Дорогой Лео,

Итак, я уже пыталась связаться с тобой всеми обычными способами, но совершенно ясно, что ты не хочешь слышать обо мне — и я это прекрасно понимаю, но надеюсь, что когда ты вернешься из Франции, то прочтешь это и поймешь, насколько мне жаль.

У меня был дикий период в жизни, когда я подписалась на участие в этом проекте — только что потеряла работу и дом, была в поисках быстрого заработка, да и моей бабушке действительно нужна была помощь. О тебе у меня создалось впечатление, будто ты сексист, бессердечный соблазнитель, и хоть это не оправдание тому, что я обманывала тебя, благодаря этому принять решение было куда проще. Откровенно говоря, наша стычка на презентации «Пчеловода» тоже посодействовала. Я правда считала, что ты невероятный придурок.

Потом мы прекрасно проводили время. И за самонадеянностью и высокомерием я увидела тебя. Тебя. Доброго, открытого, креативного, великолепного, чувственного мужчину, который оказался совсем не таким, как я думала. И я была напугана тем, что почувствовала. Как и у тебя, у меня есть небольшие проблемы с обязательствами, и мне не хотелось признавать, что я, возможно, влюбляюсь в тебя, ведь прежде со мной такого не было, и подобное я не планировала.

Многое из того, что ты видел (и, надеюсь, полюбил) было проявлением настоящей меня. Джесс Бим. Все, что я говорила о художественном таланте. О любви к фильмам восьмидесятых. Маниакальное вождение аттракционной машинки, стихотворение на сцене. Те поцелуи. Те поцелуи, которые, я знаю, и ты знаешь, были лучшими поцелуями, что у нас были. Это все была я.

Дело в том, Лео, что, несмотря на то, что многое в руководствах моей бабушки отвратительное антифеминистское дерьмо, инструктирующее женщин быть пассивными и зависимыми от мужчин, в них также есть пара хороших советов. Они научили меня быть терпеливей, слушать по-настоящему, быть более заинтересованной в новом и, в целом, открываться перед другим человеком, чтобы создать не только поверхностную связь. Ты был чем-то большим. Ты и сейчас нечто большее.

Я сожалею, что причинила тебе боль. Ты этого не заслужил, и я подавлена из-за того, как все обернулось.

В общем, теперь я, наверное, буду бродяжничать, но мне хотелось объясниться и сказать, как паршиво я себя чувствую, и как сожалею, что лгала тебе.

С любовью, извинениями и пожеланиями мега-взрывной удачи в творчестве,

Джесс.

Х

П.С. Если твоя ворчливая соседка сверху расскажет тебе о жуткой девице, включавшей «In Your Eyes» перед домом, это была я. Прости.

П.П.С. Я больше не живу на Бонэм Сквер, так что, если вдруг ты захочешь связаться со мной, моя почта — msbeambastic@mail.com.

Новизна от жизни у Джейми, ничегонеделания, кроме разыгрывания Саммер, мыслей о Лео и невозможности выспаться из-за шумного секса соседей Джейми вскоре прошла. И когда Пич пригласила меня на обед во вторник, я согласилась так, словно она предложила мне обнаженного и готового к действиям Джеймса МакЭвоя.

Я еду в кафе «Ле Петит» в Кенсингтоне и жду ее прибытия. Очень странно не видеться с Пич каждый день, и я понимаю, что жду встречи с ней с энтузиазмом.

Так что вообразите мой шок, когда в двери кафе входит не только Пич, но и бабушка. Она плавно движется в темно-розовом костюме, высокая и грациозная, с собранными шиньоном волосами и в огромных красных очках, аккуратно мостящихся на ее носу.

Чертова Пич. Она подставила меня! И подумайте только, какого хорошего я была о ней мнения.

Я сердито поднимаюсь из-за стола и собираю вещи, чтобы уйти.

— Прошу, Джессика, останься, — говорит бабушка хриплым голосом. Вздыхая, я сажусь обратно. Как только она устраивается за маленьким деревянным столом, до меня доносится аромат «Шанель №5», и на глаза тут же накатывают слезы. Я яростно утираю их.

Я скучаю по бабушке.

Но еще я зла на нее.

— Я переехала из Бонэм Сквер, — ставит она меня в известность, осторожно сигнализируя официантке.

— Я знаю. Пич рассказала мне.

— Я купила дом поменьше. Крайний таунхаус69 в Дулвиче. — Официантка подходит к нам и принимает заказ на чай. — Это не похоже на Бонэм, но там светло, просторно и неплохой двор.

— Хорошо. Это хорошо.

— Я хотела увидеться, — продолжает она, — чтобы передать тебе это.

Она из сумочки достает жесткий белый конверт и передает его мне.

Хмурясь, я открываю его.

Это чек на имя фонда психического здоровья. В конце написанной от руки суммы выведено довольно много нулей. Я резко вдыхаю.

— Ого.

— Я была не права, втянув тебя в проект. — Бабушка тяжело вздыхает. — Мне следовало понимать, что не тебе решать мои проблемы. Мне казалось, что дом — единственное, что у меня осталось в этом мире. И стараясь спасти его, я потеряла нечто более важное… тебя. После переезда у меня остались деньги. Я подумала, что мы могли бы пожертвовать их в память о Роуз.

Она тихонько всхлипывает, произнося имя моей мамы.

— Мне нравится. — Я быстро киваю, слава застревают в горле. Я сглатываю ком. — Спасибо.

Бабушка из сумочки достает хлопковый носовой платок и дрожащими руками промокает глаза.

— Ты не потеряла меня, знаешь ли, — произношу я небрежно. — Просто я очень, охренительно зла на тебя.

Она инстинктивно открывает рот, чтобы попросить не выражаться, но потом так же быстро его закрывает.

— Мне жаль, что ты… охренительно зла. — Она тянется и берет меня за руку. — Я была эгоистичной. Зацикленной на жалости к себе и горе. Я бы не вынесла, если бы ты смотрела на меня так, как твоя мать. Когда ты вошла в мою дверь, мне показалось, будто мне был дан второй шанс. И я все испортила, втянув тебя в свои проблемы.

Официантка подходит с нашим чаем. Бабушка добавляет молоко, а я сахар, но ни одна из нас не делает ни глотка.

— Я никогда не прощу себя за то, как поступила с твой матерью, Джессика. И как бы ты плохо обо мне ни думала, я хочу, чтобы ты знала — я о себе думаю так же. Пожалуйста, скажи, что простишь меня.

— Я прощаю тебя, ба, — отвечаю я без заминки.

И понимаю, что правда прощаю ее. В этой катастрофе нет невиновных, мы погано повели себя в том или ином случае. Мама потратила львиную часть своей жизни на ярость и обиду. Я так не хочу. Не могу.

Бабушка размеренно вздыхает и поднимает свою чашку с чаем все еще слегка трясущимися руками.

— Пич рассказала мне, что ты хочешь оправиться путешествовать. Я бы хотела оплатить твое путешествие, Джессика. Куда… куда бы тебе хотелось поехать?

Я гляжу на бабушкино морщинистое лицо и осознаю, как сильно каждый день скучала по ней, и как здорово, когда есть кто-то — даже если чокнутый, — кому не безразлично, чем ты занимаешься, и я привыкла к этому.

Хм-м-м.

Идея путешествия по Ямайке, Таиланду или другому отдаленному месту в одиночестве больше не кажется такой заманчивой.

И тогда я хохочу, потому что внезапно понимаю, куда конкретно хочу отправиться, и это изумляет меня до глубины души.

— Я тут думала... может, южный Лондон? — предполагаю я, делая глоток чая. — Не знаю, может, в Дулвич?

Бабушка на секунду хмурится, прежде чем до нее доходит смысл моих слов.

— Со… мной? — Она прижимает руку к груди. — Ты имеешь в виду мой дом?

— Да, — улыбаюсь я. — Если ты меня, конечно, примешь.

— Ох, Джессика. — Она громко всхлипывает, из-за чего другие обедающие посетители оборачиваются и посылают нам раздраженные взгляды. — Я приму тебя!

— Ой, еще сфотографируйте, это может затянуться! — кричу я пялящимся посетителям, из-за чего бабушка посмеивается и краснеет.

Она прижимает ладони к лицу.

— Поверить не могу! Говоришь, ты вернешься сегодня, дорогая? Поручу Пич подготовить свободную комнату. В общем, теперь твою комнату! — Она оглядывается через плечо и зовет официантку, стоящую у стойки. — Торт, пожалуйста! Мы просто обязаны взять торт к чаю!

— Круто. — Я смеюсь, подзывая официантку, чтобы попросить отрезать самый большой кусок. — Хотя, у меня есть несколько условий.

— Каких?

— Ты должна пообещать, что мне больше не придется носить утягивающее белье, и я смогу бегать, когда захочу, и с этих пор мы говорим друг другу только правду и… ты никогда, ни за что на свете не станешь покупать для меня фарфоровых кукол.

Бабушка незамедлительно протягивает руку.

— Учтено.

Я возвращаюсь к Джейми пружинистой походкой. Он невероятно счастлив слышать, что с бабушкой все наладилось. Вообще, он кажется слишком счастливым.

— Господи, спасибо, — благодарю я его, когда он с энтузиазмом предлагает упаковаться.

— Мне понравилось жить с тобой, — ухмыляется он. — Просто… ты немного… неряшливая.

— Я креативная, — протестую я. — Это другое, чувак.

Он с журнального столика убирает тарелку со вчерашней наполовину съеденной лазаньей.

— Ага, очень креативная. Я профессиональный медик. Мне нужно думать о гигиене.

Я закатываю глаза. Поднимаюсь наверх и хватаю черный мусорный пакет, в который забрасываю свою одежду, пока Джейми наблюдает и не торопится помогать. По окончании сборов он вызывает такси, и мы ждем его прибытия на ступеньках перед домом.

— Мы же не потеряем связь? — тихо спрашивает Джейми, конверсами70 ковыряя тротуар.

— Лучше не терять, — отвечаю я, подталкивая его локтем.

Он проводит рукой по своим кудряшкам.

— Хорошо. — Кивает он. — Хорошо.

Когда такси подъезжает к бордюру, я дергаю Джейми, чтобы обнять.

— Ты был невероятно заботлив, — шепчу я. — Я этого никогда не забуду.