Элоиза Джеймс - Вкус блаженства

В самом большом и роскошном номере отеля «Грийон», кроме огромной кровати, имелось множество удобных стульев, диванов и кресел, но они ничуть не соблазняли Дарлингтона. Он словно призрак бродил по апартаментам, дотрагиваясь до мраморных каминных досок, дабы убедиться, что на них нет пыли.

Отель находился напротив владения Бэдроков, где он вырос, поэтому Бэдрок-Мэнор был ему отлично знаком: выстроенный из розовато-золотистого туфа, он стоял на холме, и летом вся трава вокруг, выгорев, становилась коричневой. От этого Бэдрок принимал вид итальянского палаццо или тосканского дворца, греющегося в лучах солнца.

Чарлзу больно было вспоминать о тех днях, протекавших в обществе двух братьев. Тогда он был еще в полном неведении о том, что будущее ничего ему не сулит и все это предназначено для его брата Майкла. Отцу никогда не приходило в голову пристроить младшего сына к какому-нибудь делу, и сам Чарлз тоже не задумывался о том, что если не делать ничего, то этот способ существования никогда не принесет никакого дохода.

Впрочем, один способ заработка был для него совершенно очевиден: женитьба на деньгах, на приданом. Кажется, иного выхода у него не осталось.

Его дама сильно запаздывала, и Дарлингтон уже решил, что она не придет, так что роскошный номер заказан зря, однако вскоре раздался негромкий стук в дверь...

Дарлингтон тут же опустился в кресло, но тотчас же вскочил, когда лакей ввел в комнату даму под густой вуалью.

Смеясь, сам не зная чему, он двинулся ей навстречу.

– Есть там кто-нибудь под несколькими слоями вуали?

– О нет, – ответил скромный голосок, сопровождая свой ответ смехом. – Никого, кроме меня.

– Тогда вы, как я понимаю, грешница, пришедшая на мессу.

Он тотчас же заметил, что она поняла его шутку, потому что глаза ее округлились.

– Должна довести до вашего сведения, что я весьма достойная вдова, – сказала гостья серьезно, – и никто не говорит со мной в таком тоне.

– Сегодня вечером вы не вдова, – возразил Дарлингтон, подходя к ней и обнимая.

– Не вдова?

Ее волосы были цвета желтого персика: их изящные колечки оставались безупречными даже несмотря на все три вуали.

Он прикусил мочку ее уха.

– Нет, но, возможно, вы леди Годива и забрели в мою комнату случайно.

Гризелда не шевельнулась, и Чарлз никак не мог понять, приветствует она его игру или желает неукоснительно придерживаться здравого смысла.

– И что же я делаю здесь, в спальне джентльмена? – наконец спросила Гризелда.

Сердце Чарлза забилось с такой силой, что он услышал его удары, отдававшиеся в ушах. Он провел рукой по всей длине ротонды, а потом молниеносным движением расстегнул ее и стянул с плеч леди Гризелды.

– Итак, теперь вы лишились одежды...

Она насмешливо улыбнулась, и Чарлзу показалось, что совершенная фигурка фарфоровой дрезденской пастушки вдруг ожила и смотрит на него, сморщив носик.

– Неужели это случилось? – Гризелда подошла к столу, где стояло завернутое в холодное полотенце шампанское. – По правде сказать, любезный Дарлингтон, я довольно редко теряю одежду.

Чарлз тут же оказался рядом с ней и ловко разлил шампанское.

– Каким-то образом я об этом догадался, – сказал он, передавая ей бокал.

– Это будет мое третье, и последнее, свидание такого рода. – Гризелда вздохнула, дожидаясь, когда он наполнит свой бокал. Дарлингтон поднял бровь.

– Неужели?

– Да, потому что я решила выйти замуж.

В ее улыбке не было кокетства – скорее печальная констатация факта.

– Ну что ж, я тоже решил.

– Господи, зачем вам жениться? – Гризелда пригубила шампанское: оно оказалось восхитительным.

Дарлингтон подался вперед и поцеловал ее в губы.

– А вам зачем?

– Мне?

– Именно. Уиллоуби умер десять лет назад, а леди Годива всего лишь три раза позволила себе уклониться со стези добродетели.

– И в каждом случае всего на одну ночь. – Гризелда усмехнулась. – Таково незыблемое правило. Я всегда считала очень разумным для всех заинтересованных лиц вносить ясность с самого начала.

– Одна ночь! – Дарлингтон ощутил страшный холод в сердце. У него в распоряжении всего одна ночь, тогда как он рассчитывал начать осаду с целью вступления в брак. Единственное, на что он теперь мог рассчитывать, – это внезапно возникшая сокрушительная страсть, которую он сейчас испытывал к Гризелде. – Я не был женат, но слышал, что такого рода встречи заканчиваются в постели, – сдержанно заметил Дарлингтон.

– Несомненно. – На лице Гризелды не отразилось и намека на матримониальные намерения.

– Однако я полагаю, обычно любовным отношениям между дворянами не хватает живости.

– Возможно...

– Но сегодня леди Годива будет скакать верхом открыто! – Чтобы у нее не оставалось сомнений относительно его намерений, Чарлз снял сюртук и отбросил в сторону, потом стянул рубашку, и она полетела туда же.

Он знал, что желанен для женщин, но занимался любовью с немногими: у него не хватало отваги проделывать это с кисло пахнущими девицами, отдающимися в тавернах бесплатно, а также с теми, что пахли чуть лучше, но уже за незначительную плату. И уж совсем его не устраивал флирт с девицами, которым он не мог сделать предложение. Это не значило, что он не замечал их взглядов, и, разумеется, от него не могло укрыться, если женщина одобрительно оглядывала его грудь и плечи, но он отлично умел сдерживать себя.

– Если нам предстоит всего одна ночь, – Чарлз выразительно прищурился, – то не стоит мешкать. Пусть леди Годива начнет свою езду сейчас же.

Однако Гризелда была не из тех женщин, кто спешит, и когда Чарлз вынул одну за другой шпильки из ее волос, он сделал восхитительное открытие: колечки, знаменовавшие претензии леди на красоту и моду, были только видимостью.

Волосы Гризелды, густые и шелковистые, упали ей на плечи.

– Никогда не видел ничего подобного! – Чарлз с восхищением потянул прядь и молча смотрел, как она снова свернулась в спираль.

– Моя горничная мастерски завивает волосы, – спокойно пояснила Гризелда.

– И как она это делает? Вы стоите обнаженная, раскрасневшаяся, теплая после ванны...

Гризелда добродушно рассмеялась:

– Нет, все совсем не так: я сижу в халате, а она водит за моей спиной раскаленными щипцами.

– Позвольте, сегодня я буду вашей горничной. – Чарлз начал не спеша снимать с нее платье, ожидая, что Гризелда попросит погасить лампу, но она не сделала ничего подобного.

Под одеждой скрывалось тело зрелой женщины, восхитительное, как персик, и когда ее груди оказались в его ладонях, у Чарлза перехватило дыхание. Он был опьянен ее длинными шелковистыми волосами цвета спелой пшеницы, слегка завивавшимися на концах, и невольно потянул ее к зеркалу.

Оба замерли перед зеркалом: она – как изваяние с кремовой кожей и шелковистыми волосами и он – красавец ей под стать.

– Мы неплохо смотримся вместе, – довольно заметил Чарлз.

Гризелда, склонив голову ему на плечо, долго смотрела в зеркало, и в этот момент Чарлз поцеловал ее в шею.

– Мне всегда нравилось смотреть на себя, – призналась Гризелда, глядя в зеркале на его руки, дотрагивающиеся до нее, – и теперь так же приятно смотреть на вас. – Гризелда скосила на него глаза. – Уиллоуби не любил зеркала... Кстати, в нашу первую брачную ночь мы потерпели фиаско.

Никогда ни одной живой душе Гризелда не рассказывала о той ночи, но теперь у нее возникло ощущение неограниченной свободы.

– Бедный Уиллоуби! – посочувствовал Дарлингтон. – Совсем никакого опыта?

– Совсем, насколько мне известно. – Она покачала головой.

– И что случилось потом?

– Нам так ничего и не удалось. Препятствием стало его пузо, и все это было унизительным для нас обоих. В результате Уиллоуби полностью потерял интерес к этим занятиям. Правда, через несколько дней мы возобновили попытку, и она оказалась более успешной... – Гризелда повернулась к нему лицом, чтобы лучше видеть его стройные бедра, упругий изгиб ягодиц, золотистое свечение кожи... – Вы всегда такой? – неожиданно спросила она.

– Какой?

– Завораживающий, когда бываете с женщинами...

Его брови взметнулись вверх.

– Ну, что касается этого... – Чарлз притянул Гризелду к себе, и их тела соприкоснулись. – Интимные отношения с женщинами у меня возникали не так уж часто, и это чистая правда.

– Неужели? – спросила она с изумлением.

Он покачал головой. Его руки заскользили по ее спине, и кожа на ощупь оказалась удивительно гладкой и приятной.

– Видите ли, отсутствие денег, невозможность достойно оплатить подобные услуги...

Гризелда искренне удивилась. Похоже было, что этот франт, которого половина Лондона считала презренной личностью, обладал своим кодексом чести.

– Как же вы смогли позволить себе снять этот номер?

– Безумная трата средств, разумеется; но каждый имеет право совершить последнее безумство в своей жизни, прежде чем погрузиться в домашнее рабство.

– Домашнее рабство, вот как?

Чарлз залпом осушил свой бокал.

– А как еще можно охарактеризовать брак?

– Ну, например, партнерство, страсть, дружба, любовь... дети, наконец.

– Вы неисправимая оптимистка, – со смехом заметил Дарлингтон. – Я рассматриваю брак как доверительный союз и вношу в это понятие нечто большее, чем искусство доставлять удовольствие в постели. Отец довольно рано просветил меня на этот счет, и уже позже я посчитал возможным волочиться за женщинами под действием импульса.

– Возможно, в этом был бы привкус некоего упражнения с целью усовершенствовать свое мастерство, необходимое для брака, – заметила Гризелда, потягивая вино и стараясь не слишком пялиться на стройные обнаженные бедра Дарлингтона.

– Вот именно. В этом есть что-то порочное, вы не находите? Но теперь я считаю, что достаточно повзрослел, чтобы посмотреть в лицо своей судьбе.

Гризелда подошла к нему, ощущая спиной мягкость своих распущенных волос, и провела ладонями по его плечам, а затем спустилась ниже.

– Какой мрачный взгляд на брак, – заметила она, обнимая его за плечи.

– Реальность часто приносит разочарования.

– Но, надеюсь, сегодня этого не произойдет. – Гризелда крепко прижалась к Чарлзу, и он с такой силой втянул воздух, что это вызвало отклик в ее теле.

– Я думаю, сейчас мы совсем в ином измерении, отличном от брака.

– Не исключено, но и брак может таить в себе страсть...

На этом теоретические дебаты закончились, и жаркие прикосновения Дарлингтона заставили Гризелду забыть обо всем.

Часом позже она ощущала свое тело как нечто почти бескостное, и это вполне ее удовлетворяло.

– Мне пора уходить, – сказала Гризелда, стараясь побороть неотвязное желание снова рухнуть на постель, и наклонилась, чтобы собрать одежду. Дарлингтон едва не зарычал, и она заколебалась.

И тут же руки Чарлза снова обвились вокруг нее.

Гризелда ощутила его возбуждение, и ее кровь заструилась по жилам с новой силой. Некая затуманенная часть ее сознания пыталась беспристрастно оценить этот вечер и то, что он ей принес, но сейчас ей не хотелось быть разумной.

– Я не... – задыхаясь, пробормотала она.

– Леди Годива, – выдохнул Чарлз ей в ухо, – оседлайте меня.

Он поднял ее, легко, как ребенка, пронес через комнату и опустил в одно из огромных кресел; при этом лицо его выражало удовольствие от греховного наслаждения, имевшего отношение только к их телам и ни к чему другому.

– Может, нам вернуться в постель? – простонала Гризелда.

– В постель? – Чарлз рассмеялся. – Я предпочел бы заниматься с вами любовью на воздухе.

Гризелда почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, когда он потянул ее к себе и заставил опуститься ниже. Это было весьма странное ощущение.

Чарлз приостановился, держа руку между ее ног.

– Мне нравится смотреть на вас, – прошептал он. – Ваши глаза почти закрыты, ваше дыхание соблазнительно приподнимает грудь, а щеки порозовели...

Пока он говорил, его ловкие пальцы вершили танец между ее ног.

– Ах, Чарлз, – пробормотала она сквозь рыдания.

Наконец он позволил ей упасть на него, и Гризелда поняла, как следует оседлать его. Она отбросила волосы назад, и они легли ему на колени...

– О Господи, вы такая...