Лайза Джуэлл - Винс и Джой

Он натянуто улыбнулся и сложил руки на груди. Этот человек явно привык, что за ним последнее слово, и этот человек явно еще не сталкивался с настойчивостью Криса.

– Ой, да брось, Алан. Если бы ты был молодой девчонкой, охота бы тебе было ужинать с родителями? Устройте с Барбарой чудесный романтический ужин, только ты и она. Или лучше присоединяйтесь к нам с женой. На побережье есть несколько забегаловок с отличной кухней. Алан, ты любишь бургеры?

Он посмотрел на Алана с настойчивым блеском в глазах.

– Честно говоря, Крис, мы не любители фастфуда. Жирная еда – не для меня.

– Тогда как насчет хорошего карри?

– Неплохо. Очень люблю карри. Но Барбара не может есть острую пищу. У нее изжога. И, честно говоря, сегодня мы собирались провести вечер тихо. По-семейному, понимаешь? Без обид.

– Понимаю, Алан. Понимаю. Тогда знаешь что? Давайте отпустим на вечер молодежь, вы с Барбарой пойдете и тихо проведете вечер, мы с женой поедим карри, а как-нибудь на неделе соберемся и проведем время все вместе? Когда вам меньше захочется… тишины? А? Как насчет такого варианта?

– Ну, даже не знаю. – Алан растерянно посмотрел на дочь. – Джой… Ты что думаешь?

– По-моему, отличная мысль. Я все равно не голодная. Что думаешь, Винс?

Она повернулась к Винсу.

– Ну, пожалуй, да. Почему нет? Погода прекрасная. Можем прогуляться к морю.

– Да. Отлично. Тогда идем.

Она встала и взяла сумку.

– Что – сейчас?

– Ага. Пошли.

– Отлично. Да. Хорошо.

Через несколько минут Винс вышел из «Нельсонс Армс» на улицу, в теплый, приятный вечер, полный невероятных загадок, вместе с самой красивой девушкой, с которой когда-либо оставался наедине.

Они стояли на тротуаре возле паба, рядом с большим, потрепанным указателем, гласящим «Добро пожаловать в трейлерный парк «Сивью». Он поскрипывал под легкими порывами соленого морского ветра.

– Боже. Ну и кошмар! – сказала Джой.

Винс рассмеялся.

– Прости, пожалуйста. Крис бывает немного… назойлив.

– Что ты, не извиняйся! Это я должна перед ним извиняться. Перед ним и твоей мамой. Теперь они там встряли.

– О, насчет Криса не беспокойся. Он найдет способ от них избавиться, когда ему надоест. Он достаточно умен.

У входа в паб была привязана маленькая собачка, белая с коричневыми пятнами и непропорционально короткими ногами. Хозяин оставил ей воду в пластиковом контейнере. Собака умоляюще на них посмотрела, и они, не сговариваясь, опустились на корточки, чтобы с ней поздороваться. Приветствуя их, пес радостно натянул поводок.

– Привет, – проворковала Джой, почесывая ему шею.

– А ты дружелюбный парень, верно? – заметил Винс, потрепав его по попе.

Собака завертелась от восторга. Подняв глаза, Винс увидел улыбку Джой.

– Мне нравятся люди, которые любят собак, – сказала она.

– Да?

– Ага. Никогда не доверяй тому, кто не любит собак, таков мой девиз.

– Верно, – согласился Винс, опуская взгляд. Он посмотрел на руку Джой, опущенную на жесткую шерсть собаки. Длинную и тонкую, с голубыми венами, что перетекали от запястья к костяшкам пальцев, словно ледяные реки. На указательном пальце было серебряное кольцо в форме свернувшегося дракона. Пока Винс разглядывал кольцо, в его голове родилась мысль, такая яркая, что ему пришлось сжать челюсти, чтобы не произнести ее вслух.

Ты веришь в любовь с первого взгляда?

– Итак, – сказал он, поднимаясь на ноги и краснея, – мы обрели свободу. Что будем с ней делать?

Джой еще раз погладила собачку на прощание и тоже встала.

– Ну, – протянула она, – ты же у нас знаток Ханстантона – тебе и решать.

– Хорошо. – Винс внимательно оглядел дорогу. Он не знал, что предложить. Ему еще ни разу не приходилось выбирать, чем заняться в Ханстантоне. Он всегда просто делал то же, что мама и Крис. И вообще, что любит делать такая девушка, как Джой? Похоже, она из тех, кто читает русские романы и слушает сложную музыку. Возможно, она бегло говорит по-французски и умеет есть устрицы. Он мысленно перебрал все возможные варианты, что бы найти что-то, хоть что-нибудь отдаленно имеющее отношение к культуре или шику.

– Внизу на побережье есть кинотеатр, – наконец сказал он. – Можем посмотреть, что там показывают.

– Знаешь что, – сказала Джой, – давай просто найдем хороший паб и расслабимся, ладно?

Винс повернулся к ней и с облегчением улыбнулся. И они пошли.

У Джой не было парня уже почти два года. Два года ее никто не брал за руку, она не ощущала на коже чужих губ, волос на своей щеке. Единственными людьми, с которыми она контактировала с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, были учителя, врачи и консультанты. Она не помнила, как пахнут мужчины. Она не сомневалась – жены специалистов, с которыми она имела дело последние несколько месяцев, считали запах своих мужей восхитительным и больше всего на свете любили вдыхать их особенный пьянящий аромат, но Джой помнила только слова – ни запахов, ни звуков, ни чувств – лишь бесконечные слова.

Ее последнего мужчину даже мужчиной было назвать нельзя. Кирен Сондерс, прыщавый семнадцатилетний подросток из Дагенхама, с которым она познакомилась на автобусной остановке в четырнадцать лет. Он прошел мимо в кожаной куртке с бахромой, у него были тонкие ноги в черных джинсах и огромные «мартенсы». Пройдя мимо, он обернулся на Джой, сидящую на скамейке в школьной форме. Она наблюдала, как он уходил прочь по дороге, постоянно оборачиваясь, чтобы на нее посмотреть, а потом вдруг вернулся и предложил ей сигарету.

Первым впечатлением Джой о Кирене был его запах – сигаретный дым и протухшая в стиральной машинке одежда. И ее совершенно очаровал красный прыщ у него на подбородке – такой зрелой желтой головки она еще не видела. Она согласилась дать ему номер телефона только из вежливости и вовремя не сообразила продиктовать его неверно.

На следующей неделе он зашел за ней домой, чтобы отправиться на первое свидание. Он стоял у нее на пороге в коже и джинсах, с обесцвеченно-розовыми волосами, как у попугая, и держал в изодранных руках большой букет хризантем.

Он признался ей в любви после третьего свидания, а через полгода купил помолвочное кольцо в магазине «Элизабет Дюк». Золотое, с тремя маленькими сапфирами и двумя крошечными рубинами. Она носила кольцо, чтобы не обидеть Кирена.

– Почему ты никогда не говоришь, что любишь меня? – спросил он однажды вечером. – Ты ведь меня любишь, да?

Она посмотрела в его большие нежные глаза, до последней капли прочувствовала его нервную, искреннюю любовь и поняла, что может дать только один ответ.

– Да, – сказала она, – Конечно, люблю.

Она не представляла, что можно ответить «нет».

Они проводили долгие часы на его односпальной кровати, целуясь и лаская друг друга. Джой не нравилось, когда он засовывал ей в рот свой скользкий язык или вонзал свои обкусанные ногти в ее тело. Когда ласки начали перемещаться под одежду, а потом и под нижнее белье, они стали нравиться Джой все меньше и меньше. Но она никогда ему не отказывала. Одним дождливым вечером она даже позволила ему засунуть свою руку в штаны и положить ее на липкие яйца. Но она понятия не имела, что делать дальше, а Кирен впал от волнения в глубокий ступор, поэтому она обхватывала их со всем энтузиазмом, на который была способна, пока не почувствовала, что пора убрать руку и положить ее на какое-нибудь менее интимное место.

Джой позволяла Кирену себя трогать не из жалости. Не из благородных намерений. И не из страха. И не из благодарности. Она позволяла ему это просто-напросто потому, что не считала, что у нее есть право отказать. Если бы она в какой-то момент сказала Кирену «нет», это значило бы, что она считает себя в чем-то лучше него. И хотя любой с первого взгляда определил бы, что Кирен объективно не дотягивает до уровня Джой, а ее родители не скрывали отвращения к благонамеренному, но неприятному молодому человеку при одной мысли о том, что он может хоть пальцем тронуть их драгоценную, нежную девочку, Джой ничего этого не видела. В ней не было ничего особенного, и она не имела права отказывать людям в их сокровенных желаниях.

К счастью для Джой, Кирен никогда не просил ее девственности. Он столь же ценил ее девственность, сколько сама Джой ею тяготилась. Он взял ее за руку, а глаза его наполнились слезами, когда Джой сообщила ему, что у нее еще ни с кем не было секса. По убеждениям Кирена, девственность Джой была таким бесценным сокровищем, что на него не имел права посягать никто в мире, а уж тем более он сам.

Они расстались через два года. Джой больше не смогла выносить бесконечные часы бесплодных, бессмысленных ласк на узкой кровати и поняла, что покончить с этим можно, только разорвав отношения. Он так рыдал, что у него в носу запузырились сопли, но в остальном повел себя достойно. Через неделю он принес ей на день рождения мягкого медведя и желтые цветы, и больше она его не видела.

В первый день учебы в подготовительном колледже Миранда, одна из школьных задир, проявила к Джой внезапное расположение. Она одаривала Джой сигаретами, травкой и маленькими синими таблеточками, пока одним осенним вечером, спустя два месяца со дня начала их дружбы, когда они смотрели закат, сидя у окружного Лондонского шоссе и попивая бурбон, Миранда внезапно повалила Джой на траву и сунула ей в рот свой язык.

Джой позволила ей исследовать свой рот и контуры зубов, и Миранда была в восторге. Она даже позволила Миранде задрать свою футболку и облизать соски, но ни одна из них не имела понятия, что делать дальше. Их дружба сошла на нет, когда Миранда встретила на каникулах взрослую лесбиянку, которая научила ее всему, что нужно, и Джой с тех пор оставалась совершенно нетронутой.

Джой не очень представляла, что такое секс или страсть. За свои почти восемнадцать лет она не встретила никого, с кем ей хотелось бы заняться сексом, никогда не чувствовала возбуждения или покалывания в низу живота. Сама мысль о том, что кто-то может в нее проникнуть, казалась ей чуждой – словно целиком проглотить вареное яйцо, или протянуть из одного уха в другое леску. Она влюблялась в поп-звезд и актеров и в недостижимых мальчиков из соседней престижной школы, но она никогда не испытывала настоящего сексуального влечения.

До этого момента.

Она наблюдала, как Винс идет к ней через паб, неся в руках две пинты светлого пива. Ей нравились его густые, светло-каштановые волосы, ниспадающие мягкими волнистыми прядями спереди и коротко подстриженные по бокам и сзади. На нем была черная футболка, заправленная в черные суконные брюки. Крепкая, гладкая шея, широкие, сильные плечи. В красивых, больших ладонях пивные кружки казались хрупкими. Он был человеком, с которым она хотела бы потерять девственность. С места в карьер. Прямо так.

– Итак, – сказала она, задержав дыхание, когда он сел рядом, – расскажи про шрамы.

Да, и еще одно насчет этого Винса – с ним она легко могла говорить о чем угодно.

Он улыбнулся и провел по ним пальцами.

– Ааа, – протянул он, – шрамы. Ты правда хочешь знать?

– Ага, – кивнула она.

– Хорошо. У меня была операция. Год назад. У меня из челюсти вынули кусок кости, вставили спицы, все такое.

– Ничего себе. Зачем?

Винс пожал плечами.

– Чтобы избавить меня от уродства.

Джой рассмеялась.

– В смысле – «от уродства»?

– В смысле, я выглядел странно. У меня был неправильный прикус, вот такой, – он выдвинул вперед нижнюю челюсть, – и из-за этого были проблемы с едой, зубами и вообще, и поэтому мне сделали операцию. Они работали над костью вот здесь. – Он показал на шрамы.

Джой содрогнулась.

– Больно было?

– О да. Жуткие мучения. Я не мог нормально есть еще несколько месяцев, очень похудел. Весил меньше шестидесяти килограммов, когда они сняли скобы. Выглядел как скелет. Настоящий ад – не мог ни говорить, ни глотать, ни двигать челюстью. Целый год я только слушал музыку и пил антибиотики. Просто кошмар.

– Боже, бедняга. Теперь все в порядке?

– Да. Ну, почти. Еще немного побаливает, затекает по утрам, зевать не очень приятно…

– А ты… Ты… Я хотела спросить, насколько ты был уродлив?

– Ну, ребята в школе считали меня весьма отвратительным. Называли «Дынеголовый».

– Дынеголовый? Почему Дынеголовый?

– Из-за фамилии.

– Твоя фамилия Мелон?

– Ага. С двумя «л».

– Серьезно?

– Ага. Меллон. Могло быть хуже. Я мог оказаться девчонкой с огромными сиськами.

– А по-моему, красивая фамилия.

– Считаешь?

– Ага. Мне нравится.

– Хм. Раньше я об этом не задумывался. Даже хотел поменять ее после того, как мама вышла за Криса, – взять его фамилию.

– Какую?

– Джебб.

– О нет, – она со вздохом покачала головой, – Меллон – куда лучше.