– Я?!

– Ага. А теперь на него всю ответственность пытаешься свалить! Потом, может, он знал, что у тебя любовник есть, – предположила Таша. – Куда ему деваться, Косте твоему? Хоть какая-то компенсация… чтобы с ума не сойти, в петлю не полезть – от такой-то авторитарной женушки, которая его в бараний рог скрутила. Вот и завел себе тоже на стороне зазнобу. А он хороший человек, мне кажется. Сама ведь озвучила, как твой Костя к детям относится. Он порядочный и ответственный отец… Господи, сколько в нашей стране хищниц, потребительски относящихся к мужчинам…

– А ты вали в свою Америку, ни богу свечка, ни черту кочерга… Перекати-поле! Если ты тут своего счастья не смогла найти, то и нигде его не найдешь!

– Почему это я не могу счастья найти? – Губы у Таши задрожали.

– Да ты же – дистиллированная вода. Ты же… ты же не женщина даже. Без изюминки. Да что изюминка, в тебе ни сахара, ни соли, ни дрожжей, ни полезных бактерий! Ты крахмал! Ты целлюлозный наполнитель! Медь звенящая – вот кто ты.

– Медь звенящая? О, ты цитатами из Библии побивать меня вздумала… Десять заповедей еще вспомни и смертные грехи перечисли… Это не у меня любовник есть при живом муже, а у тебя!

– Вот именно. Я живая. Я еще грешить способна. А ты даже этого не можешь. Я жива, а ты… – Люда не выдержала, встала из-за стола, дрожащими руками достала из сумочки купюру, придавила ее тарелкой. Указала направление подбородком:

– Станция вон там, в километре отсюда… Сама дотопаешь.

– Скатертью дорожка. Иди-иди, живая ты наша… Всех, кого можно, уже уморила вокруг, – мрачно произнесла Таша.

Люда не собиралась сейчас садиться за руль, выпитая рюмка водки бродила у нее в крови. Но и рядом с этой особой она тоже не могла находиться, чувствовала, что еще немного, и они подерутся. Поэтому женщина побрела куда-то в сторону, за заправку… Там, на пустыре, села на какой-то ящик, схватилась за голову.

Сейчас, после разговора с Ташей, случайной попутчицей, попавшей в схожую ситуацию, Люда вдруг получила возможность посмотреть на свою ситуацию со стороны. Посмотреть на себя.

А ведь действительно, разве она не заслужила измену мужа? Она, которая тоже отправилась «налево»?

До этого момента Люда хоть и мучилась совестью за роман с Вадиком, но все-таки думала, что имеет основание не хранить верность. Муж пропадает неделями в Дербенево, полностью поглощен работой, а она – одна, в городе, с тремя детьми… И так не хватает мужской ласки, именно мужской – которая дает силы, желание жить. Которая делает женщину – женщиной.

Косвенно Люда возлагала вину за свою измену на мужа. Это Костя вынудил ее бегать на сторону. И потом, ее отношения с Вадиком, охранником одного из мужниных магазинов, – это и не роман вовсе. Так, для здоровья встречи… Любви как таковой между Людой и Вадиком не существовало. Он молодой парень, просто не нашел себе пока подружку-ровесницу, ну, а у нее, у Люды, муж почти все время отсутствует…

Косте по большому счету нет смысла ревновать ее к этому Вадику (если муж вдруг все узнает) – так думала до сегодняшнего дня Люда.

Но теперь она получила возможность посмотреть на эту ситуацию со стороны. Как же гадко она поступила с собственным мужем… Практически уничтожила его как мужчину. «Ты меня удовлетворить не можешь, поэтому я решила на время заменить тебя Вадиком!» – вот как можно выразить отношение Люды к Косте.

И она еще смела упрекать Ташу за отсутствие любви к Федору…

Все так… Но и продолжать семейную жизнь с Костей тоже, наверное, невозможно. Ну не могла Люда простить мужу столь откровенную измену! Сам же во всем признался.

Невыносимая, патовая ситуация, в которой не было виноватых, но вместе с тем были виновны все. Оба.

А дети? Дети не простят ей развода. И, разумеется, мальчишки, да и Ниночка – возмутятся, если она запретит им встречаться с отцом. А если они еще и узнают, что мать собирается оставить их отца практически бомжом… Они и вовсе ее возненавидят.

«Зачем я слушала эту дуру Педровну… Она вправду дура. Ну чего она добилась своей правдой? Того, что развалила чужую семью? И я тоже хороша. Куда мчалась посреди ночи, чего мне вдруг понадобилось проверять? Зачем мне эта правда – если я даже не знаю, что с ней делать… Пыль мне вздумалось рассматривать, в мусорное ведро полезла! А Костик мне такие проверки устраивал?..»

Люда сидела посреди пустыря, не силах пошевелиться, невыносимая тяжесть давила ей на плечи.

Говорят, уже изобрели какие-то особые таблетки. Выпил одну – и полегчало на душе, и стал человек счастливым.

Вот бы ей сейчас такое лекарство…

* * *

– Ты поговорил с Ташей? – спросила Мария Федора, когда тот вернулся.

– Нет. Не успел. Она уже уехала. И не дозвониться, телефон тоже отключила, – хмуро ответил он. Еще раз взглянул на экран мобильного, затем засунул его в карман брюк.

– Сейчас соседки, и участковый следом, прибегали. Выстрел, оказывается, многие слышали. Участковый очень удивился, когда меня увидел. С чего-то все в деревне решили, что это меня застрелили. Я его успокоила, сказала, что все в порядке, никто не убит. Ой, забыла ему про Гену того сообщить…

– Ищи-свищи теперь этого Гену. Ладно. А ты уверяла, что ружье на стене не выстрелило. Выстрелило, еще как!

– Боже, бедная Таша… – с тоской произнесла Мария. – Что же мы с тобой наделали!

– Да уж. Хотя я не думаю, что смог бы ее утешить.

– Ну извинился бы как следует!

– Да, вот только моих извинений ей не хватало… Ей сразу бы стало легче, ты думаешь?

– Не надо иронизировать. Ты не понимаешь. Женщинам нужны извинения, нужны слова… Мы не такие рациональные, как вы, мужчины!

– А если уж совсем по правилам действовать, то надо было еще вчера вечером торжественно заявить Таше, что я ее больше не люблю и не собираюсь на ней жениться. А потом бы я с чистой совестью отправился бы к тебе! Да? Так, по-твоему, следовало поступить? Только это бред все! Жизнь непредсказуема. – Мария смотрела на него с укором, и Федора этот взгляд ужасно злил. – Я понимаю, что надо стараться смягчить удар, но самого удара-то все равно не избежать! Наше с ней расставание – неизбежно, в любом случае.

– Ты действительно не передумал? – ахнула Мария.

– Нет, конечно… Мы же с тобой вчера все это обсудили.

– Но что, что изменилось вдруг?

– Ты. Оказывается, есть ты… – Он обнял ее, прижал к себе.

– Ты меня не знаешь совсем.

– Нет, не знаю, – легко согласился он, уткнулся носом в ее макушку, вдохнул. – Я знаю только одно. Что от тебя пахнет цветами. Солнцем. Нагретой травой. У тебя кожа… – Он провел ладонями по ее открытым рукам. – У тебя губы… – Федор поцеловал ее.

– Перестань! Как ты можешь…

– Я пропал – в тот самый момент, когда увидел тебя впервые – там, у реки.

– Это наваждение, – прошептала Мария.

– И что? А чем плохо наваждение? Одна ночь с тобой, оказывается, дороже мне, чем два года с Ташей.

– Ты жестокий!

– Пусть. Зато я к тебе не жесток.

– Да ты просто коварный искуситель! – в отчаянии воскликнула Мария.

– Пошли на речку, а?

– На речку? – растерялась она.

– Ну да. А что нам еще делать? Сидеть и страдать? Это же лицемерие какое-то. Я совершенно не страдаю. Наоборот, я счастлив. Живу, как хочу, делаю то, что хочу делать… Я свободен. Ты представляешь, я – свободен, – с удивлением повторил он.

Мария стояла напротив, ветер развевал прядь ее волос. Сейчас она напомнила Федору девушку с картины Боттичелли – «Рождение Венеры».

«Мне кажется, я знал ее раньше. Видел ее в отражении витрин, на экране телевизора, в толпе людей, на картинах старых мастеров… Ее образ мелькал все время где-то рядом. Я чувствовал ее присутствие. И я искал только ее, ошибался и вновь отправлялся на поиски. Полмира готов был обойти ради нее… Да что там, целый мир!»

– Ладно, – вдруг сказала она. – Идем на речку.

Она словно тоже отпустила себя, перестала сопротивляться.

…Сияло солнце, и трепетала на ветру листва. Небо – синее, бескрайнее, без единого облачка. Вдали серебром засверкала река.

Они шли рядом, держась за руки, и молчали. Она вдруг улыбнулась.

– О чем ты думаешь?

– Так, ни о чем… – пожала плечами Мария.

Федор поцеловал ее.

Потом они плавали рядом, смеялись, брызгались водой. Где-то далеко тарахтел катер, и звук этот разносился далеко над поверхностью реки. Федору казалось, что время словно замерло и этот день будет длиться вечно.

После полудня, когда от зноя раскалился, завибрировал воздух – парочка все-таки направилась к дому.

– Так что ты решил делать с вишневым садом? – спросила Мария. – Ты не передумал его продавать?

– Нет, не передумал.

– Целиком продашь?

– Нет, по участкам.

– И не жалко разбивать эту красоту? – ахнула она.

– Нет. Пусть эта красота принадлежит как можно большему количеству людей.

– Но что дачники сделают с садом…

– Пусть живут. Вместе с детьми, родителями. Отдыхают, свежим воздухом дышат… Часть вишен вырубят, конечно. Желающих купить кусочек вишневого сада – полно. Я подумал – ну, продам я сад целиком, и что хорошего… Чтобы один человек им любовался? Да и нет таких эстетов сейчас.

– А Устин?

– А он странный человек. У него как будто все настройки сбиты. Ну, купит он сад, а потом начнет мыкаться, как поймет, что с этой махиной надо что-то делать… Тоже продаст. И причем может продать кому-нибудь… ну, какому-нибудь купчишке современному, который скупает все земли в округе, чтобы потом их в оборот пустить… Заводик откроет здесь такой купчишко, или агрохолдинг какой-нибудь, или большую стройку затеет, закон не побоится обойти. Все изгадит, закроет проход к реке. Так что я за простых дачников. От них вреда меньше.

– Меньше? Ты споришь с классикой… Не считаешь дачников пошлыми? – засмеялась Мария.

– Людей – считать пошлыми? Презирать дачников? Презирать людей за их желание, причем вполне нормальное желание, отдохнуть на природе… – возмутился он.

– А я думала, что ты мизантроп!

Смеясь, шутя, дошли до дома Марии.

– Сейчас переоденусь, и поехали куда-нибудь? Обедать, окрестности посмотреть? Тут километрах в двадцати – музей, кажется… – предложил Федор.

* * *

Мария хотела кивнуть – да, поехали! – но не успела. Раздалась мелодичная короткая трель.

Федор достал из кармана сотовый, взглянул на экран. И лицо его изменилось. Стало каким-то чужим, отстраненным. Словно что-то случилось. Нечто важное, значительное. И неприятное, как будто?..

– Таша? – почему-то шепотом спросила Мария. – С ней все в порядке?

Федор не сразу ответил. Уткнулся в свой мобильный, пальцем елозил по экрану, явно прокручивая какое-то сообщение. Наконец поднял голову, посмотрел Марии в глаза:

– Это напоминалка. На эту субботу у нас Ташей назначена роспись в загсе.

– Я не знала… Получается, ты действительно перед самой свадьбой умудрился ее бросить? Но все равно, что-то вы как-то затянули все, можно было и раньше оформить ваши отношения, если вы такую серьезную операцию с переездом в другую страну задумали, – усмехнулась она.

– Свадьбы не будет, я же тебе говорил. Но надо уточнить, как это повлияет на мой отъезд… Вернее, на Ташин. Сможет ли она уехать в этом случае. Я не знаток всей этой казуистики…

– А если не сможет?

– Боюсь, что на прежних условиях – точно не сможет… Ей должны были дать визу, как члену семьи. А если мы не поженимся? Черт. Только сейчас до меня дошло. Тогда что, по сути, придется с ней фиктивный брак заключать, только ради того, чтобы она уехала туда? Я же все равно не собираюсь с ней жить.

– Но почему? – не выдержала, возмутилась Мария. – До недавнего времени собирался, а тут вдруг раз, и передумал!

– Да, передумал, – упрямо заявил он. – Я, может, на тебе хочу жениться.

– Ты делаешь мне предложение?!

– А чего ты так удивляешься? Да, я делаю тебе предложение. Я надеюсь на то, что смогу помочь тебе перебраться в Америку, и мы там будем жить вместе.

– Со мной? Ты и я?

– С тобой. Ты и я, – спокойно ответил Федор.

– Ты сумасшедший. У тебя семь пятниц на неделе… – Мария побежала прочь, ничего не видя перед собой. Наткнулась на стену из камней, остановилась.

Федор подошел сзади, обнял ее за плечи.

– Ты хороший. Ты… ты мне нравишься, я врать не буду, – сдавленным голосом произнесла Мария. – Но я никуда не поеду с тобой.

– Почему? – шепотом, прямо ей в ухо, спросил он.

– Потому что… Потому что я хочу вернуться в Москву. Она мне снится. Она мне снится, ты понимаешь? Это мой родной город, я хочу жить там… Здесь тоже хорошо, в Дербенево, здесь природа и все такое… И в Америке тоже хорошо, и в других странах, на других континентах, тоже, я уверена, есть чудесные места, и люди там счастливо живут, и это прекрасно… Мир прекрасен. Но я – я! – хочу вернуться в Москву, – мрачно повторила она.