Но Линнет так запыхалась от хохота, что не могла говорить.

«К черту, Линнет!» Какие сладкие, какие ласкающие слух слова! Он выздоравливал! Он вновь становился Девоном. Он ругался! Ничто другое не убедило бы ее больше, что он близок к выздоровлению.

Девон продолжал молча смотреть на нее, но ее смех был так заразителен! Вскоре его губы тоже растянулись в улыбке.

– Нет, ты непостижимая женщина! Видно, я никогда не научусь понимать тебя.

Вернувшиеся Фетна и Миранда застали такую картину: Девон улыбался во весь рот, а Линнет – та просто каталась по полу, запутавшись в горе юбок; по ее лицу катились слезы.

– Она окончательно сбрендила, – только и сказал Девон.

Миранду, в отличие от взрослых, совершенно не интересовали причины маминого веселья. Ее мама счастлива – вот и хорошо. Она с разбегу вскочила на мать верхом, и через секунду они уже вдвоем резвились на полу. Линнет безжалостно щекотала дочь, та отбрыкивалась, визжа от восторга.

– Вот, мальчик, выпей-ка это, прежде чем оно остынет, – сказала Фетна.

Девон с интересом наблюдал за дочерью и Линнет, он никогда еще не видел Линнет столь безудержно веселой и незаметно для себя выпил всю кружку горячего, густого бульона.

Наконец Линнет откинулась навзничь, едва переводя дух от хохота. Миранда хотела продолжить игру, но Линнет отстранила ее.

– Погоди, я слишком для этого устала, Миранда. В конце концов ребенок затих, усевшись рядом с матерью.

– Вы обе устроились тут на всю ночь? – спросила Фетна, величественно возвышаясь над ними. – Вашему парню нужно помочь забраться обратно в постель. Боюсь, что от меня ему будет мало проку, силы у меня уже не те.

– Я что-то сомневаюсь в необходимости помогать ему, – сказала Линнет, поглядывая на Девона.

Он смерил ее гордым взглядом и перевернул кружку вверх дном, показывая, что она совершенно пуста.

Линнет улыбнулась.

– Пожалуйста, больше ничего такого не говори… А то у меня от хохота так болит живот, что, небось, и завтра не пройдет.

Девон оставался серьезным.

– Я его хорошенько потру, – с серьезной миной заявил он.

Линнет покраснела и отчетливо услышала, как хихикнула Фетна. Линнет встала перед Девоном.

– Обопрись рукой о мои плечи. И поосторожнее с ногами.

Поднимаясь, Девон уронил одеяло и попытался было подхватить его, но затем передумал. Он озорно улыбнулся.

– Совсем забыл: ты уж столько раз всего меня видела.., да и трогала тоже.., везде.

– Девон!.. – Линнет почувствовала, как начинает краснеть все ее тело – от ушей до кончиков пальцев на ногах. Она украдкой взглянула на Миранду.

– А что я такого оказал? Ты же говорила, что методы твоего воспитания в том и заключаются, чтобы ребенок.., как ты тогда выразилась?., не приходил в замешательство при виде обнаженного мужского зада. Что-то в этом роде.

Линнет нечего было ответить, и когда Девон растянулся на матраце вниз лицом, она, старательно отводя глаза, накинула на него простыню. А потом схватила какую-то тряпицу, лежавшую сверху в ее корзине для шитья.

– Чем ты хочешь заняться, девочка? – спросила Фетна, и по ее голосу было ясно, что она вот-вот расхохочется.

– Мне кажется, что в райском саду объявился змей-искуситель, так что Адаму теперь требуется фиговый листок. – В руках Линнет держала обрывок материи и обгоревшие штаны Девона, которые были на нем в тот злополучный вечер. – Пока сгодятся и эти, пока я не сошью новые.

Она по-прежнему старательно прятала от Девона глаза.

Глава 19

Бутч Газер откинулся на спинку стула, сцепив руки поверх своего огромного живота.

– Если вас интересует мое мнение, то я должен сказать, что перед нами стоит большая проблема. Нет, я вовсе не хочу быть первым, кто бросает камень, но то, что у нас творится, касается не только меня. Я имею в виду прежде всего наших детей. Я не могу не думать о том, сколько греховных речей наслушалась от нее наша молодежь. Надо что-то с этим делать. Вы все меня знаете: я не успокоюсь, пока дело не будет сделано. Сидеть сложа руки я не привык.

Все присутствующие в лавке с готовностью поддакнули ему.

– А еще эта обгоревшая женщина, – сказала Джули. – Я думаю, вы все помните тот случай, когда из-за нее погибла семья Уиллис. Мне всегда казалось, что здесь дело нечистое. У них все шло хорошо до тех пор, пока не заявилась она. И кое-что еще мне не по душе, а именно внешний вид этой женщины. Вот я и спрашиваю: разве нормальный человек мог бы выжить в таком огне? Разве может кто, если только он не связан с самим Сатаной, уцелеть в таком пламени?

Все молчали, дружно уставившись на Джули. Всеобщее внимание разволновало ее еще больше.

– И вот что я вам теперь скажу: каждому из нас неприятно терпеть поблизости эту обгоревшую. И это понятно, ведь мы добрые христиане, пусть даже мы и не понимаем, почему она нам не нравится. Некий внутренний голос всегда побуждал нас держаться от нее подальше, и, я полагаю, нами управляло нечто такое, что безошибочно позволяет нам определить, что есть добро, а что зло. А помните, как было с этой англичаночкой, когда она заявилась в Спринг-Лик? Уж как мы старались, как усердствовали, чтобы ей не было одиноко, но никто из нас так и не смог заставить себя полюбить ее. А почему, спрашиваю я вас? Что в ней такого, что заставляло всех нас, добрых христиан, сторониться ее?

Джули взяла паузу, ее просто распирало от восторга – все так внимательно слушали ее!

– Христиане с самого своего рождения обладают даром распознавать дьявола, сердцем чуять зло, и поэтому мы с самого начала поняли: что-то с ней не так.

Все ошарашенно молчали, а Джули обводила каждого торжествующим взглядом.

И вновь заговорил Бутч:

– Джули высказала то, что чувствует каждый из присутствующих, так что же мы предпримем?

Все продолжали озадаченно молчать, но чуть погодя раздался голос Овы, у которой имелись кое-какие соображения:

– Знаете, о ком у меня просто изболелась душа? Об этой малышке, о несчастной девочке. Они заколдовали ее и теперь воспитывают на свой манер.

– Ова права! – крикнула Джули. – Вот что я вам скажу: отобрать малышку у этих ведьм, мы сами можем воспитать ее. В течение всей ее жизни мы должны будем бороться с дьяволом, угнездившимся в ее душе, но это наша обязанность.

– М-м-м… – пробормотал Бутч. – Наши женщины правы. К еще нам надо решить, что с ними делать – с этим парнем и бабами.

Его маленькие глазки блеснули. Он бы по-своему расправился с той «бабой», что помоложе.

– Линна, присядь рядом со мной.

– Девон, у меня полно дел.

– Ну а если я скажу, что у меня сильно разболелась спина и, как мне кажется, ты могла бы облегчить боль?

Линнет опустила свое вязанье на колени.

– Правда разболелась? Ты уверен, что я сумею тебе помочь?

– Боже! Я уже и забыл, как это бывает – когда ничего не болит. Ну конечно, ты сумеешь мне помочь.

Они были одни, и хотя Линнет понимала, что он просто хитрит, все-таки пересела к нему на постель и стала осматривать раны, которые начинали заживать.

– Может быть, поешь чего-нибудь? Он закатил глаза.

– Пожалуйста, не говори мне больше о еде. Он что-то прошептал. Не расслышав, Линнет наклонилась к самому его рту. Девон тут же поцеловал ее в ухо, а когда она хотела отодвинуться, он быстро обвил одной рукой ее талию.

– Не оставляй меня, Линна, пожалуйста. Я тут кое о чем думал, и мне захотелось с тобой поговорить.

– О чем? – строго спросила она.

Он притянул ее ближе и зарылся лицом в ее шею, продолжая обнимать ее за талию, потом перекинул одну ногу через ее бедра. Она попыталась освободиться, но Девон, даже такой слабый, был сильнее ее.

– Я думал о той ночи, когда мы зачали Миранду.

Она изо всех сил старалась оттолкнуть его, но прекрасно понимала, что на самом деле не хочет, чтобы он ее отпустил.

– Линна, ты только слушай. Что может быть опасного в словах? Помнишь ту ночь, которую мы провели вместе? Нет-нет, не отодвигайся. Обещаю ничего не делать, только говорить… Разве я способен на что-нибудь с такими-то ожогами?

Она притихла под его рукой, уговаривая себя отодвинуться, но тело ее не желало подчиняться голосу разума.

– Знаешь, где бы мне хотелось оказаться? – прошептал он ей в самое ухо. – Мне хотелось бы оказаться на вершине горы, в маленькой лачужке, вместе с тобой. И пусть там будет припасено много дров и пищи. И знаешь, что бы я сделал первым делом?

Линнет не ответила.

– – Я сжег бы всю твою одежду, всю-всю! Я смотрел бы, как ты ходишь, любовался бы твоей кожей, тем, как ты быстро перескакиваешь с одного места на другое, вся такая нежная, гибкая… А потом, налюбовавшись тобой в течение многих часов, а может быть, и дней, я взял бы тебя на руки и положил бы на постель.

Девон взглянул на нее: ее веки были сомкнуты, мягкие теплые губы чуть приоткрылись, под ними поблескивали краешки ее небольших зубов.

– Я встал бы на колени перед твоими ногами и обнял бы их, эти крошечные ножки, и погладил бы каждую ложбинку между пальчиками. Я любовался бы цветом твоего тела, твоей кожей, такой белой и матовой в сравнении с моей, больше похожей на кору дуба или ореха. А ты похожа на сосенку – ведь ты такая нежная, не то что я… – Девон рассмеялся гортанным тихим смехом. – Я провел бы руками по твоим лодыжкам и икрам, икрам, которые я столько раз видел, когда ты пускалась бежать, подняв юбку и быстро выбрасывая одну ногу. Твои коленки и все твои крошечные косточки, все такое маленькое.., округлое, и бедра.., о да, твои бедра… Как бы мне хотелось коснуться их, любить их, они такие упругие и снаружи, и с внутренней стороны! Ты и внутри вся такая нежная.., как драгоценная шкатулочка, в которой находится что-то бесценное… Кончиками пальцев я погладил бы твои бедра… А мои большие пальцы? Что стали бы делать мои большие пальцы? Они погрузились бы в мягкий шелк твоих черных завитушек и стали бы ерошить их и ласкать. Я касался бы маленького отверстия внизу твоего живота, но к тому времени мой рот уже не в силах был бы ждать… Я прошелся бы своими зубами вдоль этой дырочки, пощипывая ее и касаясь ее языком… И тут я сжал бы твою талию так сильно, что мои руки сомкнулись бы, и ты открыла бы глаза. Они были бы цвета виски, которое торговцы привозили мне из Англии, – это цвет золота, только гораздо более глубокий, – и эти глаза смотрели бы только на меня, Линна, только для меня сияли бы они…

Девон провел зубами по ее шее.

– Я дотрагивался бы до твоих ребрышек, таких маленьких, как у птичек, а потом… м-м.., до твоих грудей… О их сладость! Я начал бы неспешно, совсем неспешно касаться только их пухленьких боков, и каждым пальцем провел бы по их спелой упругости, и медленно – настолько медленно, что заставил бы тебя вскрикнуть, – коснулся бы твоих розовых сосков… Линна… – шепнул он. – Линна…

Девон коснулся губами ее губ, очень нежно, однако Линнет, вцепившись обеими руками в его волосы, резко потянула Девона к себе, так что их рты оказались крепко прижатыми друг к другу. Они вкушали сладкую влагу, умирая от жажды, задыхаясь и захлебываясь.

Линнет подкатилась к нему совсем близко, они оба лежали теперь на боку; она, выгнувшись, крепко прижалась к нему всем телом и, ухватившись за его крепкие ягодицы, старалась придвинуть его к себе еще ближе, так что даже стало больно, настолько страстно ее тело желало его… Девон схватил ее одной рукой за волосы и резко запрокинул назад голову Линнет – вспышка их страсти походила на красно-оранжевое безумство…

Внезапно входная дверь распахнулась, ударившись о стену, и нарушила любовные чары. Все еще запыхавшаяся, Линнет повернулась, однако увидев, что в дверях никого нет, поняла, что это был просто порыв ветра, и осталась на месте.

Постепенно придя в себя, она побежала закрыть дверь, но на минуту задержалась, высунув лицо навстречу прохладному весеннему ветерку, чтобы немного успокоиться: она не переставала удивляться накалу захлестнувшей ее отрасти, ведь она только единожды испытала нечто подобное.

Девон расстегнул штаны и постарался лечь так, чтобы дать свободу напрягшейся плоти, потом, не глядя на Линнет, перевернулся на живот, пораженный силой своего влечения. Линнет выбежала на улицу, чтобы освежить затуманенную голову.

– Линнет! – услышала она голос Нетти, и ее охватила радость: вот приятный подарок!

– Нетти, я так долго тебя не видела! И они схватили друг друга за руки.

– Как у него дела? – спросила Нетти.

– Он.., он… – Линнет в смущении склонила голову.

– В общем, как я понимаю, помаленьку приходит в себя, – заметила Нетти с хитрым огоньком в глазах.

Линнет не могла не рассмеяться.

– Думаю, что даже и не помаленьку.

– Вот и славно! Пройдемся немного?.. У меня в амбаре стоит горшок с индиго, но, думаю, он немного подождет. Линнет, меня беспокоит то, что происходит в городе.