Врач уговаривал Гилберта и Юджинию не слишком печалиться по поводу несчастного случая, ибо у бедной леди отекли от водянки ноги и она была такой тучной, что все равно долго бы не протянула. По сути дела, она избежала мучительной долгой болезни, которая так или иначе неизбежно кончилась бы смертью. По его мнению, Господь проявил к миссис Эшбертон милосердие.

Гилберт, Том Слоун и двое мужчин из тех, что жили в хижинах для ссыльных, перенесли старую даму в библиотеку и уложили на стол. Врач сказал, что пришлет женщину, которая сделает все необходимое. Она может приехать вместе с гробовщиком. А пока что миссис Эшбертон лежала, укрытая скатертью с бахромой, — огромная, неподвижная гора, — и дом уже начал казаться пустым без нее.

Юджиния держала двух маленьких дочек при себе. Она вышла с ними в сад и гуляла там под открытым небом до тех пор, пока не спустились как всегда внезапные сумерки. Тогда она отвела девочек наверх, сама искупала, и им разрешили такую роскошь, как ужин в постели.

На Аделаиду настороженная тишина, царившая внизу, по-видимому, не производила никакого впечатления. Она болтала, как обычно, о своих делах. Это было самоуверенное маленькое существо с таким же прямолинейным умом, как у ее отца, и такое же упрямое. Люси между тем упорно молчала. Глаза ее были неестественно расширены, круглые щечки побледнели, а губы готовы были вот-вот задрожать.

Когда Юджиния поцеловала ее, пожелав девочке спокойной ночи, та пылко прижалась к матери, умоляя ее не уходить.

— Она боится, — презрительно сказала Аделаида. — Пора бы ей перестать быть такой нюней, правда ведь, мама?

— Чего ты боишься, моя детка? — спросила Юджиния.

Девчушка спрятала лицо на груди у матери. Наконец ей удалось выдавить из себя шепотом:

— Почему Господь не забирает к себе бабушку Эшбертон?

— Но он забрал ее, я же тебе говорила.

Маленькие пальчики впились в нее.

— Нет, не забрал. Она внизу. Нам сказала Эллен. Она на столе. Зачем ей лежать на с-с-столе, мама?

— Ей хорошо, моя маленькая. Она больше не чувствует никакой боли, никаких забот.

— Она поет вместе с ангелами, — вставила Аделаида. — Уж это-то ты знаешь, Люси. Наверное, она держит на руках нашу покойную маленькую сестричку Викторию.

— На столе! — в ужасе прошептала Люси.

— Да нет, глупенькая, на Небесах, конечно.

Юджиния взяла девочку на руки и начала укачивать.

— Да, деточка, Аделаида говорит тебе правду. Бабушка Эшбертон на Небесах.

Старое, ни к кому не питавшее уважения существо, женщина, которая — Юджиния была в этом уверена — за последние тридцать лет не прочла ни одной молитвы и голос которой, когда она пыталась петь, был хриплым, как воронье карканье? Что Господу Богу и его ангелам делать с ней на Небесах?

Если она позволит себе рассмеяться, представив себе эту невероятную картину, опять может начаться истерика. Если она заплачет, Люси расстроится еще сильнее. Если она начнет размышлять над тем фактом, что смерть миссис Эшбертон весьма на руку Гилберту, потому что теперь он может позабыть о ссоре и о каких-то не устраивавших его требованиях старухи, у нее зародятся страшные подозрения.

Смерть старой дамы была, без сомнения, результатом несчастного случая. Но если бы возник вопрос, кого принести в жертву — ее или виноградник, — то еще неизвестно, каков был бы выбор Гилберта. Может, он сознательно поощрял ее пьянство, чтобы довести до болезни и неспособности управлять собой? Кто видел, что к ней в комнату принесли две бутылки кларета, которые она в состоянии гнева и обиды наверняка с жадностью осушила?

Снова решив не размышлять о слишком тревожащих душу вопросах, Юджиния думала лишь о том, что вечера теперь станут очень тихими. Голоса и взрывы хриплого смеха, доносившиеся из столовой уже после того, как Юджиния уходила в свою гостиную, еще долго будут звучать в воздухе, словно призрачное эхо.

Странно, что хоть Аделаида и Люси были расстроены, смерть миссис Эшбертон повлияла наиболее сильно на Рози, этого ребенка, казавшегося лишенным всяких эмоций.

Миссис Джарвис обнаружила отсутствие дочери лишь после наступления темноты. Видя, что она до сих пор не появилась, Том Слоун и Джемми Макдугал отправились на поиски. Они решили, что девочка, вероятно, прячется на своем любимом дереве. Она лазала по деревьям, как настоящий мальчишка, особенно когда мистер Кит был дома.

К полуночи Рози все еще не нашли, и поиски усилили. К ним присоединился хозяин. Служанкам велели обыскать каждую комнату и каждый шкаф в доме.

Никто еще не видел миссис Джарвис в таком близком к нервному срыву состоянии. Внешне она всегда была такой спокойной, чувства были глубоко запрятаны на самом дне ее души. Эмми утверждала, что у нее вовсе и нет никаких глубоких чувств, но Эллен, которая была старше и умудреннее ее, возражала, что свойственная миссис Джарвис самодисциплина — результат страшных многолетних переживаний.

— Кто знает, что там творится внутри этого бедного существа. Ясно только, что она не заслуживает такой дочери, как эта маленькая разбойница Рози.

Девочку нашли только на рассвете, и то лишь потому, что она сама этого пожелала. Она прошла через двор — этакое маленькое костлявое пугало, — волоча ноги, с соломой, застрявшей в волосах, и диким вороватым выражением глаз. Она сказала, что спала в стоге сена.

Мать спросила:

— Почему ты это сделала, скверная ты девчонка? А ты знаешь, что мы всю ночь не ложились, разыскивая тебя?

Рози понурила голову и прошла мимо, шаркая ногами и не сказав в ответ ни слова.

— Рози! Ты боялась бедной мертвой дамы? Скажи мне.

Миссис Джарвис протянула к девочке руки и заключила маленькое напряженное тельце в свои объятия. Но Рози продолжала молчать.

Лишь после того как ее уговорили выпить немного горячего молока и лицо ее слегка порозовело, она призналась, что боялась летающих лис гораздо больше, чем мертвую миссис Эшбертон. Они пищали на ветке прямо над ее головой. Кроме того, там были еще опоссумы. Она боялась, что один из них свалится на нее и начнет обнюхивать ее своим похожим на луковицу розовым носиком.

Рози обещала, что больше спать на открытом воздухе не будет, по крайней мере до тех пор, пока не вернется домой мастер Кит. К ней возвращалась обычная удаль. Ей незачем поверять свои тайны кому бы то ни было.

Глава XXVI

Письмо, которое отправила Юджиния Саре в Англию, содержало печальные новости.


«Гилберт расстроен до глубины души смертью миссис Эшбертон. По-видимому, он пережил это событие острее, чем кто бы то ни был. По его словам, он когда-то обещал соорудить великолепный памятник на ее могиле, так что он его заказал, и там будет надпись, перечисляющая все ее добродетели. Если позволить себе быть чуточку циничной, одной из самых больших заслуг старой дамы была финансовая помощь нам; она буквально спасла виноградник для Гилберта. Теперь она сделала его также единственным лицом, к которому отойдет по завещанию все ее состояние. Она называет его человеком, которого она любила больше всего на этом свете, и это сущая правда. Я даже подозреваю, что ее отношение к Гилберту было более чем материнским, хотя, может, и странно говорить такие вещи о женщине ее возраста. У нее появились ярко выраженные собственнические инстинкты, и она очень ревниво относилась к их вечерам вдвоем.

Впрочем, как выяснилось, состояние вовсе не столь значительно, как она это изображала. Я никогда не зарилась на деньги миссис Эшбертон и чувствовала мучительную неловкость из-за того, что мы ей задолжали порядочную сумму; однако должна признать, что теперь сильно разочарована. Гилберт обещал, что я наконец-то смогу осуществить долгожданную поездку на родину, захватив с собой Аделаиду и Люси. Предполагалось, что я выеду в самом начале лета, чтобы спастись от жары. Однако теперь похоже на то, что Ярраби, это ненасытное чудовище, нуждается во всей этой неожиданно свалившейся на нас манне небесной, как Гилберт называет наследство миссис Эшбертон, так что я снова вынуждена отложить поездку.

Впрочем, не следует роптать. Помощь миссис Эшбертон была нам чрезвычайно полезна, и, как утверждает Гилберт, рынок сбыта вина начинает наконец улучшаться после катастрофического кризиса. Будем оптимистами…»


Грустно, конечно, что всегда остаются какие-то секреты, которые надо было скрывать от Сары, да и вообще от всех. Разве могла она кому-нибудь сказать, что теперь подозревает: доброе отношение Гилберта к миссис Эшбертон всегда диктовалось единственной целью — заполучить ее деньги, а одержимость Гилберта своим виноградником способна толкнуть его на любой аморальный поступок.

По вечерам Юджиния сидела напротив него, ощущая, как подозрения гложат ее душу. Она всматривалась в лицо мужа, словно желала уловить на нем следы нравственного разложения, порождаемого этим проклятым виноделием. Лицо Гилберта едва заметно менялось. По обеим сторонам рта и между глазами пролегли морщины. Солнце и ветер въелись в кожу, придав ей кирпичный цвет, так что сияние синих глаз на этом фоне казалось ослепительным. Теперь его лицо стало еще больше схоже с картой Австралии, размышляла про себя Юджиния: синее небо, каменистая потрескавшаяся красная земля.

Когда он сидел за столом, вид у него был напряженный, беспокойный, будто он ждет не дождется, когда можно будет вернуться к своим делам. Или это объяснялось тем, что его мучила совесть и он постоянно видел на пустом стуле между ними обрюзгший добродушный пьяноватый призрак?

Было совершенно очевидно, что Гилберт искренне тоскует по миссис Эшбертон. К вину он почти не прикасался. Не стоит ради себя одного откупоривать бутылку, говорил он. Но то ли воздержание, то ли угрызения совести делали его раздражительным и вспыльчивым. Юджиния с горечью думала, что никогда еще они не были так далеки друг от друга. Она стала позволять дочкам ложиться спать чуть попозже, с тем чтобы они могли посидеть за столом с папой, пока тот ел первое блюдо. Когда подавали суп, они грызли сладкое печенье. Аделаида весело болтала. Она обожала отца. Но Люси нервно реагировала на его громкий голос и веселые шутки. Она низко опускала голову, и ее очень трудно было разговорить.

Гилберт старался не показывать раздражения, которое девочка в нем вызывала, — ведь она была идеальной миниатюрной копией своей матери. Робость и стеснительность, неотчего приходить в восторг. Ему нравилось, если его дети могли постоять за себя так, как это делали Кит и Аделаида. Они были дерзкими, много себе позволяли, и их приходилось часто наказывать, но, на его взгляд, их выходки и проказы куда приятнее, нежели робость.

Кит писал из школы:


«Дорогие мама и папа!

Это совершенно ужасное место. Я ужасно несчастен. Мистер Дженкинс говорит, что я делаю кошмарные ошибки в письме, но со счетом у меня дела получше. Мой друг — Джеймс Бертон. Его отец имеет перегон для овец в Виктории. Он тоже ужасно несчастен.

Моими игрушками я разрешаю играть только Рози. Но Ади и Люси пусть их не трогают. Они еще слишком малы. Как поживает старина Эразм? И старуха Хигги? Мы с Джеймсом займемся поисками золота, когда вырастем. Мне жаль бабушку Эшбертон, но вы всегда говорили, что она когда-нибудь свалится с лестницы.

Ваш любящий сын

Кристофер».


Гилберт покатывался со смеху, читая это письмо. Юджиния ответила сыну ласково:


«Дорогой мой, ты должен как следует поработать над своим правописанием. И прошу тебя не называть мисс Хиггинс так неуважительно. Эразм здоров и, как всегда, много болтает. Но мне бы хотелось, чтобы он забыл многие вещи, которые говорила в свое время бедная бабушка Эшбертон, так как я сильно пугаюсь, когда с веранды доносится голос, так похожий на ее…»


Внезапно из Лондона пришло сообщение, что на собрании знатоков вин «Кларет 1634 года», представленный Гилбертом, был удостоен особого упоминания. Кроме того, несколько бутылок того же марочного вина, посланных во Францию самому строгому виноделу — дядюшке Юджинии старику Анри, — снискали сдержанное его одобрение. От Франции, этой тщеславной королевы винодельческой промышленности, ожидать особенного энтузиазма не приходилось. Скупой похвалы дяди Анри было вполне достаточно.

— Это поворотный момент! — ликующе воскликнул Гилберт.

Теперь австралийские вина начнут пользоваться признанием в Европе. Ради этого стоило претерпеть все тревоги и трудности. Какой пресной была бы жизнь без этого интересного, требующего от человека напряжения всех его сил дела! Может ли Юджиния по совести сказать: она предпочла бы, чтобы ее муж был овцеводом?

Мрак рассеялся. Когда Гилберт предложил отпраздновать радостные события, невозможно было не заразиться его энтузиазмом. У них никогда еще не было бала в Ярраби. Но теперь у Гилберта имелся кредит в банке и обеспеченное будущее. Они могли потратить фунтов сто, чтобы привести в порядок дом, нанять музыкантов и дополнительную прислугу. Ковры в гостиной надо снять и натереть пол. Эта комната вмещает тридцать пар. Остальные могут обосноваться в библиотеке, маленькой гостиной Юджинии или на веранде. Ночь, вероятно, будет теплой, так что гостям захочется побродить по саду. Первый бал в Ярраби…