Несколько мгновений Тирант провел в безвременьи, как бы зависнув между «только что» и «сразу же» — в пустоте, которая могла бы длиться бесконечно.

Внешне этого не было заметно, ибо для постороннего взгляда было очевидно, что севастократор завершил свой туалет, провел ладонями себя по бокам, потрогал шрам на щеке и отправился к мессе.

Кармезина с Эстефанией уже находились в часовне. Эстефания, с распухшим от слез лицом и отрешенным взглядом, молилась, не слушая пения. Кармезина просто стояла возле колонны и смотрела в пустоту. Тиранту показалось, что принцесса плывет над бездной, которой представлялся в эти минуты каменный пол часовни. Свет падал сквозь цветные окна таким образом, что все платье принцессы вдруг предстало взору не как обычные тканые одежды, принятые у людей, но как драгоценные пестрые перья.

Парящей, в оперении, — Фениксом стояла Кармезина, и Тирант в недоумении соединил свои ладони для молитвы, не понимая, как эти руки осмеливались ласкать сокровенное Феникса и прикасаться к тому, что доселе оставалось неприкосновенным.

При одном только воспоминании об этом у него запылали ладони, и он покрепче притиснул палец к пальцу, чтобы пламя не вырвалось наружу и не выдало его тайных мыслей.

И время помчалось сломя голову, торопя разлуку.

Тирант не понял, как и когда завершилась месса; но еще миг — и все они сидели верхом на конях и собирались выехать из замка.

Севастократор провожал государя со свитой так долго, что императору дважды пришлось повторить:

— Вам пора возвращаться в Малвеи, сеньор, иначе ваши люди сочтут, что вы вознамерились их бросить.

— Что? — сказал Тирант.

Император спросил:

— Хорошо ли вы себя чувствуете?

— А, — сказал Тирант. — Да, вполне.

— Вы достаточно оказали нам чести, сопровождая нас так далеко, — произнес император. — Прошу вас, возвращайтесь.

— Да, — согласился Тирант, который и не думал поворачивать.

— Вы слышите меня, севастократор? Сдается мне, вы не вполне здоровы.

— Да, я возвращаюсь, — повторил Тирант.

И он действительно повернул коня, хотя провожал императора и принцессу всего лишь миг. Но когда этот миг прошел, боль, не поспевавшая за Тирантом, настигла его и оказалась настолько сильной, что он потерял сознание и упал с коня.

Государь увидел это и поскакал к севастократору, чтобы узнать, что с ним происходит. Ударившись о землю, Тирант сразу же пришел в себя. Он поднялся на ноги и принялся гладить коня, тихонько разговаривая с ним и как бы его жалея.

— Что с вами? — спросил, подъезжая, император. — Мне еще утром показалось, что вы нездоровы. У вас открылись раны? Вам следовало бы находиться в покое, а не скакать с нами почти до самой столицы!

— Нет, это конь, — ответил Тирант, поглаживая морду верного друга. Конь взирал на хозяина крайне удивленно и тянулся губами в поисках угощения. — Мне показалось, что у него что-то болит, — объяснил Тирант. — Я наклонился посмотреть, не случилось ли с ним и впрямь какой-нибудь беды, и тут порвался стремянный ремень. — Говоря так, севастократор закрыл собой упомянутый ремень, чтобы его ложь не слишком бросалась в глаза. — Но, к счастью, ничего страшного не приключилось.

— Хорошо, — сказал император. — А то я боялся, уж не хвораете ли вы сильнее, чем показывали нам и лекарям.

И государь поскакал догонять свою свиту.

Тирант постоял немного в неподвижности, перевел дух, а затем уселся в седло и двинулся к замку Малвеи.

И постепенно время вошло в обычное русло и потекло своим привычным порядком.

* * *

Город Бельпуч, где закрепились турки, располагался в самых низовьях реки Трансимено, в дельте, совсем недалеко от моря. Тирант, одетый в простую куртку, верхом на зауряднейшей лошади, отправился туда; однако не в сам город, а чуть севернее, так, чтобы выйти к морю незаметной тропой и поглядеть, что же там делается.

Эту разведку севастократор предпринял вместе с Ипполитом, который вырос в здешних краях и хорошо знал окрестности. По настоянию Тиранта Ипполит тоже оделся как можно более просто, хотя и побогаче, чем Тирант. Так их никто бы не заподозрил в обмане, и уж конечно никому и в голову бы не пришло, что один из этих юношей в простых одеждах — сам непобедимый севастократор. Скорее Тирант походил на слугу Ипполита. Юный сеньор Малвеи не переставал удивляться тому, какой Тирант хитрец.

Они обошли Бельпуч с востока и выбрались на берег моря.

Сам город, расположенный на высоком холме, был хорошо виден с побережья: серые стены, сбегающие к морю, гроздья домов и башен и пестрые предместья, разбросанные по склонам и спускающиеся на равнину.

Море было значительно темнее неба. Ветер дул с такой силой, словно задался целью вырвать волосы из любой непокрытой головы. Огромные волны разбивались о скалы, наполовину погруженные в воду.

Эти волны на самом деле были такими большими, что Тирант не сразу разглядел корабли, плавающие на некотором отдалении от берега. Потому что корабли эти казались меньше волн и как будто были куда менее значительны.

Напрягая зрение, Тирант насчитал по меньшей мере семь кораблей.

— Кто это, как вы полагаете? — обратился он к Ипполиту и указал на корабли пальцем.

Молодой человек нахмурился:

— Генуэзцы, кто же еще… Не могут войти в порт из-за дурной погоды. Эта буря нам на руку, ведь они наверняка привезли продовольствие для Великого Турка в Бельпуче.

— Я хочу больше знать об этих кораблях, — сказал Тирант. — Немедленно едем в Бельпуч!

* * *

Они без труда проникли в город. Тирант, намеренно коверкая слова, объяснил страже у ворот, что они с другом — ломбардцы, и этому объяснению легко поверили. Как и рассчитывал Тирант, стражникам даже в голову не пришло, что двое простых рыцарей могут оказаться злейшими врагами Великого Турка и всех остальных турок.

Ипполит немного знал по-турецки, преимущественно бранные слова, и теперь с удовольствием пользовался своими познаниями. А Тирант молчал и только оглядывался по сторонам.

Городок карабкался по холму и расползался по нему до самой подошвы, где высились городские стены. Замок с флагом Великого Турка находился в восточной части Бельпуча, в самом высоком месте; он был обнесен дополнительными стенами, но ни рва, ни стальных решеток здесь не имелось.

Дома горожан лепились к скальным стенам там, где камень выходил на поверхность, или же создавали своего рода ущелья, почти смыкаясь крышами над головой. Это служило к благу, потому что небеса здесь были очень жаркими.

Тирант и его спутник спускались к морю, ведя за собой лошадей. Дома здесь были меньше и почти без окон, а грязь под ногами — гуще, чем наверху. Разок Ипполит остановился, вступив в перебранку с голопузым турком, который торчал без дела посреди улицы и осыпал насмешками глупых франков.

— Пойдем. — Тирант тронул Ипполита за локоть.

— Он говорит, что от нас воняет, — сказал Ипполит гневно.

— От него самого воняет, — заметил Тирант. — Пойдем.

— Он говорит, что от него не воняет, — упирался Ипполит. — Клянусь, я снесу его башку вместе с этой мерзкой ухмылкой!

— Нам нужно попасть в порт, — напомнил Тирант.

— Ладно, — покорился Ипполит, — я убью его потом.

И они ушли. Турок еще долго кричал им вслед всякие обидные вещи и смеялся.


В порту свистел ветер, а грохот моря то становился оглушительным, то вдруг стихал, когда на пути его вставала какая-нибудь преграда. Генуэзские корабли были видны отсюда так отчетливо, точно кто-то нарисовал их на небе возле горизонта. Они покачивались вместе с водной гладью и казались совершенно неподвижными.

— Зерно, — проговорил Тирант, рассматривая суда. — Хлеб для наших врагов. И, возможно, подкрепление.

— Может быть, шторм продлится достаточно долго, чтобы подкрепление съело на этих кораблях всю провизию, — замечтался Ипполит. — Тогда им придется повернуть назад за новой порцией продовольствия.

— Вряд ли такое произойдет, — сказал Тирант.

Он прошел по серому песку, наступая на сгнившие водоросли, выброшенные на берег, свернул в узкое ущелье между складами и обнаружил небольшой кабачок, возле которого на корточках сидел человек.

Заметив незнакомцев, человек этот принял угрожающий вид, но затем лень взяла верх над осмотрительностью, и лицо его опять расплылось в сонном выражении.

— Привет тебе, — заговорил с ним Тирант.

Человек глянул на него и никак не отозвался.

Тирант кивнул на кабачок:

— Хороша там выпивка?

— Выпивка? Ты, должно быть, с луны свалился! — пробормотал человек.

— Точно, — подтвердил Тирант. — Мы с приятелем недавно приехали.

— Ты кто?

— Ломбардец, — сказал Тирант.

— Вот как, — протянул человек, — а меня звать Галансо. Я хорват.

— Хорошо платят тебе турки? — спросил Тирант.

— Плохо, — отрезал хорват.

Видя, что Тирант не уходит, Галансо покачался на корточках и спросил:

— Что тебе нужно, франк?

— Да ничего особенного, — ответил Тирант. — Ты видал там корабли?

— Генуэзские корабли из Кафы, — уточнил Галансо.

— Семь кораблей из Кафы, верно? — продолжал Тирант.

Галансо погрозил в сторону моря кулаком:

— Пшеница, ячмень. И все это болтается там. Семь кораблей, говоришь? Глупый косоглазый франк! Не умеешь ты считать!

— Я всю жизнь хожу по земле, а не по волнам, откуда же мне уметь считать? — ответил Тирант.

По лицу хорвата пробежала тень одобрения.

— Ладно, садись рядом, — пригласил он, и Тирант тотчас уселся возле него на землю. Хорват взял его за локоть и принудил поднять руку, так что кистью Тирант указывал теперь на море. — Там двадцать три генуэзских галиота, понял?

Тирант быстро повернул к нему голову. Галансо улыбался, отчего складки на его загорелом лице сделались глубокими и черными.

— Они здесь уже давно — все то время, что длится шторм, — сказал Галансо. — Я сам моряк.

— Это очевидно, — поддакнул Тирант.

— Моряк, и не всегда служил туркам. Было время, имелись и у меня собственные галеры. Да я одиннадцать лет грабил их у побережья! — Глаза Галансо сверкнули и загорелись лукавым огнем. — Ты меня понял, франк, — добавил он.

— Да.

— Вот если бы греки не были так трусливы, — продолжал хорват задумчиво, — они бы знаешь как поступили? Они бы взяли весь свой флот, сколько там у них наберется, и разгрузили бы свои галеры так, чтобы идти налегке. Ведь корабли из Кафы загружены под завязку: они везут не только зерно, но и турок, и притом за каждого перевезенного турка капитаны получают по два с половиной дуката. Да генуэзцы скорее дадут изрубить себя в куски, чем расстанутся с подобным грузом.

— А лошади? — спросил Тирант.

Галансо расхохотался.

— Да уж, и лошади! — выкрикнул он. — Трюмы забиты лошадьми! По три дуката за лошадь, понял? Они поэтому и не могут подойти к берегу, что процарапают брюхом первую же скалу и затонут. Шли бы налегке — проскочили бы поверху, а так…

Он махнул рукой и снова заговорил о том, что непрестанно вертелось в его голове:

— Одиннадцать лет я потрошил такие жирные галиоты… — Он вздохнул с неподдельной печалью. — Греки — дураки. Не видят добычу, которая плавает у них под самым носом. Боятся, что турок слишком много. Да и морские сражения — это ведь совсем не то, что сухопутные, тут многое от удачи зависит. А вот подошли бы к ним на легких галерах… Те-то тяжелые, идут глубоко, двигаются медленно. Если дело обернется туго, всегда можно удрать. Тут главное — выдержать их первый натиск, точно тебе говорю. Они сперва мечут камни и стреляют из луков, а как все камни и стрелы у них закончатся, так можно и штурмовать корабль. В рукопашной турок легко одолеть, лишь бы только не растеряться и не побояться того, что их так много.

Хорват вздохнул от всей своей утробы.

— Да ты хоть знаешь, кто там плывет, на этих галиотах? Великий Карамань и с ним его дочь. Что скажешь?

— Правда? — поразился Тирант. — А откуда тебе это известно?

— Стоит только взглянуть на его корабль, и сразу поймешь.

— А как отличить корабль Великого Караманя?

— По парусам, — объяснил хорват. — У него красные паруса, и на них изображен герб. А реи на его корабле все обиты шелком; что до кормовой башни, то она обтянута парчой. Великий Карамань сделал это из любви к своей дочери — ведь она никогда прежде не бывала на море.

— Но для чего он взял с собой дочь? — продолжал расспросы Тирант.

— Для чего, для чего… — Галансо искривил рот и приподнял верхнюю губу, а глаза скосил к носу. — Для чего нужна дочь? Отдать ее в жены Великому Турку!