Джас Риччи - Вкус Евы

— Фуууу, дурак!

— Ева, вы уверены, что с вами сегодня все нормально?

Да когда же он перестанет подкрадываться из-за угла? Настырный. У меня сложилось впечатление, что Раевский намерено затрагивает меня, как бы отыгрываясь при всех за свои испорченные нервы. А большинство реагирует довольно бурно, своеобразный эффект толпы.

— Да у вас здесь галерея, интересно.

Я вовремя хлопаю ладошкой по столу, накрывая клочок бумаги. Вот Батурин — лошара, так спалиться!

— Позвольте.

Чувствую, как мое кожи касаются пальцы Максима Викторовича. Я сильнее сжимаю губы и нарочно не отрываю руку от бумаги. Его прохладные пальцы неправильно действуют на меня. Вместо омерзения чувствую волну жара, который перемещается по вене со скоростью света. Только этого мне не хватало! Достаточно уже того, что было в вечер субботы, когда нахальная физиономия Раевского решила меня потролить.

А ведь первые секунд тридцать я решила, что он серьезно мне предлагает перепихнуться, даже готов номер снять. А мужик с юмором оказался. И не такой уж занудный, как я себе рисовала в фантазиях. Он просто сдержаннее и взрослее Михаила. Возможно, отпечаток наложила его семейная жизнь, ответственность не за себя, а за дочь и жену. А у эгоиста Михаила только себялюбие и больше ничего.

— Ева, не пали, — стонет Батурин и едва не сползает под стол, он, змей, понимает, что за подобные рисунки можно отлично схлопотать.

Была бы западлисткой — спалила, а так не хочу лишний раз слушать от назойливого Раевского мораль. Не разберется изначально в подробностях ситуации и грешником выставляет. Даже если взять ситуацию в его квартире. Он, естественно не подумал о том, что его нахальный братец собирался меня трахнуть не с моего позволения. А не появись он тогда, неужели бы у меня не получилось вырваться? Жар пробежал по позвоночнику. Ну, уж нет! Ловко сжимаю ладошку, сминаю бумажку и прячу ее себе в зону декольте. Кто-то из парней присвистнул, а особенно смелый сказал:

— Я помогу достать.

— Зорькин, вот давай без самодеятельности, — хмыкает Раевский и смотрит мне в глаза, а не туда, куда большинство зрителей.

Ему весело! Возможно, кому-то не понять, что выражают его глаза, а вот я уже научилась отличать в них иронию от злости, насмешку от веселья. Когда успела?

— Вот зря, Максим Викторович, я за справедливость.

— Я верю, Андрей, у тебя ладонь побольше моей будет, но тебя могут не понять. Кино с плашкой восемнадцать плюс не в этом здании снимают.

Белкина позеленела от злости, склонилась к своим подружкам и что-то им напела. А потом сорвалась с места и подскочила к нашему с Лехой столу, встряхнула тетрадь Батурина. К ногам Раевского посыпались клочки блокнота с картинками.

— Да они всю пару этим занимались.

— Инна, от чистого сердца благодарю вас за прогиб.

Глаза Максима Викторовича становятся холодными, староста только теперь осознает, что совершила то, чего не стоило делать. Я иронично хмыкаю и качаю головой, еще для полного счастья осталось покрутить у виска.

— Кто рисовал?

Раевский самостоятельно собрал рисунки, чтобы никто не смог рассмотреть художества. Его глаза пристально рассматривали картинки.

Лешка стучит ладонью мне по бедру, я же тяжко вздыхаю и говорю:

— Ну, я и что?

Макс

С самого утра настроение на нуле. Но я не привык делиться с окружающими своим паршивым с настроением. Всю дорогу к университету сильно сжимаю руль и подавляю желание выругаться. Но сделать этого не могу, потому что рядом сидит дочь. Эла и так слишком много лишнего услышала утром.

Я даже подумать не мог, что дочь так рано проснется и услышит то, что не должна была бы знать о своей матери. Я никогда не акцентировал внимание на том, что жена бросила ребёнка, умчавшись с любовником. Теперь, когда у нее наладилось жизнь, эта стерва неожиданно вспомнила, что скучает за дочкой.

Она желает забрать Элу обратно. В квартиру, где мы когда-то жили семьёй. В квартиру, где она теперь живёт со своим альфонсом. Сука. Бесит. Я до сих пор жалею, что пустил все на тормозах и что изначально не оторвал ей голову. Моя порядочность не дала это сделать это грязное дело. Мишка долго насмехался. Как впрочем, и сейчас продолжает это делать. У него отлично глаз наметан на женщин. Он изредка задавал мне вопросы на тему супружеской верности. Мне теперь даже не кажется, а я точно уверен, что он изменения в поведении моей жены заметил раньше.

Первая пара пролетела быстро и скучно. Вторая намечалась у третьего курса. Неглупые ребята, из большинства в будущем получатся неплохие экономисты. А остальные и так не пропадут. Корешок об образовании забросят в дальний ящик и будут искать лучшего заработка.

Подхожу к аудитории, ребята веселятся, смеются, спорят. Я же не спешу начинать пару, а стою в дверном приёме и пытаюсь писать ответное смс жене. В этот раз с долей нецензурщины. Достала.

Отправил, вошел в аудиторию и почему-то взглядом зацепился за Карташову. Да она уже себе нашла друзей среди сокурсников. Шустрая. Котов был прав, что с харизмой девушки совладать сложно. Небольшая сцена вначале пары меня немного расслабила. Девочка-катастрофа. Бойкая, ловкая, но почему-то одновременно со всем — временами неуклюжая.

Мои студенты сегодня меня радуют. Сидят тихо, без лишних острот и банальных уточнений. Неужели выражение моего лица настолько читается, и они понимают, что лишний раз не стоит меня задевать. И все бы закончилось сравнительно хорошо, если бы не протяжный звук, который издала Ева.

Я давно заметил, как на протяжении всего времени Батурин пытался отвлечь Еву от конспектов, она ловко ставила его на место, не издав и звука. Теперь же ее красноречивое «Фууу» эхом пронеслось по аудитории.

А вот дальше было очень интересно, игра в кошки-мышки активировала во мне азарт. Я внезапно возжелал собственными глазами увидеть то, что так сильно повлияло на эмоции Карташовой.

А я ведь ждал, что Батурин проявит себя героем, что возьмет огонь на себя. Не тут то было. Обмельчали парни. И куда только девушки на таких смотрят? Ничего положительного, кроме смазливой обложки нет в таких парнях. Но клюют же безмозглые куклы.

— Кто рисовал? — Впрочем, я знаю, что это не ее художества, но сам факт ее упрямства меня веселил все больше и больше.

— Ну, я и что?

Звенит звонок, но никто даже с места не сдвинулся, хотя обычно в считанные секунды никого нет в радиусе десяти метров. Я сжимаю в ладони картинки, и обвожу аудиторию взглядом. Белкина вся в предвкушении, она ждет расправы. Но, увы, ты — не зритель сегодняшнего представления, милая.

— Все свободны, Карташова остается здесь. Белкина, дверь закройте плотно, когда все выйдут из помещения.

Ребята сочувственно смотрят на Еву, которая только иронично улыбается. Хотя перед этим что-то шепнула на ухо Батурину. Тот побледнел и выскочил из-за стола, и один из первых покинул стены аудитории.

— Если кого-то застукаю под дверью — не допуск к экзаменам, все слышали?

— Больно надо, и не собирались, да зачем нам это, — слышу за спиной.

— И что ты этим добился?

Ева встает из-за стола и поправляет платье, ладонями проводя по изящной фигурке.

— А ты как думаешь?

Скалюсь, присаживаясь на край стола, вытянув руку с карикатурами вперед, чтобы внимательно рассмотреть художества Батурина. Вау, да фантазии у парня слишком шикарные. Только почему со мной в главной роли? Он не той ориентации? Мерзость.

— Настроение паршивое? Могу предположить, что тебе кто-то отказал, вот и бесишься.

— Ты же, надеюсь, не на себя намекаешь?

— Пффф, да я теперь знаю, что ты только подшучивать умеешь. Зачет тебе, ошибалась, ты не правильный, ты скучный.

— Ты ошибаешься, но я тебя в этом разубеждать не буду. К тому же ты специально себя ведешь со мной так дерзко. Я же вижу, что пытаешься задеть, как можно больше. Ты во мне видишь его?

Длинные ресницы Евы дрогнули, она внезапно покрылась розовыми пятнами, а из горла не вылетело ничего похожего на слова, только хрип.

— Эй, полегче, или взорвешься. Вы с ним продолжаете встречаться?

— Тебе какое дело?!

— Ну должен же я знать насколько раз хватит моего брата. Плюс ко всему хочу предупредить: на что-то серьезное с ним можешь не рассчитывать.

— Больно он мне нужен.

— Ну, судя по тому, как ты извивалась в его руках, могу сказать только одно: он тебя цепляет.

— Черт! — Рычит Ева, пальцами взъерошивает волосы, — Как же ты меня бесишь! Ты хочешь знать всю правду? А с братом не пробовал говорить?

— Он пытался рассказать историю вашей страсти, но я не нуждаюсь в подробностях вашей мышиной возни. Я видел достаточно.

— Так, стоп, тогда почему ты так активно болеешь за эту ситуация? Тебя что-то сильно зацепило?

Губы Евы расплываются в надменной улыбке. И я, кажется, догадываюсь о течении ее мыслей. Глупая девчонка.

— Меня наоборот слишком разозлила подобная сцена на моем столе. И я бы все забыл, только твое лицо постоянно напоминает о том, что могло бы быть, войдя в кухню дочь.

— Что?! Ты мне предлагаешь исчезнуть с твоих глаз или мне университет сменить?

— Вау, вау, Карташова, полегче, зачем столько страсти. Ты не пробовала вести себя не так вызывающе. Тебя же везде много.

— А может это у вас глаза только за мной следят? Может у вас с братом пожизненное соперничество, и вы привыкли делиться своими девками.

— Ну, что-то подобное мне брат предлагал, говорил, что ты — горячая штучка, но могу тебя успокоить — такие, как ты, не в моем вкусе.

— Какие такие? — Она еще больше накаляется, вижу, как часто приподнимается ее грудь, как раздуваются ноздри, а зубы кусают нижнюю губу.

— Доступные, — лениво пожимаю плечами и выдерживаю ее взбешенный взгляд.

— Я больше к тебе на пары не приду!

Ева дрожащими руками собирает вещи в сумочку, я же не спешу заканчивать разговор. Вижу же, что зацепило ее конкретно, вижу боль в ее глазах. Что это?

— Ты же знаешь, чем тебе это грозит.

— Да пофиг, зато тебя не буду видеть!

Она останавливается напротив меня и вырывает клочки бумаги из моих пальцев, да я и не держу.

— Постой, — беру Еву за запястье, чтобы задержать, двумя пальцами ныряю ей в зону декольте и извлекаю клочок бумаги побольше.

— Ты что себе позволяешь?! Отдай!

Я поднимаю руку выше, девчонка пытается достать, но я держу ее на расстоянии, сам же внимательно изучаю карикатуру. А у Батурина хорошие способности к художеству, кажется, парень ошибся профилем. Да и я похож как две капли воды, а Карташова с дневником, стоя на коленях, скорее катит на порочную ученицу, чем на двоечницу.

— Оставлю себе на память, — сверкаю глазами, смотря на взъерошенную девушку, а потом прячу клочок бумаги в карман брюк.

Ева действует молниеносно, вжимается в мою грудь, а ее рука ловко пробирается мне карман. Я успеваю перехватить девушку за локоть, чтобы она вновь не споткнулась и не упала к моим ногам.

— Дневника нам не хватает, — смотрю ей в глаза хмуро, когда понимаю, что в кармане эта девица слишком долго задержала свою руку.

Ева

Все, что было изначально обычным стебом, перевалило во вселенский срач. Он намерено меня затрагивал! В какой-то момент я действительно остановилась на мысли о том, что Раевский постоянно делает отсылки к тому случаю. К чему бы это? До сих пор болеет за психику дочери? Но я же не виновата! И я ему пыталась не раз об этом сказать, но мои слова пустые для него.

Наш разговор разжег во мне недетские страсти и желание провалиться под землю. А еще запрятаться так далеко, чтобы не видеть его надменный взгляд, которым прожигал внутренности, заставляя испытывать палитру непонятных мне чувств. Решено: на пары к нему меня кнутом не загонят. Теперь я отчетливо понимаю, что Раевский мстит. Он ведь знает, что я новенькая здесь, но своими натянутыми придирками он полностью разбивает в пух и прах мое становление в этом коллективе. Он добивается того, чтобы я исчезла? Ничего не скажешь, хорош мужик. Зачет ему и слава.

Разговор закончен, лично для меня. Препаршивое настроение даже не восстановит огромная коробка конфет и бутылка вина. Я не знаю, что именно мне в данный момент нужно, чтобы укротись собственное упадническое настроение. К черту пары, к черту всех и вся. Мне сейчас совершенно все равно на то, какой я буду выглядеть в глазах ребят. Этой грязи мне достаточно.

Уйти поспешно не получилось. Раевский совершенно не контролировал то, что делал. Это наглость вот так, без разрешения проникать в ложбинку между грудей и с надменной улыбкой там тыкаться пальцами. Меня словно током прошибло, и если бы не злость, клокотавшая внутри подобно вулкану, я бы, наверное, протяжно выдохнула и сжала ноги, пытаясь удержать нахлынувшее приятное томление между ног. Но здесь уже дело принципа. Он не имеет права так издеваться надо мной и распускать руки.