Полюбила не с первого взгляда, а с первой вот такой прогулки. Тина бродила по бульварам, переулкам, московским дворикам, аллеям, впитывая в себя дух города и поражаясь его силе и мудрости. Все когда-то и кем-то сказанное и написанное о Москве было, конечно, правильно, не весьма однобоко — видением данного, пусть и гениального, человека. На самом деле энергетика, дух и душа города были постоянной, ускользающей от словесного описания величиной. Москва, странным образом, только по одной ей известной шкале ценностей, либо принимала человека, либо отвергала сразу, вне зависимости от того, плохой он или хороший по общепринятым, людским эталонам. Но, независимо от того, оставался он здесь или уезжал, вирус ее притягательности попадал человеку в кровь да так и оставался с ним на всю жизнь.

Со временем у Тины появились любимые маршруты, места, улицы, которые, как ей казалось, успокаивали больше других.

Как-то зимой она гуляла по Чистым прудам и заметила женщину, сидящую на скамейке. Она удивилась — было очень морозно, поэтому гуляющих людей почти не встречалось, и уж тем более никто не сидел на скамейках. Она подошла к женщине и спросила:

— Вам плохо? Может, помощь нужна?

— Нет, деточка, но за заботу спасибо! Это сейчас редкость, — ответила, улыбнувшись, женщина.

На вид ей было около семидесяти, очень приятная, улыбчивая, с веселыми, задорными глазами пожилая женщина, которую ни бабушкой, ни старушкой никак нельзя назвать. Она была хорошо одета — каракулевая шубка, муфточка; уложенные в прическе под кокетливой, тоже каракулевой шапочкой волосы, румянец на щеках, обаятельная улыбка. Тина не удивилась, если бы под шубой обнаружилась блузка с камеей на воротничке и дорогая теплая шаль — образ старой аристократки, вынесенный из советских фильмов.

— Я гуляю каждый день, — пояснила женщина. — Быстрым шагом, в любую погоду, а эта скамейка — некий финиш моего маршрута, я отдыхаю здесь десять минут и уже спокойным шагом возвращаюсь домой.

— Я бы так не смогла! — проникаясь уважением, ответила Тина. — Каждый день, невзирая на погоду и настроение!

— Сможете, когда не захотите сдаваться возрасту и тому самому настроению. Мои десять минут прошли, — поднимаясь со скамейки, сказала она. — Может, прогуляетесь до моего дома и выпьете со мной чаю?

— Это, наверное, неудобно, — смутилась Тина. — И потом, небезопасно вот так приглашать в дом незнакомого человека.

— Я людей вижу сразу, меня очень нелегко обмануть. А вам, как я поняла, надо с кем-то поговорить!

И Тина согласилась.

Мария Захаровна, как звали ее новую знакомую, жила на Чистопрудном бульваре, в старом доме, в огромной, светлой, с высоченными потолками квартире.

Когда они вошли к ней, Тина вздохнула от восхищения и забыла дышать, так необыкновенно созвучна была ей атмосфера этой квартиры.

Мебели немного, но старая, еще прошлого века, добротная, из цельного дерева. Никаких слоников, вязаных салфеточек и, главное, герани, которую Тина почему-то терпеть не могла. Много книг в стеллажах до потолка, фотографий в рамках, стоящих на комоде и трюмо, огромный фикус в эркере, легкие занавески на высоких окнах, дубовый круглый стол, укрытый скатертью до пола, светлые акварели на стенах, какие-то необыкновенные статуэтки, шкатулочки, милые безделушки, еле уловимый запах роз, корицы, ванили.

Тина ходила по большой гостиной и дотрагивалась до вещей кончиками пальцев, преодолевая чувство неловкости, так неудержимо ей хотелось все это потрогать. В атмосфере и обстановке дома не было никакой вычурности, продуманности интерьера, гармоничный, непринужденный беспорядок, где каждая вещь дополняла другую, находясь на своем месте.

— Я вижу, вам понравился мой дом? — услышала Тина голос за спиной.

В это время она рассматривала акварель с авторской подписью, повернулась и, не сдержав восторга, ответила:

— Невероятно! Это очень созвучно мне внутри! Как бы это объяснить?

— Я вас прекрасно поняла. Это квартира моих родителей. Здесь почти все сохранилось, как было при маме. Кое-что добавила я, многое продалось во время войны и после, но в целом дух сохранен. Давайте, деточка, чай пить.

Были фарфоровые чашечки с блюдцами, хрустальные вазочки с вареньем, розетки, горячий чай в пузатом фарфоровом чайнике, серебряная сахарница — все то, что уносило Тину в прекрасную нереальность прошлого, успокаивая, умиротворяя.

Мария Захаровна поразила и покорила Тину сразу! Ей было семьдесят три года, и она прошла все, что только мог пройти вместе с этой страной человек, родившийся в двадцатые годы. Невероятно живая, остроумная, мудрая, о себе она рассказывала скупо, а вот Тину расспрашивала подробно о жизни, проблемах, трудностях.

— Знаете, Тиночка, я вижу очень многих людей, когда гуляю, да и встречаюсь со многими. Наш бульвар притягателен для размышления, туда часто приходят пройтись, подумать в одиночестве. Вы меня сразу поразили, у меня дальнозоркость, я вас издалека заметила. И было понятно, что у вас проблема, но вы боретесь! Вы пришли пройтись не для того, чтобы пожалеть себя, а чтобы набраться душевных сил для борьбы. И это замечательно! Как много я видела рыдающих девушек на этих скамейках, опустивших руки, поддавшихся обстоятельствам, и это печально! Поплакать иногда очень полезно, но только для того, чтобы оставить в прошлом все, что оплакиваешь, встряхнуться и идти вперед. Нельзя сдаваться, нельзя застревать в болевом моменте и жить только в нем. Вы, Тиночка, боец, но с этим, увы, тоже не следует перегибать. Становиться железной — значит утратить женственность. Нужно чувствовать грань между силой духа женщины и пробивной, таранящей силой в мужских играх. К сожалению, многие молодые женщины не умеют вовремя остановиться и пропустить мужчину вперед. — Она вдруг замолчала и улыбнулась. — Ну, вам это не грозит, в вас море женского очарования.

— Вы меня захвалили, — смутилась Тина.

— Ничего, это полезно иногда. Еще чаю?

— С удовольствием!

У Марии Захаровны было двое детей, пятеро внуков и трое правнуков. Вся семья ее обожала. Дети бегали к ней за советом и отсидеться от бед и напастей. Она принимала, вытирала слезы, а через несколько дней выпроваживала, объясняя свою позицию:

— От проблем нельзя убегать, надо идти им навстречу и решать, иначе так и пробегаешь всю жизнь. Ты успокоился, позволил себе передышку, поплакал, пожалел себя, и хватит — иди и побеждай неприятности.

Дети все время уговаривали ее переехать к ним, чтобы не жила одна, она категорически отказывалась.

— Мой любимый муж, с которым мы прожили всю жизнь, умер десять лет назад, — объясняла она Тине. — Он был единственным человеком, с которым я могла жить, делить быт и каждый день благодарить Бога, что мы вместе. Мы очень долго жили большой семьей, и у меня никогда не было возможности побыть одной. Я только недавно поняла, как это важно. Мне не бывает скучно одной, я хорошо обеспечена, и дети помогают. — Она рассмеялась: — Я разрешила себе быть эгоисткой, и наслаждаюсь этим, не задевая никого из близких, а это очень важно, чтобы не за счет других.

Так они познакомились и подружились.

Тина рассказала о Марии Захаровне Рите, но за семь лет они так и не встретились, общаясь только по телефону. Рита относилась к ней с огромным уважением и немного побаивалась.

— Она про человека все сразу понимает, — говорила Ритка, отказываясь идти в гости вместе с Тиной. — А я про себя всю правду знать не хочу, итак понимаю, что далеко не белая и не пушистая.

Алексей знал, что у Тины есть пожилая знакомая, которую она иногда навещает, но интереса не проявлял и раздражался, когда Тина к ней ходила, как правило раз в месяц.


Тина зашла после работы в универсам, купила в кондитерском отделе торт «Птичье молоко», который Мария Захаровна любила, конфеты «Белочка» и дорогой душистый зеленый чай. Она шла по бульвару и улыбалась, вспоминая их первую встречу. Тина никому не признавалась в своих тайных мыслях, она смущалась, думая, что Бог, увидев, как ей трудно, послал своего помощника, вернее, помощницу, которая не давала ей застревать в обидах, жалости к себе, обвинениях других людей, побуждая двигаться вперед.

— Тиночка! Как я рада тебя видеть, — приветствовала ее Мария Захаровна, открывая дверь.

— Здравствуйте, Мария Захаровна! Я по вас соскучилась!

— Заходи скорее! — Она расцеловала Тину в обе щеки. — Давно тебя не было. О, мой любимый тортик! Ну, давай за стол, чай готов!

Тина почувствовала, как расслабляется, первый раз за все это время, будто спряталась от напастей в надежном месте, где обязательно помогут и спасут. Ей казалось, что она долго не могла дышать и наконец вздохнула полной грудью, словно из воды вынырнула. Облегчение было таким большим, почти физическим, что на глаза навернулись слезы.

— Детка! Ты плачешь? Ну-ка, идем!

Мария Захаровна взяла Тину за руку, повела в гостиную и усадила за стол, по обыкновению сервированный к чаю.

— Сейчас ты выпьешь чашку чаю, успокоишься и все расскажешь.

Тина вытерла слезы, судорожно вздохнула, как обиженный ребенок, выпила, почти залпом, чай и стала рассказывать в который раз, начиная с того момента, как Ритка попросила привезти платье.

Мария Захаровна слушала внимательно, задавала вопросы, просила повторить некоторые моменты, уточняла детали.

Они выпили весь заваренный чай и пошли в кухню сделать новый, не прерывая разговора. Вернувшись за стол, Тина разлила по чашкам горячий душистый чай, Мария Захаровна отпила из своей чашки, обдумывая все услышанное. Тина с нетерпением ждала, что она скажет.

— Знаешь, детка, во всей твоей истории я вижу много положительного!

— Что?! — поперхнулась от неожиданности и закашлялась Тина.

— Да-да! Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Что ты так удивилась? — Она встала, похлопала Тину ладошкой по спине. — Запей чаем.

— Уже прошло, все в порядке, — ответила Тина.

— Так вот, — продолжила Мария Захаровна, возвращаясь на свое место, — ты бы никогда сама не ушла от Алексея, а если бы и ушла, то долго мучила себя обвинениями в своей несостоятельности и предательстве. Расставаться вам надо было давно, эти отношения себя изжили, да они изначально были замешены не на тех дрожжах. Ладно бы секс был замечательный или кто-то из вас любил другого, но ты и сама с этим уже разобралась. Значит, надо поблагодарить Господа и твою Людмилу, что тебе был дан прекрасный повод расстаться, не обвиняя себя. Ты согласна?

— Да, с этим на все сто!

— Это первый, очень положительный момент! Второй в том, что благодаря этому покушению ты встретилась с Артемом Константиновичем! Правильно?

— Да, — смутилась Тина и слегка покраснела.

— Нечего смущаться! Это ведь замечательно! Судя по тому, что ты рассказала, это твой мужчина, хотя я его не видела и могу судить только с твоих слов. Но самое главное, что ты наконец-то открыла свое сердце для настоящего чувства! Ты, Тиночка, боялась любить мужчину, поэтому и жила с Алексеем — так безопасней!

— Я и сейчас боюсь, — честно призналась Тина.

— А нечего бояться! — возмутилась Мария Захаровна и стукнула кулачком по столу. — Ишь, какие они пошли нежные — любить боятся! Ты сначала попробуй, проживи эти чувства, и если будет больно, ну и что — дело того стоит! Уж поверь мне! И хватит от жизни прятаться! Дает тебе Бог твоего человека, так бери и благодари за великое счастье, потому, что мало кому в жизни такое дается — свой, родной человек! — Она успокоилась, улыбнулась задорной улыбкой, погладила Тину по руке. — Ты извини, что я вспылила, но меня возмущает такая трусость. Молодым кажется, что любовь — это сплошные розы, а это поле непаханное, это работа каждодневная, и компромиссы, и уступки, и черт его знает что еще! Ну что, будешь бегать, прятаться или рискнешь любить? — провокационно спросила она.

— Рискну! — рассмеялась Тина. — Думаю, я сделала выбор сразу, как только его увидела. Да и не убегаю я от него.

— Вот и умница! Впрочем, я не сомневалась, ты же не трусиха. Что же касается третьего положительного момента, то тут сложнее.

— А что, есть еще и третий? — спросила Тина, развеселясь и чувствуя какую-то бесшабашность.

— Конечно! Если это было покушение на госчиновника, замаскированное под тебя, то Леша с перепугу все про себя выложит следователям и, я думаю, ты очень много интересного узнаешь о нем и о его товарищах.

— Что там может быть интересного? — удивилась Тина.

— Не знаю, но думаю, что не все у них там гладко, как тебе рассказывают, хотя тебя это уже не касается.

— Я давно не интересуюсь их делами.

— Значит, тебя это не расстроит. Далее, если это направлено против Алексея, то он в чем-то замешан, и опять же хорошо, что вы вовремя расстались. Если все-таки это направлено против тебя, возникает третий положительный момент! Получается, что есть человек, на которого ты и подумать не можешь, а он тебя ненавидит до такой степени, что готов уничтожить, и его ненависть стала такой большой, что он начал действовать. Его поймают, и ты освободишься от присутствия в твоей жизни скрытого предателя! Ненависть заразна, как вирус, даже в скрытом виде, она отравляет, проникая в твое жизненное пространство. Вот скажи мне, если бы ты была уверена, что это кто-то из знакомых, ты бы предпочла, чтобы все так и оставалось, то есть прикрытое дружелюбием полное предательство, или пусть все вскроется и разрешится?