Я не облажалась. У нас будет контракт. Саммер в порядке. У меня будет достаточно денег на приличный рейс!

Тело расслабляется, я полна надежд.

— Джесс… нам нужно поговорить, — обращается ко мне Саммер.

— Боже, ну конечно! — соглашаюсь я, следуя за ней по лестнице в гостиную. — Прошло пять дней! Странно столько не общаться. Я не жду, что ты меня простишь сразу. Знаю, ты злишься на меня. Но я все исправлю…

— Мы не получили контракт, — перебивает меня Саммер, аккуратно усаживаясь на огромный кожаный диван.

— Не получили? Ох, дерьмо. Дерьмо. — Я приземляюсь на пол рядом с ней. — Позволь позвонить Валентине, Сам. Боже.

— Я уже говорила с Валентиной.

— Что? Когда? Когда она звонила? Что сказала? Почему они не хотят нас? На прошлой неделе они нас любили!

— Она сказала, что решение принимала не одна… этот вопрос обсуждала вся команда.

— О, боже. Она сказала, что это моя вина?

Саммер смотрит мне прямо в глаза и кивает.

— Да. Сказала.

Твою мать.

— Боже, мне так жаль. Я не хотела называть Лео Фроста пенисовым принцем. Просто он вывел меня из себя. Говорил со мной, как с грязью на его слишком очищенных туфлях. Заставил переступить черту, я ничего не могла поделать с собой.

— Ага, потому нам и нужно поговорить.

— Придумать план? Отличная идея. Это мы можем. Мне взять ноут? Мы можем обратиться в другое издательство, разве нет? Я напишу еще лучшую речь. Уверена, что смогу исправить…

— Джесс, я хочу, чтобы ты съехала.

У меня сдавило горло.

— Что?

— И не думаю, что тебе стоит продолжать работать над «Саммер в городе».

Что-о-о-о-о?

Я роняю голову.

— Ты… вышвыриваешь меня? И выставляешь вон? В один и тот же день?

Саммер медленно пожимает плечами.

— Просто хочу, чтобы ты знала, мне это решение далось нелегко. Я постоянно думала об этом последние несколько дней. Я поговорила со всеми о нас, и они считают…

— Поговорила со всеми? С кем? Я не понимаю.

— Они все согласны со мной. Все считают, что ты тянешь меня вниз. Ты все время тянешь меня вниз.

Я соединяю руки и большим пальцем одной руки вожу по ладони другой. Неужели наши друзья на самом деле сказали такое обо мне? Это правда?

— Слушай. Я знаю, что облажалась на презентации. Я из-за этого чувствую себя реальной сукой. Но то, что я пишу? Разве это не считается? Я серьезно трудилась над нашим сайтом, Саммер. Я знаю, что конкретно эта возможность ускользнула, и это моя вина, но я обещаю, что найду другую. Клянусь, я…

— Моим сайт.

— Прости?

— Ты сказала: «Нашим сайт». Но он мой. — Саммер склоняет голову. — Он мой, Джесс.

— Но… но… Я занималась всем редакционным календарем. Написала практически каждый пост, привела к нам в Твиттер тридцать тысяч подписчиков. Я работаю над всем этим дни и ночи, и даже в выходные на протяжении последних двух лет. «Саммер в городе» — это ты и я.

Саммер какое-то время жует губу.

— Технически нет. Ты не подписала контракт.

О мой бог, она права. Не подписала. Она говорила, что моя помощь нужна всего на пару месяцев, а когда я упомянула, что мы наверно должны составить какое-то соглашение, она ответила, что наша дружба — единственный контракт, который нам необходим, и спросила, хочу ли я что-нибудь из бара. Потом настаивать было глупо, так что не подписала. Мне не казалось, что это так уж необходимо.

В груди разгорается возмущение.

— Да ладно, Саммер, так нечестно! Ты говорила, что нам не нужен контракт!

— Разве? — Она покосилась. — Не думаю.

— Совершенно точно. И, кстати, пока я не присоединилась в качестве партнера, сайт был дерьмовым. В день там было всего пятнадцать просмотров! И даже не уникальных!

Саммер резко вдыхает, будто обжигаясь.

— Лгунья. Просмотров было куда больше! — чешет она нос. — Ты, наверное, забыла, но это ты ворвалась в мою жизнь. Я оказала тебе услугу, наняв тебя, дала тебе место в жизни и тоже радовалась этому. Ты потерянная душа, а я очень щедрый человек. Я была счастлива устроить тебе стартовый скачок, но ты никогда, твою мать, не прыгала! Ты все еще на месте. Все портишь и выставляешь меня в плохом свете!

— Что значит порчу? Я вернулась из Марокко, чтобы помочь тебе!

— Ты в Марокко была на мели.

— Я была счастлива в Марокко. Я… Я думала, что оказываю услугу тебе. — Я тру глаза. — Откуда это все? Всего лишь несколько дней назад мы вместе собирались подписать контракт на выпуск книги. — Тяжело вздыхая, я опускаюсь на диван рядом с Саммер. — Черт. Я знаю, что ты злишься на меня, знаю. И мне правда жаль. Просто, блин, давай… выберемся куда-нибудь? Обсудим все. Просидим в пабе до утра. Саммер? У нас будет очередное неведомое приключение, и мы просто забудем обо всем этом кошмаре.

Саммер хмурится и качает головой.

— Ты не понимаешь. Я больше не хочу сидеть до утра. Не хочу напиваться так, чтобы забыть этот разговор. Ты упускаешь любую возможность еще до того, как она становится значительной. Ты даже не подозреваешь, что делаешь так… У тебя были тяжелые времена из-за мамы, я знаю. Но сейчас твои эмоциональные проблемы, вроде как, влияют на меня.

Я сглатываю и задираю подбородок.

— Думаю, ты немного перегибаешь. Выгоняешь меня и увольняешь? Это слишком жестоко. Мы же лучшие подруги.

— Ты не знаешь, как это — дружить, Джесс, — язвительно усмехается Саммер. — Ты знаешь, как приятельствовать, и пока тебе весело, необременительно, легко и смешно, ты довольна. Но когда все становится серьезно, тебе становится неинтересно.

Это неправда… Ладно, хорошо, я не всегда выслушиваю ее, когда она делится чувствами, раздирающими ее проблемами и сложностями в отношениях. Но я хотела заключить сделку на книгу так же сильно, как и она! Я работала для этого не покладая рук!

Мы встречаемся взглядами. Она кажется другой. Хладнокровной.

— Слушай, Джесс. Ты правда была полезной и веселой частью моего пути, и я ценю твою помощь с сайтом. Но… теперь мы движемся в разных направлениях, и у меня чувство, что мне предначертано нечто большее. Мне кажется, ты тратишь мои силы напрасно, требуешь слишком много внимания, и пришло время перерезать пуповину. Мне жаль, ты же знаешь это? Но я должна поступить так, как лучше для меня. И… в общем, ты больше не часть моего пути.

Я моргаю, не веря своим ушам. Она совсем не выглядит так, будто ей жаль. Какого хрена происходит?

Все тело ходит ходуном от приливающего адреналина и негодования. Я поднимаюсь с дивана и спокойно ухожу из гостиной, с тихим щелчком закрывая за собой дверь без истерик.

Сейчас я на десять лет старше, но чувство, когда тебя бросают, достаточно сильно похоже на то, что было тогда, в первый раз — словно ты стоишь на краю чего-то очень высокого и тот, кто, ты знаешь, стоит позади, толкает тебя.

Я пробыла в университете полгода и только начала мириться с мыслью, что мама может справиться и без меня — во всяком случае, пока все хорошо. Когда она однажды зимой, во вторник, не ответила на мой ежедневный обеденный звонок, я не слишком переживала. Иногда мама забиралась в постель и игнорировала мои звонки; это значило, что у нее был один из ее не лучших дней. Да и к тому же накануне вечером она была очень даже в духе! Мы общались по телефону о моих курсах, хихикали над каким-то уморительным фокусником из программы «Королевское представление». Но в четыре дня, когда я была в библиотеке, на дисплее мобильного высветился входящий звонок от маминой медсестры-психиатра из социальной службы. Медсестра звонила только в тех случаях, когда происходило что-то плохое.

— Приветик, Пэм, — сказала я, отвечая на звонок. — Выкладывай. Что она натворила в этот раз? — Я закатила глаза, пальцами выстукивая по полке, с которой снимала экземпляр «Кентерберийских рассказов», что должна была прочесть по учебе. — Нет, постой, я угадаю. Напилась и проклинала мужчин, разбивших ей сердце? Спустила лекарства в туалет? Очередная поездка в психушку? Давненько мы там не были!

Я шутила над всем этим, даже мама иногда была не прочь посмеяться над своими выходками, но под напускной веселостью скрывалось дико колотящееся о ребра сердце.

— Джессика. Тебе стоит присесть.

И, само собой, тогда я поняла. Все знают, что значит «тебе стоит присесть».

— Эм, хорошо, — ответила я, ноги стали ватными. Опустившись на покрытый ковром пол, я головой прислонилась к полкам с книгами и с силой сжала телефон.

— Джессика, боюсь, у меня для тебя ужасные новости, — продолжала Пэм, похожая на героиню из телевизора. Словно это была мыльная опера. — Боюсь, Роуз, то есть твоя мама… она… скончалась.

Я сдержала вздох и быстро кивнула, желудок скрутило так, будто я была на вершине американских горок.

— Когда? К-как?

— Этим утром. Она… она… это передозировка. Я звонила насчет ежемесячной встречи. Входная дверь была приоткрыта… — Обычно умиротворенный голос Пэм задрожал и затих.

Я уронила «Кентерберийские рассказы» на ноутбук и наблюдала за тем, как рисунок на обложке и клетчатая юбка моего платья мутнели.

— Но в прошлый раз, когда такое произошло, с ней все было в порядке. Они в больнице использовали ту штуку, чтобы откачать ее. Вчера вечером она смеялась. Не понимаю. Вы уверены, что она?.. По голосу казалось, что у нее все хорошо. Что она… счастлива.

И тогда меня озарило. Я знала, почему вчера мама была такой радостной. Почему она внезапно стала веселой и общительной, как нормальная мама. Она знала, что собирается сделать. Она знала, что покинет этот мир, потому и оставила дверь незапертой, чтобы Пэм ее нашла.

Так и знала, что не должна была оставлять ее. Знала, что должна была остаться дома. Она бы так не поступила, если бы я была дома.

Я уронила телефон на ковер и начала смотреть на ряды книг передо мной, я слышала клацанье по клавиатурам и приглушенное шушуканье студентов. Никто из них и не догадывался, что за углом, на полу, мое сердце разбилось.

Я кусала нижнюю губу, пока не ощутила вкус крови и не почувствовала нечто, что предвещает слезы. Так и должно быть, разве нет? Должны были быть реки слез, стенания, вырывание волос и крик уводящего меня библиотекаря: «Все пошли вон отсюда, здесь не на что смотреть, представление окончено!» Но ничего такого не было. Вместо этого я поднялась с пола, аккуратно вернула книгу на место и покинула зал. Качаясь, я брела по коридорам, а когда добралась до комнаты, то выключила весь свет и легла на кровать. Я устремила взгляд в темноту и терпеливо ждала, когда внутренности перестанет скручивать. Там я и оставалась, пока меня не обнаружила Саммер.

Я не плакала в день, когда моя мама покончила с собой. И никогда с тех пор.

 

Глава восьмая

Бары при гостиницах и пивные рестораны пристанище ни на что не годных персон. Там не место Достойной Женщине. И определенно не место незамужней леди.

Матильда Бим, «Как быть достойной женщиной», 1959

Бар «Трэп Инн» расположен в конце дороги. Это самая настоящая пивнушка. Стулья испачканные и потертые, на подставках для пива виднеются следы от зубов, а сами они воняют как яйца. Но сейчас, в связи с острой необходимостью, и благодаря тому, что находится бар недалеко, «Трэп Инн» становится моим местом для уединения. Я заказываю бутылку грушевого сидра у тощей барменши с щелью между зубов, и из того, что получается уловить, отзывается она на имя Страшила Элейн.