– Что будет большей трагедией, – продолжал размышлять Уисли, – расстаться с женой или с «Конвентом»?

– Это как в тех старых играх, где каждая дверь ведет в львиное логово, – прокомментировал Берик.

– Не вижу сходства, – томно возразил Уисли. – Моя жена не лев, а «Конвент» хоть и вполне приличный паб, но все больше становится откровенно скучным местом.

Дарлингтон внимательно посмотрел на Уисли. Если догадка верна, то, похоже, жена хочет разлучить его с приятелями. Каждый раз, когда они встречались, ее лицо становилось замкнутым и приобретало безразличное выражение, но Дарлингтон чувствовал, что под этим спокойствием таится глубокая ненависть.

Вероятно, ему следовало отпустить Уисли и предоставить ему право жить притупляющей мозги семейной жизнью. Впрочем...

– Я бы никогда не променял «Конвент» на жену, – решительно заявил Терман.

– Твоя жена, если ты когда-нибудь обзаведешься ею, скорее всего будет выплачивать субсидию тому учреждению, которое сможет занять тебя хоть чем-нибудь, – ядовито парировал Берик.

– Моя жена будет меня обожать. – Впервые в голосе Термана послышалась обида.

Самым худшим было то, что, как отметил про себя Дарлингтон, Терман верил этому.

И почему он довольствуется обществом этих дураков? Берик пожал плечами:

– Скучная тема, но я все-таки считаю нужным предупредить тебя, Терман, что, как показывает мой опыт, женщины, способные на бездумное обожание, как правило, некрасивы и примитивны.

– Я могу влюбить в себя любую женщину! – похвалялся Терман. – Все дело в том, как с ними обращаться.

– В первую очередь женщин привлекает красота, – тихо произнес Берик.

Тут Дарлингтон подумал, что ему пора вмешаться. Его маленький, тщательно подобранный кружок начинал распадаться.

– Только порочных женщин, – возразил Терман. – Добрые женщины, на которых и следует жениться, интересуются коммерческой стороной сделки.

Дарлингтон припомнил, что когда-то изрекал нечто подобное.

– Я предпочитаю порочных, – сказал он неожиданно. – С ними гораздо интереснее.

– Но ты ведь не станешь жениться на той, с кем интересно разговаривать, – вполне обоснованно заметил Терман. – А вообще-то тебе и правда нужно жениться.

Дарлингтон вздохнул. До ужаса тоскливое, но вполне справедливое замечание. Рано или поздно все равно придется это сделать хотя бы для того, чтобы предотвратить апоплексический удар отца, который в противном случае неизбежен.

Однако Терман все никак не мог успокоиться.

– Я и правда думал, что сегодня тебя не пригласят. Знаешь, если бы сестрицы Эссекс выставили тебя, было бы чертовски трудно найти способ снова войти в общество. Эти женщины, покинув свою Шотландию, налетели на нашу Англию как туча саранчи и ухитрились разобрать всех титулованных женихов.

Берик остановил его хмурым взглядом:

– Говори потише, осел: ты на свадьбе одной из них.

– Да ладно, нас все равно никто не слушает, – сказал Терман, оглянувшись.

Бальный зал в городском доме герцога Холбрука отличался столь высокими потолками, что болтовня сотен людей, взмывая до потолка, растекалась эхом, похожим на приятное для слуха гудение.

– Думаю, мне действительно следует найти жену, – неохотно согласился Дарлингтон; по непонятной причине он чувствовал себя подавленным.

– Я так и сказал, – подтвердил Терман. – Красота, хорошее приданое, покладистый характер и безупречная репутация – что еще нужно джентльмену! В конце концов, он приносит на брачный алтарь ничуть не меньше.

– Похоже, твоей избраннице несказанно повезет, – хмыкнул Берик. – А ты, Дарлингтон? Чего ищешь ты?

– Разумного отношения к жизни, – решительно ответил Дарлингтон. – И еще побольше денег. Я очень дорого стою.

– Не встретиться ли нам снова через час, чтобы обменяться впечатлениями? – внезапно предложил Берик, и в глазах его блеснуло некое подобие искренней улыбки. – Должен признаться, все это мне кажется весьма забавным.

– Ты, кажется, собираешься заодно поискать себе жену? – съязвил Терман.

– Едва ли мне это нужно теперь, – возразил Берик. – К счастью, я избавился от нищеты, а всякий знает, что нищета – лучший аргумент в пользу брака.

– А, так вот почему ты уезжал на две недели из города! Твой отец умер? Вроде я об этом ничего не слышал. И потом – ты не носишь траур...

– Потише! – Берик пугливо огляделся. – Я ношу черную повязку на рукаве, хотя по краю она оторочена полоской прелестного пурпурного цвета. Моя обожаемая и довольно мерзкая тетка Августа скончалась от какой-то болезни, пока гостила в Бате; естественно, она оставила все деньги любимому племяннику.

Дарлингтон ощутил еще большее уныние, но пересилил себя и даже поздравил Берика с грядущими удовольствиями, которые обеспечивает финансовая стабильность.

К сожалению, в его фамильном древе не имелось никаких теток – ни обожаемых, ни мерзких; но даже при наличии таковых он был бы самым последним, кого избрали бы наследником. К сожалению, и дни маленького кружка друзей из Рагби тоже были сочтены. Уисли ушел. Берик разбогател, а Дарлингтон не мог перенести мысли о том, что Берик станет расплачиваться в таверне за него. Терман был глупцом, но Берик таковым не был. Если не изменить образ жизни, ему придется терпеть общество Термана и глотать собственные остроты, донесенные до него устами Термана, отчего его настроение вряд ли улучшится.

Дарлингтон невольно содрогнулся, однако тут же взял себя в руки.

– Итак, джентльмены, – бодро сказал он, – я открываю сезон охоты на жен.

Терман и Берик мигом прервали разговор об акционерном капитале, и Берик поднял брови.

– Становится все интереснее, – заметил он тихо. Дарлингтон кивнул. Сейчас он делал то, что полагалось делать человеку, друг которого внезапно вознесся в иной, более высокий, слой общества.

Хлопнув Берика по спине, Дарлингтон значительным тоном произнес:

– Думаю, мы давно переросли наши маленькие посиделки в «Конвенте».

Терман выжидательно посмотрел на него.

– Вся эта история с Шотландской Колбаской становится скучной. Я начинаю размышлять о морали, а это свидетельствует о том, что я старею и с возрастом глупею.

– Нет-нет, ты еще не стар. – Терман явно ждал продолжения.

– Мне не следовало этого делать, – признался Дарлингтон. – Это не было так остроумно, как с Вули Бридер, хотя, Бог свидетель, и в том случае мне тоже не стоило этого делать. Не могу поверить, что я совершил нечто по подсказке Крогана, одного из самых отвратительных дураков на свете. По правде говоря, я сделал это ради удовольствия собрать всех безмозглых болванов, называющих себя джентльменами, и черт меня дери, если я не показал себя таким же идиотом, как самый безмозглый из них.

– Безмозглый? Все знают, что мы самые умные ребята, – проблеял Терман, но Дарлингтона это не утешило; теперь уже он мог понять, почему провел столько времени с этим кретином.

Берик, как всегда, не показал ни малейшего проблеска чувства во время столь внезапного расставания с друзьями детства; он отдал поклон с изяществом, подобающим магнату, и спокойно произнес:

– Все было прекрасно, джентльмены, уверяю вас.

Они объединились по прихоти и расставались без церемоний, хоть и долгие годы провели вместе.

Дарлингтон кивнул Берику, потом Терману, затем повернулся и прошел несколько футов, прежде чем внимательно оглядеть зал в поисках будущей жены. Увы, то, чего он на самом деле хотел, были не деньги и не одинокая женщина, столь же богатая, как тетя Берика Августа. Он нуждался в интеллекте, в ком-то, кто был бы забавен и мог поговорить с ним, а не в том, кто повторяет его собственные пустые и бессмысленные шутки.

Несчастье заключалось в том, что задача найти такую спутницу жизни представлялась ему геркулесовым подвигом, а он явно не был Геркулесом.

– Черт меня дери, если он не думал того, что сказал, – выговорил наконец Берик, глядя вслед другу. – Полагаю, он и впрямь собирается совершить что-то совсем уж необычное.

– Может, он выберет в жены Шотландскую Колбаску? – съязвил Терман, и раздражение, прозвучавшее в его голосе, показывало, что он не так уж рад потерять человека, которого столько раз угощал выпивкой. – Во всяком случае, она в состоянии оплачивать его счета в таверне.

– А ее зять богат, как Крез, – прибавил Берик.

– Вот только вряд ли она захочет смотреть на него после всего, что он ей устроил, – заключил Терман.

– При таких обстоятельствах Колбаска не сможет выйти замуж до следующего сезона. Помнишь Вули Бридер?

Берик пожал плечами. Правда заключалась в том, что год назад он не был перспективным женихом, а теперь ему не хотелось, чтобы его шансы заполучить самую лучшую невесту пострадали только оттого, что он позволил себе насмехаться над Шотландской Колбаской.

– Думаешь, Дарлингтон всерьез решил не приходить сегодня вечером в «Конвент»? – поинтересовался Терман.

Берик смерил его презрительным взглядом: иногда тупость этого парня доводила его до судорог.

– Он нас бросил, и ты осел, если до сих пор этого не понял.

– Что?

– Бросил, ясно? Дарлингтон нас бросил. Ушел и никогда не вернется. Думаю, теперь он найдет себе богатую жену или потребует от отца, чтобы тот купил ему воинский чин. Но в любом случае он с нами попрощался.

Терман энергично замотал головой:

– Он попрощался, потому что отправляется искать жену. Через несколько часов мы снова соберемся вместе и обсудим его успехи.

Губы Берика искривились в усмешке.

– Он ушел навсегда. А первым это сделал Уисли, и даже не счел нужным разъяснить нам свои намерения.

– Уисли? – Терман принялся оглядываться с таким видом, будто ожидал увидеть бывшего друга молча стоящим за спиной, потом, недоуменно моргая, снова повернулся к Берику: – Чепуха. Мы встретимся в «Конвенте» сегодня вечером или завтра, и хватит об этом. Мы ведь всегда собираемся в «Конвенте».

Поскольку Берик не видел смысла в том, чтобы продолжать спор, он промолчал.

– Пойдем поищем Колбаску, – предложил Терман. – Уверен, что ее платье лопается от возбуждения по поводу свадьбы сестры.

Берик лишь пожал плечами. Втайне ему все это наскучило, но больше им нечем заняться, как и остальным светским молодым людям. К тому же они нашли достойную замену Вули Бридер.

Так или иначе он последовал за Терманом, успевшим протиснуть свое тучное тело между гостями в поисках Шотландской Колбаски.

Через некоторое время Берик проследовал в противоположном направлении. В жизни мужчины бывают моменты, когда он стыдится себя, и Берику случалось испытывать это ощущение раньше; это всегда бывало неприятно.

«Слава Богу, у меня была тетя Августа», – сказал он про себя, и в этот момент перед ним остановилась женщина с тонкими, плотно сжатыми губами.

– Мистер Берик, – неторопливо произнесла она, – думаю, вы меня помните. Я была добрым другом вашей дорогой матушки.

После секунды молчания Берик наконец вспомнил.

– Леди Ярроу, как приятно видеть вас снова!

Дама тут же вытянула из-за спины худую, дистрофического вида, девицу, которая тащилась за ее рукой, как рыбка за удочкой.

– Моя дочь Амелия. Я совершенно уверена, что вы были знакомы детьми и вам случалось играть вместе на газоне Ярроу-Хауса, когда ваша матушка приезжала на чай.

Берик также был совершенно уверен, что такого никогда не происходило ни в его детстве, ни позднее. Скудные воспоминания о матери убеждали его в том, что она бы и не подумала брать с собой на светские приемы своего второго и потому бесполезного во всех отношениях сына.

Амелия странным взглядом посмотрела на него, он отдал поклон...

И тут на него снизошло озарение.

Это было началом.

Глава 4

Поверьте, любезный читатель, мне отлично известно, какие страдания причиняет вам эта история безнравственности и порока. Тем не менее мой духовник уверяет меня, что я должен рассказать все по порядку, дабы отвратить юных грешников от мысли следовать за мной по этой стезе.

Когда герцогиня, столь юная годами и столь погрязшая в грехе, открыла дверь в какую-то каморку, похожую на чулан, и возложила на меня задачу сделать ее счастливейшей женщиной при дворе, и я...

Из мемуаров графа Хеллгейта

– Под моим началом тираж газеты увеличился десятикратно, – авторитетно заявил мистер Джессоп и, выпрямившись, гордо выпятил грудь. – Нет, – тут же поправился он. – Тираж вырос в сто раз. Но, что еще важнее, я придал газете изысканность. Двадцать лет назад сплетница «Тэтлер» имела репутацию непристойного «желтого листка», бесцеремонно вторгающегося в личную жизнь, сотрудники которого способны были подкупать взятками дворецких, и только. – Губы Джессопа искривились, показывая, насколько он не одобрял подобного рода деятельность.