Джас Риччи - Вкус Евы

— Ева меня сегодня спасла, видишь, как я ногу разодрала. А вообще, она меня второй раз спа…

Мои глаза стали огромными, когда на эмоциях малявка проболталась о спасении в ночном дворе. Раевский, который рьяно обсуждал с отцом нюансы рыбалки, напрягся и посмотрел в нашу сторону. Эла прикусила язык и, повернувшись к отцу спиной, зажмурилась от возможного террора отца.

— Эла, повтори, — голос Раевского прозвучал раскатисто над поляной, и все замолчали.

Опять я беру огонь на себя, лишь бы мелкая не попала под грозный рык своего мегатребовательного отца. Мне в такие моменты кажется, что с Котовым мне жилось проще.

— Она случайно упала на площадке, а я помогла ей промыть рану, обработать.

— Ну, эту версию вашего знакомства я знаю, только почему спасение?

Вот же ж противный. Прикопался к словам, и слишком пристально изучает наши лица.

— Пап, я тогда упала не просто так, ко мне пристали парни, — протараторила Эла и спиной прижалась к Алине, которая что-то утешительное шептала на ухо девочке.

— То есть ты считаешь, что отец об этом не должен знать?

— Но ничего же не случилось! — Вскрикнула девочка и вырвалась из рук моей подруги, — Вот поэтому я тебе не хочу ничего говорить! Ты постоянно видишь во мне плохое! Ты во всех видишь чаще плохое, чем хорошее!

— А ну вернись! Тебе мало сегодняшнего происшествия?!

Раевский соскочил с лавки и попытался догнать Элу.

— Па, придержи его. — Говорю отцу, а сама прошу Алю поговорить с Элой и утешить, пока я разберусь с её борзым отцом.

— Макс, остынь, ты посмотри на нее, она же напугана.

— Она скрывает от меня правду.

— А почему она это делает? — Логично ведет допрос папка, за что его уважаю.

— Научилась врать, вот и пользуется знаниями.

— Па, оставь нас наедине.

Я едва сдерживаюсь, чтобы при Котове не начать бузить, как невоспитанная хамка. Меня трясет от негодования. Раевский слишком строг к дочери, а порой допрашивает её так, словно она в суде.

— Ты не имеешь морального права так говорить с дочерью, Раевский. Ты разве не видишь, как она одинока?

— Ей грех жаловаться на жизнь, другие дети живут в разы хуже. Она имеет все в своем возрасте.

— Она одинока! — Пытаюсь достучаться до его сознания.

— Это неправда, у нее много друзей, у неё есть я. Только почему-то эта девчонка не считает правильным говорить мне всё в открытую.

— Да я бы сама не хотела такому, как ты, изливать душу. Да она в прошлый раз едва не рыдала от отчаяния. Ты ее запугал.

— Что ты этим хочешь сказать? — Грозно чеканит каждое слово Раевский и приближается ко мне. — Я никогда не хотел сделать Эле плохо. И считаю, что сокрытие всей правды может вылиться в кучу проблем. Она же девочка, и если ей грозила опасность, я должен был об этом знать.

Он в какой-то мере прав, я его полностью поддерживаю. Но почему-то же Эла решила скрыть от отца всю правду.

— А может проблема не в ней?

Хмыкаю и кручу в ладошке фужер с шампанским, иронично рассматривая взбешенное лицо Макса.

— Кто к ней приставал?

Раевский слишком близко ко мне подошел, этого мне только не хватало. Пусть только попробует ко мне прикоснуться, в этот раз точно руку сломаю.

— А я откуда знаю, шпана местная, но можешь быть спокоен, они больше в нашем дворе не появлялись.

— И что же ты им сделала?

— Пообещала руку сломать, — залпом выпиваю остатки вина и пальцами тянусь к кусочку мяса.

— Они ничего себе лишнего не позволили?

— Нет. Поверь, если бы было что-то сверх ужасное, я бы их лично скрутила и вызвала полицию. А так ребятки новенькую увидели и малость берега попутали. Пришлось объяснить, что к чему. Кстати, Максим Викторович, бросай свои диктаторские замашки, займись дочерью. Она действительно нуждается в тебе. Мне уже больше двадцатника стукнуло, и я всё равно переживала из-за развода родителей. А ей всего тринадцать. Не теряй дочь. Сегодня она тебе это не сказала, а завтра вообще начнет с дому сбегать. Ты что её будешь в батарее привязывать?

— Она была не права.

— Вот ты упертый, а, — фыркаю и вытираю руки салфеткой, — тебе говорили, что ты — нудный и противный.

— Не приходилось слышать.

— А ну да, ты же у нас руководитель фирмы, препод, куда уж обычным смертным твою корону трогать своими липкими руками.

— Считаешь, что я слишком требовательный?

— Считаю, что ты слишком самоуверенный и не видишь дальше своего носа.

— На себя намекаешь?

— Ну, это отдельная история, о которой я говорить с тобой не буду.

— Отлично, тогда предупреждаю, как отец: больше в Эле не подходи. Я понятно высказался?

— Вот ты дурак, Раевский. Да пошел ты к черту!

Ева

Вторая часть нашего семейного уик-энда закончилась препаршиво. По крайней мере, для меня. Своё плохое настроение я пыталась скрывать, как умела, но Альку не проведёшь. Ей достаточно десяти секунд понять, что меня гложет какая-то проблема. И даже тогда она нетерпеливо уволокла меня вглубь леса и вытрясла из меня всю правду.

— Вот говнюк, неужели до сих пор не может простить тебе свой стол?

— Видимо, другого логического объяснения я найти не могу, — развожу руками и носком пытаюсь отбить камешек спереди меня.

— Слушай, а, может, ты ему нравишься? Ну, сама подумай. Вот представь…

— Аль, вот не говори чушь! — фыркаю и понимаю, что мне лучше бы не брать в голову подобные предположения, я же сама себя загрызу.

— Как хочешь, но я тебе обещаю: буду тщательно наблюдать за ним. Посмотрим, как он будет себя вести на парах.

— Прилично будет вести, иначе…

— Вот не нужно иначе, а то я что зря сюда такими потугами рвалась?

— Алька, прости, я дура набитая. Слушай, а давай я тебя познакомлю с Никитой, он тебе понравится.

— На гульки сбежим?

— О да, этот парень любит тусовки, с ним не заскучаешь.

— А Котов не будет против?

Смотрю на Альку и вижу в глазах какие-то искорки. Её сейчас же огорошить моими подозрениями или потом? Ах, была не была.

— И давно он тебе нравится?

— Ты о ком? — Зрачки подруги расширяются от внезапно прилетевшего вопроса.

— Котов.

Алина напрягается, хмурится и делает несколько шагов назад.

— Эй, эй, вот только не нужно падать в обморок. Мы же как сёстры, сама видишь, как получается хорошо читать друг друга.

— Неплохо получается, — смущенно улыбается и пожимает плечами.

— Он тебе просто нравится или здесь что-то другое?

— Кажется, я в него влюблена, но когда именно это произошло, я не могу сказать.

— Аль, только не говори, что это у тебя уже много лет длится, я раньше за тобой подобного не замечала.

— Тогда бы из меня вышла неплохая актриса? — Краснеет еще больше и пальцами перебирает подол платья.

— Ну, ты, мать, даешь. Я бы так не смогла, ведь влюбиться в женатого — то ещё горе.

— Думаешь, я хотела?

— Эй, только не плачь, что за мокрота?

Обнимаю Алину и глажу ее по плечу, пока она пытается подавить в себе отчаяние.

— Как он тебя сегодня встретил?

— Хорошо, всю дорогу анекдоты рассказывал. Он вроде бы веселее стал.

— Хочется верить, но он ещё не совсем оклемался. Ох, Алька, лучше бы ты с Суворовым шуры-муры закрутила. Он у нас ещё тот Казанова.

— Ева, не трави душу.

— Прости. Просто хочу сразу тебя предупредить: Котов крепкий орешек, он точно не будет играть в какие-то игры.

— А я не собираюсь играть с ним в игры.

— А как тогда ты собираешься жить рядом с ним?

— Считаешь, мне не стоило к вам приезжать?

— Теперь даже не знаю. Но на твоем месте, я бы не обольщалась сильно. Он вряд ли готов к новым отношениям. К тому же он к тебе относится, как к дочери.

— Вот уж счастье, только этого мне не хватало.

Алина старательно вытерла размазавшуюся тушь и пальчиками помахала перед глазами, чтобы осушить влагу.

— Я тебя поняла, приму к сведению.

— Дурочка, я же не против, просто говорю как есть.

— Я знаю, моя черешенка, дай обниму…

После первой пары Раевского Алька была в восторге, чего не могу сказать о себе. Нет, Максим придерживался договора, и, казалось, совершенно меня не замечал, что меня очень радовало.

Зато Батурин несколько раз пытался подсунуть мне записочку. Ещё с понедельника я выселила этого недотёпу от себя и сказала больше не приближаться. Этот упырь даже толком не извинился за свою подлость. Теперь же пытается зализать раны, а я не реагирую. К тому же он положил глаз на Алину, но моя язвительная подруга несколькими четким фразами осадила Батурина, не стесняясь свидетелей. Парень в тот день, несолоно хлебавши, спрятался на галерке и никто его не слышал. А вот ближе к четвергу осмелел и сел рядом со мной.

— Хочешь, что-то интересное покажу тебе и твоей подружке? — Кладет записку мне на терадь.

— Батурин, а хочешь, я покажу тебе кое-что занимательное? — Пишу ему ответ в записке.

— Хочу, а подругу с собой возьмешь?

— Обязательно, хочешь тройничок?

— А так можно?

— Для тебя, милый, всё что угодно. В восемь у пиццерии, приходи.

— Заметано.

Чувствую, как меня под рёбра стучит Алька.

— Ай, — кручу головой по сторонам и моментально накрываю рукой записку, которую ротозей Батурин даже не удосужился спрятать.

Да блять! Раевский убирает мою ладонь и берет переписку в руку. Белкина хихикнула, Батурин уткнулся лбом в стол и застонал. Ну а что я?!

— Во дебил! — Шиплю Батурину на ухо и обреченно откидываюсь на спинку стула.

— Батурин, предлагаю вам проветриться.

Раевский не смотрит на меня, он хмурится и ждет реакцию от Батурина, который нехотя собирает вещи и идет на выход, бросая короткое:

— Извините.

— Что же, продолжим нашу лекцию, ребята.

— И это всё? Тебя распинать не будет?

— Ещё не вечер, Аль, — фыркаю иронично и черкаю ручкой чистую станицу.

— И что ты пообещала Батурину?

— Большой и чистой любви, а по-народному: пиздюлей.

Звонок прозвенел только через полчаса, но я уже была на старте, и Альку предупредила.

— Ева Карташова, останьтесь.

— Вот гад, — шипит Алька и сжимает мою руку, — давай останусь с тобой.

— Нет нужды, это наша с ним война.

— Я буду ждать тебя у двери.

— Не рекомендую, у кое-кого здесь паранойя, увидит — забанит.

— Во какой грозный.

— Не то слово. Я позвоню, лучше купи кофе и два огромных пирожных, мне требуется.

- Без проблем.

Алина последней покинула аудиторию, плотно прикрыв дверь.

— Это так ты придерживаешься своих обещаний?

— Придерживаюсь, обещала же работать, не игнорировать пары, что тебе ещё надо?

— Это что за бред здесь написан?

— Максим Викторович, у вас какая-то маниакальная зависимость — читать чужие записки. Это уже тянет на диагноз. Верните записку, — протягиваю руку вперед и жду.

— Что здесь написано? — Повторяет мужчина твердо, и я внезапно понимаю, что он закипает.

— В чем проблема? — Хмыкаю, пресекая глупый смешок, он ведь прочитал наши каракули, тогда чего ещё ожидает услышать?

— Ты уверена, что твоему отцу будет приятно узнать, что его дочь…

Прикрываю ему рот ладошкой, чтобы он прекратил говорить глупости. Опять всё испортит, а моё отношение к нему и так на ладан дышит. Раевский как-то странно смотрит на меня, а потом своим поступком заставляет меня застыть на месте, словно изваяние.

Его губы твердые и требовательные, а руки берут в плен моё онемевшее тело. Мало мне одного наказание в виде Михаила Раевского, как перед носом замаячил ещё один экземпляр. Мне бы стоило его оттолкнуть, только какая-то сила сковала моё тело.

— Когда начинаешь игры со взрослыми мужчинами, ты должна знать, что всё может оказаться намного серьёзнее, чем ты ожидаешь.

Да что за мать его нахрен здесь происходит? Это не может быть Максим, он никогда бы не посмел ко мне прикоснуться! Слишком велико его раздражение ко мне.

Ева

Я действую молниеносно: отталкиваюсь ладошками от его груди и с остервенением вытаскиваю полы его рубашки из брюк, задираю её выше и понимаю, что мои ноги отказываются мне служить. Передо мной и есть Максим Викторович! Я дрожу от нервного перенапряжения. А он смотрит на мои пальцы, скользящие по набитой татуировке на рёбрах и часто дышит.