно работала, чтобы полностью посвятить себя дизайну, и не собираюсь от этого отказываться.

Широкая квадратная челюсть сжалась, и даже могу сказать, что его зубы заскрипели, отчего в моей груди расцвело ощущение победы.

— Ванесса...

— Я серьезно. Я не буду это делать. Мы попытались, и ничего не вышло, и я не собираюсь проходить через это снова. Ты знаешь, на самом деле я не хотела этого делать, но ты предложил мне нечто, от чего трудно отказаться, — объяснила я. — Я не пытаюсь воспользоваться тобой, но я этого не просила. Ты попросил меня. Ты вышел за рамки, чтобы заставить меня согласиться; я говорила тебе, в мире миллион женщин, которые сделают это ради тебя, и ничего не захотят в ответ... — «кроме как спать с ним», но я оставила это при себе. — Я тебе не нужна. Мир у твоих ног, Здоровяк. Не знаю, знаешь ты это или нет.

После того, как я это сказала, я поняла, что, вероятно, я самый тупой человек во Вселенной. Самый тупой.

Я почти ожидала, что он скажет мне свалить, но это необходимое условие сделки, и мне надо, чтобы он это понял. Если он скажет, что я выжила из своего чертова ума, тогда следующие двадцать лет я буду корить себя за то, что отвергла его предложение. Я планировала уволиться, чтобы подтолкнуть вперед свою мечту; я не собиралась связывать себя на следующие пять лет таким же количеством работы, которым управлялась до этого. Просто не буду. Я многое могла принести в жертву, но не это.

Я сложила руки на коленях, сильно сжала пальцы одной руки, фокусируясь и поддерживая дыхание.

Он раздражен. Рассержен. Но не сказал «да» или «нет». Мне больше нечего терять, и мне нужно, чтобы он понял, что да, может, я и немного сука, но не без причины. Он делал то, что делал, ради своей мечты, и я делаю то, что делаю, ради своей. Если кто и должен это понять, то это он.

Я подняла руку и подергала свои очки, заставляя себя не отводить взгляд. Нервно облизала губы и приподняла брови. Я сделала это, сказала то, что должна была, и смогу всю жизнь прожить с последствиями, черт побери.

Казалось, прошел месяц, прежде чем Виннипегская Стена вздохнул.

Я уперлась локтями в стол, копируя его позу.

— Ты согласен с тем, что я не буду твоим ассистентом, или нет?

Эйден серьезно, вынужденно кивнул.

Я не была уверена, испытала ли я разочарование или облегчение, так что не стала задумываться над этим. Деловой режим, мне нужно вернуться в деловой режим.

— Я не отправлюсь в тюрьму ради тебя, так что нам надо все прояснить. Что мы скажем Заку?

«Кстати о Заке, где он?» — задалась я вопросом.

— Даже если я скажу ему переехать, он поймет, что что-то происходит. Мы должны рассказать ему. Нам нужны люди, которые подтвердят, что у нас настоящие отношения.

Правда ли это? Я подумала о Диане, и как я уже ей все рассказала.

— Да. Я должна рассказать подруге. Она поймет, что что-то происходит. Остальным я могу не рассказывать, — я подумала об этом и была совершенно уверена, что смогу приукрасить попытку Эйдена вернуть меня в своего рода любовную историю. По крайней мере, я на это надеялась. То, что у меня не было близких друзей, включая моего младшего брата, который был занят своей жизнью, очевидно, помогало ситуации.

Эйден кивнул, практично и с пониманием.

Но... я приподняла оба плеча.

— Что насчет остальных?

Остальных. Буквально. Остальных во всем мире. Лишь от мысли об этом меня тошнило. Любая идея или надежда на то, что мы сможем скрыть возможный брак, смылась в унитаз, когда я вспомнила статью об Эйдене, опубликованную несколько лет назад, когда его заметили на ужине с женщиной — женщиной, которая оказалась представителем компании, которая пыталась привлечь его для рекламы. «Ну, кого это заботит?» — подумала я изначально.

А затем меня осенило. Людям это важно. Их заботит все, связанное с Эйденом Грэйвсом. Он не мог подстричься без того, чтобы кто-то не написал об этом. Кто-то в мире узнает, что мы поженились. Это невозможно скрыть.

Из-за этого я чувствовала себя неловко. Мне даже не нравилось внимание, когда люди узнавали, на кого я работаю. А оказаться привязанной к нему — совсем другое положение дел.

Мне пришлось сглотнуть слюну, чтобы не подавиться.

— Мы можем затаиться на время... — начал говорить Здоровяк. Я послала ему взгляд, который он вернул мне. — Но, в конце концов, кто-то узнает. Мы можем устроить тихую церемонию, и затем такой же развод. То, что происходит на поле, — это для моих фанатов, остальное не их дело, — тон, которым он произнес эти слова, не оставлял никаких сомнений.

Я проживу всю свою жизнь как бывшая жена Эйдена Грэйвса.

Я почти закатила глаза от абсурдности этой мысли. Но потом мне сразу захотелось опустить голову между колен и отдышаться.

Вместо всего этого я обдумала его слова, затем кивнула. В его идее есть смысл. Очевидно, что, в конечном счете, кто-то узнает правду, но Эйден чрезвычайно закрыт в отношении личной жизни с людьми, которых он знает, и особенно с теми, кого не знает. Никому не покажется странным, что мы сохраним все в секрете так долго, как сможем.

Эта мысль появилась в моей голове, когда я спросила себя, во что я ввязалась?

— Мы могли бы подписать соглашение, в котором говорится, что ты получишь дом, и твои счета будут оплачены, но надеюсь, ты достаточно мне доверяешь, чтобы знать, что я тебя не подведу, — эти глаза, казалось, выписывали послание лазером у меня на лбу. — Я достаточно доверяю тебе, чтобы не подписывать брачный договор.

Никакого брачного договора? Эм...

— Я не буду начинать отношений во время брака, — продолжил он, как ни в чем не бывало. — И ты не можешь.

От этих слов я подняла глаза. Статус моих отношений изменится не скоро. Он не менялся несколько лет, и не предполагаю, что что-то произойдет в ближайшее время, но мой разговор с Дианой не давал мне покоя. Даже как ненастоящая жена с браком на бумаге я не хочу выглядеть как идиотка.

— Уверен, что можешь обещать подобное? Ты можешь встретить...

— Нет. Не могу. Я за всю свою жизнь любил лишь трех человек. За следующие пять лет я не собираюсь любить кого-то еще, — прервал он меня. — Мне есть о чем волноваться, помимо этого. Поэтому я прошу сделать это тебя, а не нашел кого-то другого.

Чего он не сказал, так это того, что сейчас самый расцвет его карьеры, но в прошлом я слышала эти слова бессчетное количество раз.

Я хотела крикнуть «чушь», но оставила это при себе. Также я хотела спросить, кто эти трое, кого он любил, но подумала, что сейчас не время. «Лесли один из них», — подумала я.

— Если ты так говоришь.

По тому, как дернулся его кадык, я поняла, что он хочет что-то добавить, но вместо этого он продолжил:

— За следующие три года я помогу тебе оплатить твои кредиты.

И вдруг переговоры зашли в тупик. На мгновение.

Затем я заставила себя подумать об этом. Оплата счетов в течение нескольких лет кажется менее подозрительной, чем один или два крупных платежа. Если я пару раз оплачу то здесь, то там, все будет выглядеть лучше, не так ли? И если мы подождем пару месяцев после того, как подпишем бумаги? Полагаю, что так.

— Хорошо, — кивнула я. — Мне подходит.

— Мой договор аренды заканчивается в марте. После мы сможем арендовать другой дом или продлить аренду. Когда получу гражданство, куплю один, который ты после сможешь оставить себе.

«После» — это второе, на что я обратила внимание.

Но главное я не пропустила, что он начал свое заявление и слово «мы» в последующем предложении.

— Я должна переехать к тебе? — спросила я медленно, медленно, очень медленно.

Это крупное красивое лицо слегка сморщилось.

— Я не перееду к тебе, — я даже не могла обидеться; слишком была занята, пытаясь понять, шутит он или нет. — Именно ты переживаешь о том, чтобы все было достоверно. Кто-то может проверить наши документы.

В его словах есть смысл. Конечно, есть смысл. Но... но...

Дыши. Кредит и дом. Кредит и дом.

— Хорошо. Ладно. В этом есть смысл.

Мои вещи. Что я буду с ними делать? Моя квартира со всеми моими вещами, которые я собирала годами...

У меня случится паническая атака.

Я знала, что не всегда буду жить здесь, по крайней мере, надеюсь, нет. Но это ничего не меняет. Этот дом не мой, и не ощущается таким. Это место Эйдена. Дом, в котором я проработала несколько лет. Но я могу переехать, если надо, особенно если есть разница между тем, будет этот фальшивый брак казаться законным или нет.

Я должна. Должна.

— Когда ты хочешь это сделать? — практически выдохнула я.

Меня он не спросил. Просто ответил:

— Скоро.

У меня сейчас случится приступ паники.

— Ладно.

Все нормально. Скоро — может быть и через месяц. Через два месяца.

— Хорошо? — Эйден с вызовом приподнял брови.

Я тупо кивнула, все больше свыкаясь с мыслью, что мы на самом деле делаем это. Я собиралась выйти за него, чтобы оформить его документы. Ради денег. Ради кучи денег. Ради финансовой безопасности.

Эйден мгновение смотрел на меня. Движение его горла было единственным знаком того, что он думает.

— Значит, ты сделаешь это?

Я буду идиоткой, если не сделаю этого, верно?

Это был идиотский вопрос. Конечно, я буду идиоткой, огромной, большой идиоткой, которая должна кучу денег.

— Да, — я с трудом сглотнула. — Сделаю.

Впервые за два года лицо Виннипегской Стены приняло выражение очень близкое к радостному из всех, что я когда-либо видела. Он, казалось, испытывал... облегчение. Больше, чем облегчение. Клянусь жизнью, его глаза засветились. На долю секунды он стал похож на другого человека. Затем мужчина, который носил бандаж на постоянной основе, сделал нечто немыслимое.

Он потянулся вперед и положил свою ладонь на мою, впервые прикасаясь ко мне. Его пальцы длинные и теплые, сильные; его ладонь широкая, кожа грубая, толстая. Он сжал мою ладонь.

— Ты об этом не пожалеешь.

Глава 9


Я не звонила Эйдену, и он не звонил мне.

Я не могла скинуть вину за отсутствие связи на отсутствие у него моего номера; я дала ему номер до того, как покинула его дом в тот день, когда согласилась сделать то, что мы собирались сделать.